Аутодафе

Тёмный коридор церковного подземелья был окутан полумраком. Каменные стены отражали стук железных гвоздей в ботинках инквизитора Цезаруса. Он практически бежал к дальней деревянной двери в конце темницы. И чем ближе он приближался, тем громче раздавались звуки ударов и стоны боли. Без церемоний, он распахнул дверь и ворвался в пыточную. На стук деревянной ручки о каменную стену обернулся палач. В его глазах прыгали огни факелом, отражеющиеся от орудия пыток. На голове была надета чёрный тканевый колпак, а на голое тело — кожанный фартук, заляпанный кровью. Его облик выдавал в нем нечто дьявольское. Цезариуса не смешались облик палача. Он сам, уже старик, с вытянутым лошадиным лицом, треснутыми губами и всегда презрительным взглядом не походил на добропорядочного церковника. Войдя, Инквизитор едва бросил взгляд на окровавленное нечто, лежавшее неподвижным мешком. -Эта сука все так же молчит! -Голос Цезариуса был визглив и мерзок. Он не мог сдержать слюну и она брызгала из его рта при каждом слове, что, однако, не смутило палача. В ответ, он только что-то буркнул и бросил плеть на стол. Инквизитор отметил, что в кожанные концы плетки были вплетены железные острые лезвия. -Идиот! Садист! Дебил! Нам нужно выбить из неё признание в колдовстве и отказа от церкви, а не убить! Палач так и не сказал ничего внятного. Он был умственно отсталым, жестоким с детства, он был воспитан церковью для того чтобы пытать. Учить его говорить и читать никто не стал за ненадобностью. Инквизитор подошёл к телу и схватился за волосы. Поднял голову и глянул на разбитое лицо, а после швырнул обратно. -Мерзкая тварь...Эй, ублюдок! У тебя ещё этот день и ночь. Выбей признания и смотри не убей. Цезариус плюнул на избитое окровавленное тело, пнул в бок. А после развернулся и вышел из пыточной, под гулкий гогот палача

