Бог устал нас любить

Осаму таращился в зеркало, с ужасом вглядываясь в собственное отражение. Мёртвые зелёные мухи сыпались с головы, стоило Дазаю провести пятерней по волосам, а в ушах стояло противное жужжание, заглушая звуки городского шума и суеты. Руки предательски дрожали. Осаму дернул ручку крана, окатив лицо ледяной водой в надежде вновь оказаться в тёплой постели. Пробудиться от этого ужасающего кошмара. Но безнадёжно. Горло нещадно саднило, стоило издать малейший писк, и тонкая струйка алой жидкости тут же стекла с губ по бледной коже. В сгустках крови плавали яйца и личинки мух, от вида которых начинались рвотные позывы. Его тело гнило изнутри. В маленькой комнатушке стояла едкая вонь разлагающейся плоти, от чего Дазаю резало глаза. Кровь и рвота под ногами смешалась воедино, нагоняя и без того ужасной картине атмосферу тоски и безнадёги. Казалось, время начало идти медленнее. Тянулись дни, месяца, прежде чем ему вновь удалось подняться на ноги и восстановить дыхание. Но в действительности прошло лишь сорок минут. Громкую тишину заполнил до боли знакомый мужской голос, отзываясь мрачными отголосками прошлого. На секунду, сердце Осаму замедлило свой ритм, а к горлу вновь подкатил тошнотворный ком. — А ты не изменился. — холодно сказал незнакомец. — Знаешь, это даже хорошо. В проходе стоял высокий мужчина, прислонившись плечом к дверному косяку. Его лицо было спрятано за черным капюшоном, но он лишь частично скрывал множество ссадин и гематом на лице. Если это кровавое месиво ещё можно назвать лицом. В руках красовался складной нож, на вид очень старый. В прошлом, возможно, принадлежащий кому-то ещё. Но Осаму волновал вовсе не он, а татуировка на большом пальце с цифрой 8. У него была такая же. Оливер набил её, пока Дазай был в отключке, а после как ни в чем не бывало, продолжил трахать. Оливер всегда рассказывал Осаму о их близости, когда тот приходил в себя через пару часов. Его переполняла гордость. Дазая же это выводило из себя. Он ненавидел сигареты, которые курил мужчина. Ненавидел колу без сахара, которой запивал горькую сперму. Ненавидел нирвану, которая заглушала его крики. Но больше всего он ненавидел проклятую восьмерку на собственном теле. По словам Оливера, татуировка служила отличительной чертой. Особенностью, которая позволяла узнать Осаму, даже если тот сменит внешность в бегах. Дазай пытался срезать её лезвием, что очевидно было глупой затеей. Тогда в бессилии, он осел на холодный паркет и мысленно принялся считать. Три: количество раз, когда он умолял мать поверить ему. Ноль: количество дней, когда Оливер не насиловал его. Девять: возраст, в котором он впервые попытался себя убить. — Мне льстит, что ты помнишь меня и всё, что я делал с тобой каждый блядский день! — С восхищением продолжал говорить Оливер. — Я вижу это по твоим глазам. Сорок пять: количество шрамов и свежих порезов, которые он успел насчитать, пока Оливер мирно спал рядом. Двенадцать: столько костей Оливер сломал Осаму. Сто пятьдесят один: количество бычков затушенных о его спину. — Мёртвые не разговаривают. — утвердительно отрезал Осаму, проигнорировав речь Оливера. Четыре: столько раз он пытался сбежать. Восемь: возраст, когда он стал игрушкой для Оливера. Мать была женщиной легкомысленной и одинокой. Поэтому, когда её ёбыри уходили восвояси с горстью спизженных денег, она налегала на алкоголь и забывала о существовании сына. Когда на пороге появился Оливер, Дазай ставил на то, что мужчина не задержится дольше недели. Но он ошибся. Нет. Он крупно проебался. — Вставай, тебя ждут. Тяжёлые шаги за спиной приближались к изголовью кровати. Хотелось кричать. Страх сковал тело. Осаму закрыл глаза и выставил руку перед собой в надежде, что это защитит его. — Поднимайся, сукин сын! Оливер рявкнул на него, и тот рефлекторно закрыл голову руками, потому что знал, что следом последует удар. Но ничего. Осмотревшись, он понял, что находится в комнате один. Дазай проследил за направлением тени в коридоре, что завернула на кухню и на ватных ногах поплёлся следом. Убьет ли его в конце концов любопытство? Однозначно. Пожалеет ли если сбежит сейчас? Возможно. Получит ли он ответы на все вопросы? Нет гарантии. Дверь в кухню была приоткрыта, Дазай протиснулся в проем и там же замер. — Чуя… Взгляд карих глаз прожигал Осаму до косточек. Незнакомое ему имя крутилось на языке, оставляя после себя горечь во рту. — Чуя. — вновь повторил Дазай, ожидая чужой реакции. Осаму невольно вглядывался в глубь стеклянных глаз, все ближе опускаясь ко дну бескрайней бездны. Он не понимал, как у такого красивого человека могут быть столь уродливые, пустые глаза, лишенные всякого смысла человеческого бытия. Его волосы горели языками пламени, казалось, что, прикоснувшись к ним, пальцы в миг покроются волдырями от жара. Осаму хотел касаться его. Обжигать ладони о яркое пламя до тех пор, пока от него самого не останется горсть пепла. Хотел корчиться от острой боли, срывать голос, лишь бы не видеть безразличие в бескрайнем океане его очей. Нежданный гость больше походил на фарфоровую куклу, нежели реального человека. Его взор был нечитаемым, что ужасно пугало Осаму. Ведь в последний день перед отъездом, Дазай пытался сохранить в памяти тот образ печального, но такого живого и искреннего в своих чувствах человека. Черты лица которого с каждым годом все больше напоминали цветную кляксу в палитре его воспоминаний.

