Случайная концовка

Братишкин никогда не задумывался о том, что будет дальше, каждый день — это лишь ожидание чего-то. Он пускает слюни, порой буквально, засыпая под его стрим. Он смотрит на Хесуса, говорит с ним, в эти моменты он чувствует себя идеально, так хорошо. Но потом вспоминает, что не может, не должен так, и злится, его переклинивает. Из страстного, горячего и искреннего у них лишь споры, ссоры, очередной конфликт по расписанию. Вова злится ровно до того момента, когда Хес в очередной раз с ним заговаривает, в очередной прощает. Ему не всё равно, это греет, это заставляет загораться робкой надежде, светиться улыбке. Настоящие проблемы появляются, когда Братишкин начинает задумываться, а что будет? Какие у него шансы? Никаких, совершенно никаких. Хесус самый гейский гей в жизни Вовы, красивый дохуя, с голосом, что хрипит в трубке рано утром, недоступный, непозволительно привлекательный. Поэтому, когда Вова думает, он представляет самые ужасные концовки. Что ему светит? Презрение? Неловкий отказ? Он представляет его лицо в этот момент, по-смешному удивлённое, и аккуратно подбирая слова, он отказывает. Хесус точно будет осторожным и тактичным в словах, он не как Вова, не будет посылать нахуй за чувства, пусть и неуместные. А может не захочет даже говорить? Заткнёт на полуслове, не дослушав, выставит за дверь. А если они будут не одни? В кафе, баре или ещё где? Он точно не устроит скандал, но и может попробовать уйти от ответа. Братишкин пытается перестать об этом думать, с каких пор он представляет, как раскрывает свои чувства? Ну, дрочит он на пожилую башню, похуй, с кем не бывает? Это не значит, что он на что-то надеется, на что-то большее чем токсичная дружба. Сейчас он может его называть своим всем, что придумается. А если Вова то единственное, что есть, разрушит, будут ли они всё ещё вместе в той выдуманной вселенной, где всё хорошо, где они вместе оказываются иногда не просто в постели, а в жизнях друг друга. Тогда будут писать душещипательные истории о том, как они, несмотря ни на что, возвращаются друг к другу, отчаянно будут их мирить. А в реальности у Братишкина больше не будет друга, потому что он еблан, который умудрился влюбиться. Вова нажимает на звонок неуверенно, в голове слишком много мыслей, словно в визуальной новелле он пытается понять, что же по ходу игры у него удалось натыкать и какие остались варианты. Если бы он на самом деле был в новелле ему бы не светило ничего, так что это даже к лучшему, но из-за этого концовок столько, одна хуже другой. Хорошая плохая концовка, где Хесус просто вежливо отказывает, сейчас самая желанная, ничего лучше Братишкину в голову не приходит, остальное по нарастающей хуже. Хесус открывает дверь, ошарашенно смотрит на неожиданного гостя, тот не предупреждал, что придёт. — Вова? Ты чего это вдруг? — Я… — Братишкин с порога пытается вывалить всё, даже не успев зайти в квартиру. — Я хотел сказать, что… — Ты зайди хотя бы. — перебивает его Хес и за руку заводит в квартиру. — Раздевайся. — До трусов? — растерянно уточняет Вова, застывая посреди прихожей. — Я ж не доктор… Трусы тоже снимай. — Хесус игнорирует пристальный взгляд и уходит по коридору. — Может мне что-то приготовить или попить хочешь? — Не, мне кусок в горло не лезет. — Ладно, тогда?.. Братишкин нервно стягивает с себя куртку и кроссовки, проходит вместе с Хесусом в гостиную, стараясь собраться с мыслями. Продолжает молчать, поэтому Хес смотрит на него в ожидании, чем давит невольно. — Что у тебя случилось? — прямо спрашивает Хесус, не утерпев. — Ничего! — резко отвечает Вова, дёрнувшись, зажимает свои руки коленками и отводит взгляд. — Просто… Ну… — Говори, даже если хуйню полнейшую сделал, я помогу. Братишкин в этом вообще не уверен, но бесстыже расплывается счастливой улыбкой, смотрит на него и понимает, почему влюбился в светлый взгляд, в мягкую улыбку, чуть менее ворчливый характер, чем у него самого, добрый, отзывчивый, даже слишком отходчивый. Хес для него идеальный, всегда