Зарождение

      Гремящий шум бензопилы с лёгкостью заглушал любые звуки, существовавшие обособленно. Стрекотание кузнечиков, железную дорогу и жалобный собачий вой… Вакуум однотипных звучаний накрыл Хьюитта с головой. Не было слышно ничего, кроме толстой ветки, трескающейся от разлома, и ровного жужжания двигателя. Том, крепко держась за прорезиненную ручку, направлял металлические зубья поперек одного из сучьев раскидистого дерева. Поздний вечер приобрел запахи смолы, светлой стружки и опилок. Безмятежный ветер развивал черные кудри Тома, а его южный загар в тени выглядел темнее обычного. Прозрачная синева принимающегося заката напоминала ему о Салли. Солнечные полосы, постепенно растворяющиеся во тьме, притворялись ее блондинистыми локонами, а изгибы молодых ветвей, как и её тело, отличались изящностью и грациозностью. Все в ней дышало красотой. Склонность к истерии и паникерство теперь казались Томми весьма милыми человеческими проявлениями. В его воспоминаниях Салли не стерва и невротичка, а вполне живой, яркий и акцентный человек. У нее свое лицо и свои чувства, которые она не стеснялась выражать, ведь она — не мертвец, с которыми Хьюитт привык иметь дело. Салли — свистящий, во всю бушующий ураган, похожий на тот, что запер их однажды в одном доме. Том про себя удивлялся ее открытости и легкости. Ее страх был у всех на виду, и она не прятала его подальше, как это делал он сам. Салли, словно горная газель, делала шаг, оглядываясь по тысячи раз в поисках опасности. Смелость помешанная со страхом имела непонятную для Хьюитта природу. Он пытался найти ключ к ее мировосприятию, прокручивая в голове фразы и жесты, постепенно додумывая новые смыслы и значения. Жажда встречи, свежих мыслей и броских взглядов выжигала дыру в его груди. Во время своей последней вылазки в город Том, сам того не замечая, взглядом отыскивал тонкие, покрытые аккуратной россыпью веснушек, плечи. Чувство, которое раньше был совсем незнакомо, грызло и скребло изнутри. Том тосковал. Раньше ему казалось, что ощущение это присуще лишь ждущим хозяев собакам, которых крепко-накрепко привязали на веревку возле магазина. Теперь его, вольную свободолюбивую птицу, посадили в клетку собственных желаний и развязных мыслей. Закрывая глаза, он видел, как Луна отражала свечение ее фарфоровых бедер, а длинные руки, покрытые мелкой сеткой полупрозрачных вен, тянулись к звездному небу, открывая вид на слегка выступающие ребра и обнаженную грудь.       Задумчивость Тома развеял двойной гудок автомобильного клаксона. Машина шерифа остановилась неподалеку обильно выкрашенного белой краской забора. Фары подсветили крупные капли росы, что засверкали под натиском прямых лучей. Водитель заглушил двигатель. Том, не поворачивая туловища, направил взор в сторону непрошеного гостя. — Томас Браун Хьюитт? — с вопросительной интонацией выкрикнул офицер. — У меня к вам есть пара вопросов…       Аккуратно присев, Том приземлил бензопилу на подушку из плотного, затвердевшего грунта. Приподняв подбородок, он оглядел шерифа с ног до головы. Его позолоченный жетон и светло-бежевая форма, напомнили ему о Тоби Миллере, недруге, упокоенном в чужой могиле на городском кладбище. Миллер-старший в отличие от сына обладал густыми каштановыми усами и более широким расположением плечей относительно тела. В остальном же они были весьма схожи — пренебрежительный взгляд, насупленные брови и злоба, красной аркой обрамляющая белки глаз.       Шериф выглядел старше своих лет. Горе, обрушившееся на его плечи, беспощадно изрезало морщинами загорелое лицо. Порыв ветра донес до Хьюитта информацию о том, что офицер беспробудно пьет, хоть и пытается скрыть факт употребления алкоголя от начальства, без конца пожевывая мятные леденцы. Следы ожогов от сигаретных окурков на руках пели песни о том, что страдания его ни на миг не утихли. Скорбь бурила огромную скважину в его сердце.       