***

Адам сидел за покосившимся деревянным столом, подперев голову мозолистой рукой. Он смотрел на игравших на полу детей, мальчика и девочку. Его дети, чудом вылеченные от смертельной болезни, даже не показывали признаков перенесеной лихорадки. Жена Адама, Мариша, готовила чорбу. Она, с тревогой поглядывала, через плечо, то на мужа, то на детей. За столом, напротив Адама, сидел Яков. Он жил рядом с церковью и сейчас был похож на вышедшего из бездны. Грязный, избитый, он прижимал к подбитому глазу мокрую тряпку и был причиной тревожного настроения старших членов семьи. -Тут они меня и поймали. Я думаю за меня инквизитор не взялся только чудом. Его молодчики по ребрам прошлись, да в навоз кинули. -А Лилика? -Ублюдок все визжал, что она еретичка и пришёл конец её колдовству. А она только грязью их поливала. Не смей. -Голос Адама звучал спокойно, но стук кулака об стол говорил о его ярости. -Не порочь имя. Она святая, так что врать не могла. -Нет, ну допустим Ублюдок глупый садист. -Яков почесал щеку и поморшился от боли. -Но чтобы дочь свою спалить. А отец Тулий? Он же святой человек, детишкам проповедует, исповедуют. -Это поэтому они плачут всегда? -Так душа болит же. -Это тебе Тулий такое сказал, а Яков? Ещё скажи, что преподобный Рэзван не взяточник и наши пожертвование не на его сладкую жизнь идут? И Ублюдок дочку свою спалил, сам слышал. Обвинил в колдовстве, вытащил нагую из дома и за волосы прям на костёр. -Брешут. -Мариша бросила ложку на стол и подошла ближе к столу, закрывая спиной детей. -И хватит Цезаруса называть ублюдком. Он же услышит. Придет. -Пущай придёт. Я его с порога спущу. И собаками. -Нет, Адам, ты охотник, оружие держать умеешь, но супротив инквизиции не суйся. Убьют. И детей твоих запытают. И жену. -Заткнись, Яков! Ей богу, замолчи, пока второй глаз цел. -Адам встал, ударив по столу, впервые, за разговор, повысив голос, напугав детей. -Ты прибежал ко мне, рассказываешь, что святую целительницу упекли в кандалы за правду и тут ещё выступаешь! Она наших детей от лихорадки вылечила, от падежа скота уберегла. Все к ней душу лечить ходили, а теперь ты её во лжи обвиняешь! -Да что ты взъерепенился, Адам. -Яков сжался на стуле, вжимая голову в плечи. Он был готов дать деру от взбешенного охотника, но остался сидеть. -Я говорю, что к ней пришли и сказали уйти, а она их обвинять начала. Во лжи, воровстве, лишних убийствах. Сказала, что Ублюдок в колдовстве обвиняет тех, чьи деньги и хозяйство прибрать хочет. А Рэзван покрывает. -А Тулий? -А Тулий...с детьми спит... Услышив эти слова, глаза Мариши открылись от ужаса. Отец Тулий был алкоголиком, но его любили в народе. И он помогал детям отпускать грехи. Правда их дети не были ещё у Тулия, но другие да. В их городке ходила молва, что Тулий спасает их души от будущих грехов рассказами о страшном суде и аде. Поэтому дети и плакали когда выходили от него. Но если сказанное Яковом было правдой... -Да его на вилы подымут. -По какой причине? Святоши заступятся, а Ублюдок каленым металлом эту идею выжгет. -Яков шмыгнул. Из носа потекла кровь, но он не обратил внимания. -Все. Смириться осталось. Была святая, а сожгут завтра на площади, как колдунью бесовскую. -Надобно мужиков поднять да и вызволять её. -Куда ты вызволять собрался, дурень. О детях подумай. -Мариша замахнулась полотенцем на мужа, но не ударила, а вернулась к чорбе. В душе она понимала, что нужно, но отпустить Адама на смерть не могла. -Тебя другие выдадут. Они боятся. -Адам, ты послушай до конца. Лилика сказала тогда «Запри меня где хочешь, пытай. Я запрещаю кому-то идти на смерть из-за меня. За правду погибну только я, а вы за свои грехи ещё поплатитесь.» Она знала, что я подслушиваю. Откуда только... -Святые все знают. -Адам тяжело выдохнул и медленно опустился на стул. -Ладно, Яков. Иди, передохни в гостевой. Мариш, уложи детей. Когда охотник остался один, он сжал кулаки и долго смотрел в огонь. Внутри него бушевала буря эмоций, он не мог просто ничего не делать. Лилика спасла его детей, а теперь должна была сгореть на костре. Адам превратился в скалу, напряжённая спина казалась каменной. Через приоткрытый рот были видны стиснутые зубы. Он сидел так, пока жена не подошла и опустилась перед ним на колени, заглянув в лицо. -Ну, чего ты. -Ничего...Арбалет принеси. -Так не сезон же, на охоту. -А я не на охоту. На площадь пойду завтра. -Дурак совсем! -Мариша вскочила, от ужаса схватилась за сердце и отшатнулась, врезавшись спиной в стол. -Один на всю церковь, ты что?! -Успокойся, Мариша. Тихо. Сюда слушай. Если бы они её за колдовство судили, то сюда бы инквизиторов слетелось полный город. Культ же возникнуть мог, она много кому помогла. Тут же ни слуха, ни духа. Мешок на голову, только Яков слышал и то рядом проходил случайно. Завтра спектакль устроят и все, забудут. Ничего не будет. А я не могу так просто сидеть. Раз святая запретила вызволять, остаётся одно. -Адам встал и подошёл к своей жене. Мягко обнял её, провел успокаивающе руками по спине. Голос из встревоженного медленно перетекал в спокойный. Последние слова охотник сказал с леденящей душу решимостью. -Остаётся подарить ей лёгкую смерть.