***

Жухлая трава скрывалась под толстым слоем грязного снега от строительной пыли. В местах, где снег уже растаял, выглядывали первые подснежники, окруженные прошлогодним мусором. У заполненной людьми остановки лежала пустая пачка чипсов, в реке по правую руку плавала размякшая от воды коробка из-под пива, которое так любит Одасаку, а в массивную подошву обуви Дазая вновь забился бычок сигареты. Интересно, чем сейчас занят Сакуноске. Быть может, вновь разыгрывает любимые куплеты, потягивая чёрный уже остывший кофе. Он улыбнулся сей картине в своих мыслях. Осаму бессознательно дотрагивался кончиками пальцев до каждого лысого куста, топтался в луже, покрытой тонким слоем ледяной корки, что так приятно хрустела под его ногами, но опомниться заставил возмущенный тон матери. — Ради бога, прекрати! Мы почти пришли. — она тяжело вздохнула, обратив свое внимание на сына. — Ты говорила это час назад. Дорога и вправду оказалась длинной. Ходьба по незнакомым переулкам вскоре наскучила и начала раздражать. Осаму клялся себе, что в следующий раз сам составит маршрут, предварительно изучив улицы города. Но женщина была иного мнения. авантюрные приключения по миру вселяли в неё жажду жизни. — Кажется, это здесь! Оба устремили свой взор на приют, который так долго искали. Новый дом. Новая история в жизни Дазая. За свои пятнадцать лет, он сменил множество детских домов и, как правило, нигде не задерживался дольше года. Причины, по которым Осаму отдавали, всегда были разными. Но он никогда не был против уехать как можно дальше от семьи, состоящей из двух человек. Обшарпанные грязные стены, сетки на окнах и кривой забор по периметру, совсем не располагал к себе. Ему не привыкать. Двор пустовал. Территорию обволакивали высокие деревья, к которым наверняка по лету крепили пластмассовые качели. — На фотографиях он выглядел куда симпатичнее. — заявил Дазай. — Должно быть, он утратил свой первоначальный вид из-за погодных условий. — женщина пожала плечами и натянуто улыбнулась. — Уверяю, внутри тебе понравится! Осаму поднимался следом за матерью по бетонной лестнице на дрожащий коленях. Вся его уверенность сошла на нет, стоило дверям внутрь распахнуться, зазывая обречённого ребёнка в пучину небытия. Дом казался мёртвым уже как сотню веков, а дети, проходящие по коридору, что с интересом разглядывали нового гостя, были лишь отголосками тех времен. И ныне призраками. — А вы значит… — на гарнизонте замаячил маленький весёлый старичок. Средь жителей дома он казался единственным лучиком света и добра. Правда непонятно, что такой человек забыл в стенах приюта. — Каори. Я молю вас, позаботьтесь о моем сыне! — в отличие от старика, её речь была торопливой и сбивчивой. Он улыбнулся самой что ни на есть добродушной улыбкой в своём арсенале. Однако последующие взгляды были обращены лишь к Дазаю, что вызывало некий дискомфорт. — Он в надежных руках, Мисс. Неспешным шагом мужчина шёл к лестнице, ведущей в старшие корпусы. Осаму уже было хотел присоединиться, но его потянули за рукав, вынуждая остановиться. — Дорогой, это временно. я вернусь, ты же знаешь, да? Не вернётся. Он резким движением дернул руку на себя и поспешил скрыться за стенами приюта от лживых глаз Каори.