Миллер-старший стоял, подбоченясь, пока Томми собирал в кучу распиленные ветки. Пыльца от золы, что летела в сторону, как развеянный прах покойного, напомнила ему о сыне. О самом большом несчастье — потери ребенка. Офицер сжал кулаки до онемения. — Хьюитт, заканчивай. — подал голос шериф. — Есть разговор… — Говорите, офицер, — Том рукой указал на шалаш из ветвей под ногами. — Работы много.       Миллер-старший сделал четыре больших шага навстречу мужчине. Его сжатые от недовольства губы совсем скрылись за занавесом усов. Лицо помрачнело и покрылось складками. — Вы, конечно, осведомлены о том, что вчера на скотобойне был обнаружен труп, — шериф потянулся в карман за черно-белой фотографией. — Вашего коллеги — Билла Райта. Местного ветеринара.       Том взял карточку с фото в руки. Улыбающееся лицо университета Бейлор больше не вызывало чувства жгучей ненависти. Райт выглядел счастливым. Наверняка в этом году завоевал золотой кубок по игре в бейсбол или попал на доску почета. Смахнув пальцем крошки земли, случайно попавшие на снимок, мужчина вручил его хозяину. — Я ничего не знаю об убийстве Билла, — Том потёр влажную от пота шею рукой. — Понятия не имею, что произошло…       Офицер, молча положив фото в отсек бумажника, окинул Хьюитта оценивающим взглядом. Томми стоял, слегка покачиваясь от слабого вечернего дуновения ветра. Шериф чувствовал себя пассажиром Титаника, который полным ходом шел прямо на огромный непоколебимый айсберг, размером с несколько морских кораблей. Итог этого столкновения очевиден, однако пути назад не было. — Так вы не видели мистера Райта в день несанкционированной забастовки, которую устроили работники бойни? — Шериф заглянул вглубь темно-карих глаз. — Это же был ваш первый рабочий день после двухнедельного отпуска.       Плечи и грудь мужчины приподнялись, когда он сделал глубокий вдох. Воздух стал сырым и теперь распространял запахи перегноя и ненависти. Губы Тома чуть дрогнули, однако он не осмелился улыбнуться. Это было бы слишком по-хамски. — Я уже в числе подозреваемых, шериф? — густым басом произнес Хьюитт. — Я просто задаю вопросы, — Миллер-старший открыл черную папку с материалами по делу. — Убийства особой жестокости, кажется, стали обыденностью для нашего города. Сейчас у следствия появился шанс сузить круг подозреваемых до работников коллектива жалкой скотобойни. Возможно, уже много лет убийца работает бок о бок, например, с тобой, Томми… — Мое имя — Томас, — перебил шерифа мужчина. — Разве что ваш любимый сынок, сопляк Тоби, звал меня иначе.       Лицо шерифа покрылось рудиной рябью изумления, смешанного со злобой. Том был безэмоционален. Хотя, Миллеру-старшему показалось, что тень надменности пронеслась под плотной тканью его маски. — Я знаю, что ты имеешь к этому отношение, Хьюитт, — предусмотрительно положив руку на кобуру, произнес шериф. — Проедешь за мной, в отделение до выяснения обстоятельств. — А орден на арест у вас при себе, офицер? — хватаясь руками за увесистые ветви, спросил Том.       Следующим маневром Миллера-старшего был бы впечатлен главный герой самого нашумевшего боевика тех лет. Пока Том медленно тянулся за ветвями к земле, к его виску направили заряженный кольт 1911. Перед этим Хьюитт успел рывком завести бензопилу. Однако отчетливо услышал щелканье рычага предохранителя над правым ухом, и края его губ слегка потянулись вверх. Сердечный ритм оставался чистым и ровным, как течение бурной реки. В глазах отражались ясность мысли и полное отсутствие страха. — Против закона идем, шериф? — не поднимая головы, произнес Том. — Мне не нужен