был, даже со старым носом или вечными белыми штанами. Сейчас он изменился, но чувства к нему у Вовы всё те же. — Я люблю тебя, Хес. — сообщает Братишкин, сжимая его ладонь в руках, заглядывает в глаза и натянуто улыбается. Хесус хлопает глазами удивлённо, смотрит на их руки, на румяные щёки Братишкина, на нервно дёрнувшийся кадык у него на шее, на большие серые глаза, которые блестят в ярком белом свете ламп. — Чо? — в итоге переспрашивает Хес. — Алексей! Я вас люблю, дрочу на вас! — вдохновлённо заявляет Вова. Хесус зажимает ему рот руками, пока оттуда ещё что-нибудь не вылетело, и так достаточно вылезло. — Серьёзно? — уточняет Хес, и Братишкин кивает без возможности отвечать. — Так, любишь значит… Вова прикрывает глаза, чуть отклоняется назад и трётся носом об его ладони, томно смотрит из-за них. Хесус отдёргивает руки и хмурится, нервничает, облизывает сухие губы и отводит взгляд. Братишкин не может оторваться от разглядывания Хеса, каждой меняющейся эмоции на его лице, как будто видит движения его мыслей в голове. А там… Как бы помягче отказать, как сказать всё правильно, не дать лишней надежды и всё такое. Вова отодвигается подальше, диван под ним чуть скрипит кожаной обивкой. — И ты… Хочешь встречаться со мной? Или что? Для чего ты это рассказал? Ты же понимаешь, что сейчас я не могу ответить ничего? — заваливает вопросами Хесус. — Я не знаю, что сказать. — А? Да я… Вообще ничего не хотел. — растерянно отвечает Братишкин. — Нет такого, что я надеялся уломать тебя на что-то. — Тогда что? Что мне делать с этой информацией? Попробуем встречаться? — Чего?! В смысле… Прям парой стать? Я думал… — Что думал? Ты похоже ничего не думал. Мог бы, не знаю, поухаживать сначала, а не вываливать признание мне на голову. — А если я поухаживаю, то ты полюбишь меня? — с надеждой спрашивает Вова, снова придвигаясь ближе. — Долбаёб, блять. — фыркает Хесус и гладит его по голове. Братишкин резко подаётся вперёд и обхватывает его руками, крепко обнимая и прижимаясь щекой к его груди. — Хес, что ты чувствуешь? Хесус молчит пару секунд, и прежде чем Вова, отчаявшись, собирается его отпустить, тот обнимает его в ответ, робко опустив ладони ему на спину. — Отзывается, Вов, что-то во мне отзывается на твои чувства. Но я не уверен, что это то, чего ты хочешь. — тихо говорит Хес. — А если я тебя поцелую? — уточняет Вова, чуть отстранившись, чтобы посмотреть в глаза. Хесус резко сжимает в кулаки его кофту и поджимает губы. Они близко, чертовски близко, они никогда не были настолько близко, ещё и так долго. Но Братишкин не решается что-то сделать без разрешения. — Можно? — тихо, шёпотом, чувствуя, как мелко вздрагивает Хес от мурашек по телу. — М… — Хесус прижимается лбом к его лбу, хмурится, размышляя, и отвечает едва слышно. — Да. Вова мягко чмокает его в губы, ждёт секунду, когда тот их расслабит и приоткроет, и прижимается чуть сильнее. Он и не знал, что мечтает об этом, что хотел вот так скользить поцелуями по хесовским губам. Братишкин нежно проводит ладонью по его щеке, прижимаясь ещё ближе, не углубляет поцелуй больше, лишь посасывает его нижнюю губу, да и Хес не спешит отвечать. Ответь. Ответь. Ответь, пожалуйста. Вова в безысходности обвивает руками его за шею, зарываясь пальцами в волосы у него на затылке, и тихо стонет от нетерпения, как же у него от этого стоит. Ещё бы ближе, теснее, обнажённой кожей об кожу. Хесус отстраняется, ловит ртом воздух и утыкается носом ему в щёку, Братишкин поэтому не пытается поцеловать его снова и терпеливо ждёт. Но он наклоняется, прижимаясь к его шее, кожа на ней горячая, Вова облизывает её языком, целует, посасывает, забираясь носом под воротник. — Вов… — вздыхает Хес, ему в макушку, скользит руками по спине и выгибается, приподнимая подбородок. Братишкин заваливает его на диван, забирается руками под кофту, кусает чувствительную кожу под подбородком. — Блять! Стой. — Хесус упирается ему в грудную клетку локтем и натягивает свою кофту вниз. — Подожди. — Подождать? Я