***

Лилику везли через весь город. Инквизитор устроил целое шествие, чтобы собрать людей. Он шёл впереди, звонил в колокольчик и кричал «Ведьма! Сжечь Еретичку! Позор!». Вслед шли священники и люди Цезариуса, с иконами и святыми символами. В тележке, посередине колонны, везли саму Лилику. Избитую. Сломанную. Один глаз вряд ли когда нибудь стал бы снова зрячим. Руки закованны в колодки, так что она не могла даже пошевелить сломанными пальцами. Она стояла на раздробленных молотком коленях, плача от боли во всем теле. Пальцы, лишённые ногтей, горели огнём. Из разбитого рта текла кровь. Тележку толкал Палач, периодически гукая и злобно гогоча. Позади всех шли люди, вышедшие на крик инквизитора. Наконец они дошли до площади, на которой уже ждали глава церкви Рэзван, отец Тулий и другие священники. Посередине площади был вкопан огромный закопченный столб. Рабочие сбрасывали под постамент кучи сена и хвороста. Цезариус отстягнул руки девушки и швырнул её на мостовую. Новая боль смешалась со старой и девушка уже не могла даже пошевелиться. На стоны не было сил. Инквизитор схватил, когда то светлые, а ныне спутанные и грязные, от крови и навоза, волосы. После чего он потащил Лилику к столбу. Камень царапал кожу, отрывая куски. За девушкой тянулсч кровавый след. Кто-то кричал чтобы освободили целительницу, а кто-то поддался иступленнию Цезариуса и вторил его криками. Уже у столба, Инквизитор швырнул лицом вниз девушку, а после схватил снова. Приблизился к ней и зашипел, брызгая слюной. -Ты мерзкая тварь! Может быть мы не смогли заставить тебя признаться, но ты все равно пойдешь на костёр, как и другие! Не знаю откуда ты узнала правду, тупая сука, но нужно было молчать. А теперь ты сгоришь и все запомнят тебя как ведьму! Спутавшаяся с дьяволом шлюха! Лилика собралась и из последних сил плюнула в инквизитора скопленными во рту кровью и крошками зубов. Разбитые губы вытянулись в подобие улыбки. Цезариус взвизгнул и ударил девушку головой о деревянный постамент и Лилика, наконец, отключилась.