закон для того, чт…       Его монолог прервал шаркающий звук сопротивления резиновой шины и каменистого асфальта. Небольшой фургон зеленоватого оттенка остановился неподалеку от деревянного полусарая Хьюитта. Фары машины потухли, а Миллер-младший ощутил точечный, резкий удар по кистям рук. Пистолет в миг отлетел в сторону, и глухо приземлился на землю, как подстреленная во время охоты дичь. Мелкая слабая дрожь разнеслась по всему телу шерифа. Его взгляд вдруг поймал бензопилу, поднятую Хьюиттом за мгновение, не поддающиеся счету в секундах. Шериф взвыл от адской боли и удивления, когда острые металлические зубья машины вгрызались в мягкую живую плоть его тела. Горячие струи крови вместе с розовыми внутренностями багровым водопадом хлынули вниз, пачкая светлые брюки и темную обувь. Машина встречая сопротивление в виде одежды и костей издавала трескающие звуки, которые Тому запомнились на всю жизнь.       Спустя пару секунд тело шерифа навзничь упало на землю. На его бледно-сером лице застыла гримаса ужаса, а в кулаках виднелись молодые побеги травы, что он сорвал, страдая в предсмертных конвульсиях. В стеклянных глазах шерифа медленно поплыли рваные сизые облака. Его сердце перестало перекачивать кровь. Запах свежей плоти сильно ударил по обонянию Тома, пока разбушевавшийся ветер трепал одежду, как корабельный парус в открытом море. Хьюитт вышел из ступора. Тело его слегка потряхивало от напряжения. Почувствовав на себе знакомый испуганный взор, Том приподнял голову. В вечерней полутьме были видны короткие блики склер его глаз на угольном фоне волос, небрежно разбросанных по лицу. — Привет, Салли, — бросив пилу на землю, кивнул Том.       Девушка стояла на одном месте не двигаясь и, кажется, абсолютно не дыша. Ее светлые брови образовали тугую морщину ужаса на лбу, а под округлившимися глазами проступили серые пятна. Кровь, медленно стекающая по металлической цепи пилы, окрасила зеленую траву. Салли боязливо оглядывала бездыханное тело, стоя как вкопанная в землю. Холодный шквал ветра, появившийся из неоткуда, распустил убранные за уши светло-медовые локоны. В этот момент, Тому показалось, что Салли — ангел, спустившийся вниз, по его душу за многочисленные смертные грехи.       Самостоятельно выйти из забытья девушка не могла, а поэтому Том, решил сделать пару неспешных шагов в её сторону. Никакой реакции. Он рассчитывал на то, что она бросится звать на помощь или бежать прочь, но она просто стояла на одном месте. Подойдя вплотную, Том аккуратно ухватил девушку за запястье. Салли подняла голубые глаза, проникновенно вглядываясь в несовершенные очертания его лица. Спустя пару секунд переглядывания они поняли друг друга без слов. Салли вновь уселась на пассажирское сидение минивэна, а Том оказался за рулем. Уезжая прочь, Салли метнула взгляд в зеркало заднего вида, а затем протерла глаза, ведь ей показалось, что мёртвый шериф встал на ноги и помахал ей вслед посиневшей кровавой рукой.       Тем временем цифра на спидометре превысила критическую отметку. Салли не могла произнести и звука, не оправившись от шока. Внутри все еще господствовал парализующий страх. Сейчас у неё в распоряжении был лишь язык тела, который по какой-то причине, не подчинялся инстинктивной боязни, охватившей тело и разум. Она сжала руку Тома в районе предплечья. Почувствовав подушечками пальцев сухую шершавость ссадин и шрамов, Салли метнула взгляд на открытый участок его кожи. Вся рука, до локтя, была истерзана абы как затянувшимися порезами, явно появившимися не случайно. Том посмотрел на девушку и сбросил бешеную скорость до разрешенной отметки на данном участке дороги. Глубоко вздохнув, Салли произнесла одну единственную фразу, хриплым приглушенным голосом: — Спасибо, Том…