подожду, но что будет потом? — спрашивает Вова, нависнув над ним, и кусает свои влажные губы, разглядывая его лицо. — Ты сказал только про поцелуй. — Так я только и целовал. Ничего такого. Хесус фыркает и снова пытается оттолкнуть Вову, который наклоняется ближе. — Я ведь даже не прошу тебя отвечать на мои поцелуи. — огорчённо бормочет Братишкин и трётся щекой об его плечо. — Но ты хочешь. — Это плохо? Хес отрицательно качает головой, отодвигается в сторону, опасно покачиваясь на краю дивана, поймать его взгляд Вове тяжело, и он придерживает его, обхватив за бок. — Твой… Ну… — бормочет смущённо Хесус, облизывая губы и сглатывая. — Мой? — спрашивает разморённый Братишкин. — Твой… М… Блять! Хуяка твоя в меня упирается! Вова так резко отстраняется, что чуть сам его с дивана не сталкивает, зажимает свой пах рукой, конечно, он знал об этом, но не думал, что Хесус так легко заметит. — И что? Обязательно обращать на это внимание? — злится Братишкин, краснея до кончиков ушей. — Это, нахуй, меня пиздец как волнует, невозможно не обращать внимания. — ворчит Хесус, но не уходит, продолжает лежать рядом и прижимает ко лбу ладонь. — Типа, он такой впечатляющий, что ли? Что покоя тебе не даёт? Хес стреляет в него недовольным взглядом, старается не опускать глаза ниже, снова скользит языком по своим губам и опускает ладонь ему на покрасневшую щёку. — Придурок. — ругается Хесус и тянется вперёд, прижимаясь к его губам. Вова чуть не воет от восторга, ощущая, как чужой язык проникает ему в рот, у него горит лицо, и он задыхается. У него в штанах теперь гораздо теснее, поэтому он лезет в трусы Хеса. — Сука! — ворчит Хесус, хватая его за руку, тянет зубами за нижнюю губу и тяжело дышит. — Что б всё по-честному было, и у нас обоих стояло. — поясняет довольно Братишкин и продолжает ласкать его член кончиками пальцев. — Не будет у меня… Блять. Блять! Вова старается, целует в шею, в губы, и обхватывает стремительно твердеющий член в ладони. Хес хватается за его плечи, толкается бёдрами ему в ладонь и тихо постанывает. Они возятся, каким-то чудом не свалившись с дивана на пол, и беспорядочно целуются. Братишкину очень надо съязвить, но он продолжает молча дрочить, пока Хесус не кончает ему в ладонь. — Молодец какой. — ласково шепчет Вова и чмокает его в лоб и кончик носа. — Завали. — фыркает Хес, всё ещё подрагивая. — А мне подрочишь? — Охуел? Сам себе дрочи! — Ладно. — грустненько соглашается Братишкин, наконец, вытаскивая руку из его штанов, та всё ещё испачкана в сперме. — Подрочу себе твоей кончой. — Фу! Блять. Вова спускает чистой рукой свои штаны, обхватывает член и сдавленно всхлипнув двигает ладонью. Хес наблюдает за ним затуманенным взглядом, не отрываясь, что смущает Братишкина, который это всё и затеял. — Вов, ну ты и изврат. — выдыхает Хесус и оглаживает обнажённый бок под задравшейся кофтой. — Это ты изврат, вуайерист, сука. — бормочет Вова, у него каждая мышца в узел сжимается от чужих касаний. Хес вжимает его в спинку дивана, засасывает и обхватывает его ладонь своей. Не ожидавший такого Братишкин плывёт моментально, не успевает отвечать на поцелуи, сбивается с ритма, и Хесус отталкивает его руку, заменяя её полностью своей. То, как двигаются тонкие нежные пальцы по твёрдому члену, доводят до исступления. Вова заглядывает в голубые глаза и кончает на старую башню снова, как много раз до этого, только теперь хесовские руки на нём по-настоящему. Хес отодвигается, освобождая место для запыханного парня, поднимает руку, разглядывая белые подтеки между пальцев, резко выпрямляется и садится. — Блять! Блять! Сука! Пиздец! — потоком матерится Хесус, вставая и отходя в сторону, он брезгливо трясёт рукой, забрызгивая всё вокруг спермой. — Хес? — робко зовёт Братишкин, стыдливо пряча член обратно в штаны, до этого момента он не задумывался о том, что они творят, а сейчас ему пиздец стыдно. — Прости. — Ты-то тут причём? — Я… Я это начал, хотя знал, чем всё обернётся. — Подожди. — Хес трёт переносицу