***

Когда Адам пробрался к площади, девушку уже привязали к столбу. Верёвки крепко врезались в тело Лилики, обагряясь кровью. На глазах охотника выступили слезы. Он помнил её, красивую девушку, с острыми чертами лица, как у античной статуи, с тонкими нежными руками. Её глаза всегда светились добротой, а голос звучал как сотня быстрых ручейков. Сейчас, она больше напоминала призрак самой себя. Но было в её облике и что-то, что показывало — она не сломлена. Адам крепче сжал арбалет через моток тряпок, накинутых на наплечную сумку. У него был всего один выстрел. Охотник скрылся от глаз толпы, натянул на глаза шляпу и стал пробиваться в строящийся дом. Рабочие были согнаны на площадь, построить помост и вкопать столб, для аутодафе. Пролезая через шаткие строительные леса, Адам забрался внутрь дома. Пустое помещение гулко отражало его шаги. Присев у окна без ставней, охотник откинулся тряпки, прикрывавшие его оружие. Старый, но ни разу не подводивший, арбалет удобно лёг в руки. Адам ещё раз проверил нет ли поломки, взвел болт и бросил взгляд на площадь. Толпа ревела и её криках не было стройности. Какой-то человек бросился к столбу и двое помощников инквизитора избили его дубинками. Сам Ублюдок Цезариус стоял перед Лиликой, спиной к ней и кричал в толпу выдуманные пригрешения. Острые глаза охотника выхватили в толпе церковников отца Тулия, что нервно жевал свои губы. Издалека было плохо видно, но Адам был уверен — он пил всю ночь. Священника придерживало пара послушников. И охотник видел как размеренно кивает в такт словам Рэзван. Непомерно тучный, с обрюзгшим лицом и золотыми украшениями он выглядел как насмешка над настоящими церковниками и горожанами. На секунду, Адам пожалел, что не захватил больше болтов. Ему захотелось перебить каждого. Особенно инквизитора и Палача. Тот стоял с факелом и ждал команды. Периодически он подносил его близко к телу девушки. Достаточно чтобы огонь опалил её кожу, но недостаточно чтобы запалить костёр. С этим следовало заканчивать. Адам поднял арбалет и нацелился в грудь Лилики. Один выстрел и она умрет мгновенно. Он не даст этим тварям потешаться над святой целительницей. Но тут девушка подняла глаза и Адам замер. Ему казалось, что она смотрит прямо на него. Всего один оставшийся целый глаз светился ярким голубым светом, который никто не замечал. Она улыбнулась. Снова. Только для охотника и склонила голову, готовая к смерти. -Правда выстрелишь? -От неожиданности Адам дернулсч и чуть не спустил курок. Внезапный низкий голос раздался практически над ухом. Обернувшись, охотник увидел человека в богатых, чёрных одеяниях. В руке он держал трость и опирался на неё всем своим весом. Глаза были закрыты опущенной шляпой. -Так что, решил забрать славу убийства ведьмы себе? -Не смейте...иначе я и вас приговорю... -Да тише. -Незнакомец перебил Адама и тот осекся не решаясь продолжить. -Я знаю зачем ты здесь. Хочешь не дать ей умереть жестокой смертью. Но разве не все Святые умерали жестоко? Ты не хочешь чтобы её муки принял Бог? -Бог примет её и без этих мук. Она святая. -Её да. А если ты выстрелишь, то тебя уже никто не примет. В другом случае я бы не стал предупреждать, но здесь...благородный мотивы ведут не только в ад. Я решил предупредить тебя от ужасной ошибки. -Да какая тут ошибка...она же не заслужила костра. -Не заслужила. Но неужели ты думаешь, что им сойдёт с рук убийство Его любимой дочери. -Незнакомец поднял трость и ткнул в сторону площади, где инквизитор перестал визжать строчки из святых текстов и махнул рукой. Палач, гукнув, бросил факел под ноги девушки и костёр загорелся. Пламя взметнулось ввысь, охватывая столб и тонкий силуэт девушки. Лилика закричала и Адам вскинул арбалет, как вдруг...Как вдруг он увидел чудо. В одну секунду раздался звук лопнувших веревок и из пламени взметнулись два белых, объятых огнём, крыла. От девушки стал исходить белый свет, горячие крылья трепетали от невозможности улететь отсюда. Толпа отшатнулась. Инквизитор упал на землю и пытался отползти от костра. Отец Тулий уже лежал на земле, послушники бросили его сразу же, как только показались крылья. -Она ангел...-Адам сам не узнал собственный голос. Тихий, сдавленный. До него медленно доходило, что натворили церковники. -К сожалению, уже умирающий ангел. Её можно было бы спасти, обладая армией или силой, но...увы. Видимо на благородство тут способен только охотник. -Но как же! Сделайте что нибудь! -До Адама дошло понимание того, что этот человек не простой. Он появился из неоткуда, знал, что Лилика ангел и мог спасти её. Но не делал этого. -Спасите её! -Разве я могу? Я не спасают никого, даже ангелов. Моя миссия избавить её от долгих мук. Однако, прежде чем я последую своему долгу, скажи охотник....что мне следует сделать с горожанами, что могли вмешаться, но побоялись или же согласились с решением церкви? Адам посмотрел на толпу. Люди метались в панике, кто-то упал и, кажется, ему уже не было суждено подняться. Несколько человек тащили ведра с водой, но из-за сумасшествия остальных не могли пробится к костру. -Они сами себя наказали...-Эти слова вырвались поневоле. -Лилика не хотела чтобы они пострадали. -Будет так, Охотник Адам. Ангелы не умирают бесследно. Виновники попадут в бесконечную пустоту, наедине со своими грехами и останутся там навеки. Эта участь хуже смерти. Хуже адских мук. В следующую секунду человек сделал шаг в окно. Спустя мгновение, он уже был на горящем подмосте и протягивал свою руку, обьятой пламенем, девушке. Адаму показалось, что сквозь огонь он увидел как на лице Лилики появилось облегчение. А после на площадь опустилась тьма. Когда она рассеялась, на ней остались только застывшие от страха люди. Огонь пропал. Как и священники и Палач. От него остался только чёрный тканевой колпак. На месте, где лежал инквизитор, были только его ботинки, из которых исходил еле заметный дымок. Адам разрядил арбалет и поспешил убраться с аутодафе подальше. К своей семье. Через год, Мариша родила ему девочку. Красивую дочь, с яркими голубыми глазами. Семья не долго думала как назвать её. Ангелы не умирают бесследно