пальцами, пытаясь собраться. — Погодь. Вова садится, обхватывая коленки руками, и выжидающе на него смотрит. Хесус проходится по комнате, берёт со столика салфетки, бросает пару штук Вове и вытирает руки. Братишкин не знает с чего начать, ему сказали подождать, и он ждёт послушно. Тело ещё не оправилось после оргазма, он с трудом не растекается по дивану безвольной массой. Хесус садится на кофейный столик перед диваном, откашливается в кулак, но чувствует от рук запах и отдёргивает их от лица. — Я… Не хотел, прости. — извиняется Хес. — За что ты извиняешься? — устало спрашивает Вова. — За то, что так резко отреагировал. — И не должен был по-другому. — Намекаешь, что я не хотел? Если бы я не хотел, то и не сделал, ясно? Просто я не ожидал, что захочу и так сильно. Братишкин неверяще на него смотрит, не совсем понимая, о чём они говорят. Вова двигается вперёд, опускает ноги на пол и сжимает его коленки руками. — Тебе понравилось? — Я ведь кончил от этого? — саркастически спрашивает Хесус и сталкивает его руки. — Я люблю тебя, старый. — Братишкин наваливается на него, упирается коленкой в стол, обнимая Хеса за плечи, и целует. Под их весом столик опасно потрескивает, Хесус придерживает Вову, отодвигает его назад, не разрывая поцелуй, сажает обратно на диван и садится к нему на колени. Они продолжают целоваться, и теперь уже Братишкин смелеет, стягивает с него кофту, и Хес даже не сопротивляется этому. Хесус утыкается носом ему в лоб, скользит по его плечам ладонями и ёрзает задницей. — Хес… — шепчет Вова, целует его плечи, ключицы, шею. — Хес, нам нужно дождаться второго свидания или?.. — Нахуй. — ёмко отвечает Хесус, сжимает ладонями ему щёки и целует. Братишкин улыбается в поцелуй, опускает руки ему на бёдра, проводит до ягодиц, сжимая их, и тает от того, сколько Хес ему позволяет. Он поверить не может, что Хесус так хорошо целуется, или ему просто нравится, потому что это он? Нравилось бы просто лизаться языками? На Хесе нет кофты, и Вова может водить руками по обнажённой коже, просовывать пальцы под резинку боксеров, торчащих из-под приспущенных штанов, оторваться на мгновение от губ и прикусить ключицу, шумно втягивая носом воздух. Он упускает тот момент, когда Хесус начинает нетерпеливо тереться об его живот, сильно прогибаясь в спине, когда и сам начинает чувствовать, что кое-что в него упирается. Это тоже восторг, было невозможно представить, что его так будет радовать то, что на него у парня встал. Но если этот парень… Братишкин поднимает голову, разглядывает раскрасневшееся лицо Хесуса, безмолвно хватающие воздух распухшие губы, следы от поцелуев на ключицах и шее, он очень красиво раскачивается на его коленях, он очень красиво делает всё, даже злится, а сейчас он так возбуждён. — У тебя снова встал. — сообщает Вова и наглядно сжимает его член через штаны. — А я думал, у стариков так часто не встаёт. Хесус открывает глаза, те яростно сверкнув, обжигают, режут прямо от солнечного сплетения вниз до паха, где до боли сильно отзывается кое-что ещё. Хес хватается за его ладонь, прижимая её к себе сильнее, наклоняется вперёд и медленно двигается, потирается об их руки. Вова возмущённо фыркает ему в плечо, сдавлено скулит, когда тот начинает тереться об его пах тоже, этого теперь недостаточно. — Хес, я хочу больше. — бормочет Братишкин, крепко сжимая его плечо. Хесус отстраняется резко, оттягивает его штаны с бельём, заглядывая вовнутрь, бесстыдно разглядывает покрасневший от напряжения член и облизывает губы. — Я сосать не хочу. — Блять, я не об этом. — смутившись, поясняет Вова и пытается прикрыть срам от внимательного взгляда. — Чо ты смотришь? Там ничего нового нет. — Всё-таки ты бреешься. — задумчиво говорит Хес, оглаживая чуть шершавый лобок пальцами. — Бля, хватит пялится, долбаёб! — И ты собираешься в меня его засунуть? Или наоборот? Вова вспыхивает, забывая все слова, даже работающий в любых случаях мат, уже настойчивее натягивает обратно штаны, и негодующе открывает и закрывает рот. — Вова! Отвечай. — требует Хесус и хитро ухмыляется. — Хочешь меня трахнуть? — Я тебя реально трахну, если будешь так базарить! Это провокация! — сердится Братишкин, сгорая от смущения. — Разве я против? — Правда не против? — Мне не нравится то, насколько ты не уверен. Может не стоит тогда? — Ты надо мной издеваешься? — Не-ет. — тянет Хесус с улыбкой. — С чего ты взял? — Сука ты, да, я неопытный и что? Это преступление? — возмущается Вова, нервно дёргая коленкой. — Нет, конечно, нет, Вов. — в качестве извинения Хес чмокает его в губы, прижимаясь к ним чуть дольше. — Может просто не сегодня? — А ты не хочешь сегодня? Завтра я опытнее не стану, имей в виду. Хесус смеётся, слезая с его колен, тянет за руку, поднимает с дивана и, приобнимая за талию, целует. Братишкин готов за ним на край света, хоть пока тот ведёт его всего лишь в спальню. — Мне, наверное, нужно тоже снять… — спохватившись, говорит Вова. — Я помогу. — ласково сообщает Хес, неспешно снимает с него кофту, целует голое плечико и оглаживает руками торс. Они стоят посреди комнаты, и Братишкин в принципе стоит с трудом, его прошибает током по всему телу. И он не понимает, что собирается делать Хесус, который самозабвенно расцеловывает его шею, оттесняя к кровати. — Хес, если это на один раз, я не хочу. — говорит Братишкин, упираясь ему в плечи руками. Хесус заглядывает ему в глаза, целует в лоб, в переносицу, отвлекает поцелуями и касаниями. Вова млеет, забывая свои возмущения, но ненадолго. — Я серьёзно. Хес не должен понять, что Братишкин готов сделать для него всё что угодно, приходить по первому зову, из него верёвки можно вить сейчас. — Я тебе уже всё сказал. — напоминает Хесус и отстраняется, но руки с его боков не убирает. — То, что у тебя что-то отзывается, ещё ничего не значит. — Я не наебу, Вов. Я дам тебе столько, сколько смогу. Мы попробуем. И Вова верит, укладывает Хеса на постель, просовывая руки ему в штаны, целует мягкие губы. Он не верил, что смог бы когда-нибудь коснуться, в его очивках баллов не хватило бы даже на самую простую безболезненную концовку. А сейчас он скользит губами по желанному телу, втягивает носом его запах, сводящий с ума, горячий, податливый, Хес зарывается пальцами в его волосы и выгибается, тихо скуля. — Я хочу тебя, Вов. — шепчет Хесус. Братишкин замирает, удивлённо поднимая взгляд на раскрасневшегося парня, который, понимая, что сказал, прячет лицо в ладонях. — Правда хочешь? — уточняет Вова, подтягивается вверх, тыкается носом ему в щёку и облизывает. — Блять. — вздыхает Хес, теряясь в словах. — Потому что я тебя хочу пиздец. Хесус цепляет его за подбородок и целует. Одежду они стаскивают друг с друга, не прерывая поцелуй. Братишкин внимательно разглядывает Хеса, сомневаясь в его уверенности, говорить-то он может что угодно, а Вова уже наделал всякого, за что ему будет стыдно, когда-нибудь потом, сейчас это чувство притупляется волной нежности и возбуждения. Хесус соблазнительный и красивый, источает тепло, Братишкин утыкается носом ему в шею, сердце стучит уже где-то в ушах, его сносит к хуям. — Вов, обниматься можно и в одежде, а ещё после. — сообщает Хес, впиваясь пальцами ему в спину. — А ты уверен, что у нас будет после? — уточняет Вова, чмокая его за ухом. — Что-то я не думаю, что мы умрём от этого, или я о тебе что-то не знаю, и ты самка богомола? Братишкин хихикает и ныряет вниз, царапает зубами разгорячённую кожу, прикусывает твердеющий на языке сосок, он скользит руками вниз, сжимает хесовские бёдра в ладонях, прижимая их к своим бокам. Ему макушку треплет свистящие выдохи Хесуса, который так старается подавлять стоны и лишь мелко дрожит. — Я чувствую, как бьётся твоё сердце, очень быстро. — шепчет Вова, прижимаясь щекой к его груди. — Это ты своё слышишь. — отнекивается смущенный Хесус. — Тогда они бьются в унисон. — Братишкин довольно улыбается, поднимая голову, сверкает искренностью в глазах. Хес убирает с его лба светлую чёлку, гладит по щеке, которой он трётся словно кот об его ладонь. Хороший, сейчас он такой хороший, к нему тянет, ему хочется довериться, узнать, каким будет токсичный вредный Братишкин в отношениях с ним, но быть с ним в отношениях это в принципе ебланизм. Хесус забывает обо всём, когда Вова весь красный, тяжело дышащий проводит смазанными пальцами между его ягодиц. Это странно, смущает, но тот делает это так, что Хес глотает вздохи, извивается от пронзающего резкого чувства, он никогда не задумывался как это, когда пальцы внутри, стоило догадаться, если спрос есть, это что-то да значит. И значит дохуя всего, Хесус впивается пальцами в Вовины плечи, всхлипывает и прикусывает нижнюю губу, это ведь самое начало, самое начало всего, что они могли бы попробовать вместе. Братишкин, потонув в своих ощущениях, не сразу обращает внимание, как реагирует Хесус на его действия, не просит остановиться и вообще подозрительно молчит. Вова наклоняется вперёд, целует его в щёку и слушает рваные выдохи. — Хес, ты уверен, что мне стоит продолжить? — спрашивает Братишкин, вставляя в него второй палец и ощущая, как тот тесно его зажимает. — Да! — неожиданно громко отвечает Хесус и отворачивается, пряча лицо в локте. — Вов… Вова сглатывает, перестав дышать на мгновение, он его таким никогда не видел, а когда представлял, то всегда уверенным, развратным, что у него бы уши горели от его слов. А в реальности это Хес горит от его пальцев, двигает тазом навстречу, ему нравится, нравится быть с Вовой, и Вова от этого в восторге, откровенно счастлив. Братишкин добавляет больше пальцев, чтобы аккуратно, чтобы точно всё было идеально, а ещё ему просто нравится целовать его грудную клетку, соскальзывая на шею. Может продолжать до бесконечности, пока Хесус не просовывает между ними руку, зажимая свой член у основания. — Стой. — бормочет Хес, загнанно дыша. — Стой, я сейчас… — Всего лишь от пальцев? — удивляется Вова, на самом деле он не совсем знает, что тот чувствует, себе в задницу он пальцы пихать так и не решился. В порыве он чмокает его в губы и утыкается носом в щёку. — Я люблю тебя, Хес. — Да-да, я помню. Блять. Братишкин ещё внимательнее ловит, как Хес извивается под ним, когда он медленно вытаскивает из него пальцы. — Готов принять меня? Хесус лихорадочно качает головой, шире разводя коленки и поднимая ноги выше. — Скажи словами. — просит Вова ему в губы. — Да… — выдыхает Хес. Братишкин решает его больше не мучить, удивительно быстро он справляется с дополнительной смазкой, подставляет член к разработанной заднице. Совершенно случайно пересекается с Хесом взглядами и тонет в его глазах. Это всё на самом деле, перед ним именно тот человек, которого он хочет, хочет видеть, слышать, чувствовать, сжимать в руках и прижимать к сердцу. И Хесус принимает его полностью, до самого основания, глубоко и стонет в голос. Вова ловит сладкие звуки прямо с его губ, двигается быстрее, горячее и ближе. Они этот момент разделяют на двоих, глядя глаза в глаза, горячая сперма растекается по животу Хесуса, и Братишкин размазывает её ещё сильнее, падая своей тушей на парня. — Бля, Вов, слезь. — просит Хес, пытаясь столкнуть его с себя. — Жарко и ты тяжёлый. Ворча себе под нос, Вова скатывается с него набок, утыкается носом ему в плечо и улыбается счастливо. Хорошо, вот бы так хорошо было всегда. Он ждёт, что Хесус уйдёт, что ему в голову сейчас что-нибудь ударит и всё, пиздец. Но тот не уходит, даже не двигается, Братишкин начинает думать, что уйти нужно ему, тем более вспомнив, что находится в чужой квартире. Когда он поднимает голову, чтобы спросить об этом, то растерянно смотрит на мирно спящего Хеса. Вот так просто, уснул рядышком с текущей из задницы спермой. Вова осторожно натягивает на них одеяло, берёт его за руку, переплетая пальцы, и уткнувшись в их сцепленные ладони носом засыпает следом. Если ему повезёт на утро это не окажется сном и не останется фантастической концовкой на признание. Братишкин очень хочет его любить, может даже ухаживать если нужно, что угодно, главное, чтобы рядом.