Saint-Martin

      Золотое, словно море, колышущееся перед ураганом поле, волнами пшеницы и поглощающее в себя остатки солнца. Ржаво-сверкающее небесное тело, переходящее в фазу заката и окрашивающие небосвод в алые цвета, покрывающее облака лёгкой фиолетовой дымкой, словно готовясь к появлению звёзд. Везде пусто, пространство поглощено серебристыми лучами, а воздух пропитан сладким ароматом нектара.       — Je t'aime, — с лёгкой картавостью негромко произносит Осаму. Словно на предыхании и так, будто говорит это изо дня в день. Накахара, до того лежащий у него на груди, мысленно считающий удары сердца, поднимается, упираясь руками и удивлённо смотрит. Первый ждёт какой-то грубости со стороны рыжего, однако, он ничего не произносит, и даже сам удивляется этому. Осаму лишь усмехается и закрывает ладонью солнце, находящееся позади рыжего, что бы снова утонуть в лазурных глазах Накахары. После стягивает с волос последнего резинку и, кладя ладонь на затылок, притягивает его и укладывает обратно на свою грудь. Они оба утопают в золотистых колосьях, а над головами висит алое небесное светило. Обоих клонит в сон. Накахара чувствует через тонкую ткань рубахи холод ладони Осаму, он будто что-то рисует кончиками пальцев на его спине, еле ощутимо гладит лопатки и проходится по позвоночнику. Сам же Дазай вдыхает сладковатый аромат огненных кудрей покоившегося на нем рыжика, чувствует и улавливает нотки цитруса. — Le lézard Le lézard de l'amour S'est enfui encore une fois Et m'a laissé sa queue entre les doigts C'est bien fait, — снова с лёгкой элегантной картавостью и каким-то оттенком юмора в голосе читает стих по памяти Осаму.       Дует лёгкий ветерок и Накахара лишь сильнее прижимается к шатену. — Ты не говорил, что знаешь французский, — то ли утверждает, то ли спрашивает Чуя. В ответ Осаму лишь неоднозначно посмеивается и снова произносит какую-то красиво звучащую фразу. Накахара бы сравнил её с шелестом листвы осенью, но он не знает, что значат слова, сказанные Дазаем. Они переговариваются в перерывах на дремоту о чем-то ещё около часа. Иногда рыжий чувствует поцелуи на макушке. Оба вошкаются, ибо овёс, в котором они разлеглись, колется, а воздух становится прохладнее. Дело к ночи. — Чуя, — вдруг серьёзно произносит Дазай. — М? — отзывается сонный Накахара откуда-то снизу. — Какие у тебя планы на будущее? — со странной, еле уловимой дрожью в голосе интересуется шатен. — Не знаю. Сначала университет… — он замолкает. — А потом к тебе перееду! — словно перед фактом ставит рыжий. — Шучу. — Он резко поднимается и оглядывается. Уже довольно сумеречно и появляются первые звёзды. Осаму что-то бурчит под нос и тоже встаёт. Оба собирают вещи, которые вместо пледа постелили на землю и складывают все в рюкзак.

***

      Аккуратно неся худое тело рыжего, парень тычется носом в ключицы и шею, чувствуя сладковатый запах каких-то конфет и цитруса. После он роняет Накахару на кровать и хищно облизывается, взгляд карих глаз приобретает некую дикость и, видя это, рыжий инстинктивно поджимает ноги и комкает ладонями простынь. Осаму наклоняется и становится на колени перед кроватью и самим Накахарой, пока тот удивлённо хлопает ресницами. Шатен скользит пальцами по внутренней стороне бедра, рассматривая каждый сантиметр белоснежной кожи и слегка жмёт подушечками пальцев. Щеки рыжего покрываются алым румянцем, а дыхание сбивается. Он снова ощущает ту, уже до боли знакомую пульсацию в животе, которую впервые испытал при виде Дазая перед конкурсом в Токио. Чуя пытается сдвинуть ноги, но Осаму, устроившийся между ними, не даёт этого сделать, жмёт подушечками пальцев на бедра, облизывается и подбирается к резинке боксеров, слегка оттягивает её. Накахара, уже вкрай залившийся красным, лихорадочным румянцем, тяжело дышащий и смотрящий из-под полуприкрытых век, облизывает сухие губы. Он ожидает дальнейших действий со стороны Дазая, но тот лишь резко встаёт, усмехается при виде Чуи и выходит из комнаты, оставив юношу позорно лежать и краснеть дальше. Он возвращается буквально через пару секунд, а в его руках рыжий невольно замечает бутылочку с лубрикантом и шёлковую, тёмно-красную ленту. Дазай ставит все это на тумбу рядом, а сам проходит к окну и задергивает бархатные синие шторы, а после спускает лёгкий тюль балдахина с верхних поручней кровати и сам же пролазит «внутрь». Накахара, за это время ни разу не проронив ни слова, в состоянии лишь наблюдать за происходящим. В свою очередь шатен хватает рыжего и резко разворачивает вниз животом, что-то неразборчиво шепчет на покрасневшее ушко. Накахара от переизбытка чувств совершенно не разбирает речи Осаму. После шатен перевязывает между собой кисти рыжего, а так же каким-то, как показалось Чуе, «морским» узлом привязывает их к спинке кровати. Рыжий пытается что-то спросить, но изо рта лишь вылетают позорные нечленораздельные звуки, из-за чего Осаму лишь посмеивается. Ещё через пару минут после того, как Дазай перестает возится сзади, с Накахары резким движением снимают трусы, из-за чего Чуя ахает. После он чувствует быстрые и мимолётные прикосновения губ Дазая где-то в районе коленей, после чуть выше, и ещё, а когда Дазай находится совсем близко, Чуя переваливается набок и поджимает ноги. — Тебе же нравится, Чу, — хищно усмехается Осаму, а после пересаживается ближе и пару секунд смотрит в лазурно-голубые глаза. И снова резким и неожиданным движением шатен разрывает футболку Накахары по шву и стягивает её, что сопровождается ещё одним удивлённым вскриком. — Все равно она моя, — смеётся Дазай, а в следующий момент рыжий понимает, что лежит полностью обнажённый перед Осаму, из-за чего вновь заливается краснотой. Первый же, без лишних слов и движений, передвигается назад. На этом моменте Чуе становится реально страшно, ибо всё-таки быть полностью голым перед одетым Дазаем, которому невесть что в голову придёт, довольно смущающе. Осаму вновь скользит губами по левой ноге рыжего, пока тот еле сдерживает подступающие к горлу стоны и пытается глотать их. — А я не ожидал, что ты так быстро начнёшь просить большего, — Чуя слышит, что он говорит это с лукавой улыбкой, а после Осаму оставляет пылкий и мокрый поцелуй на ягодице. Накахара начинает невольно ёрзать и чувствует под собой мокрые лужицы, впитывающиеся в шёлковую простынь, из-за чего чувствует сильный стыд, но он сразу же мешается физическим желанием. Ещё через пару минут таких ёрзаней и смеха со стороны шатена и последний подхватывает низ живота Накахары, невольно ставя того в унизительно-подчинительную позу. С уст Накахары слетает приглушённый стон. — А я лишь тебя в позу поставил, а ты уже… — с ярко выраженным поддельным удивлением замечает Дазай. Рыжий понимает, что стоит «во всей красе» и вся эта «красота» прямо перед лицом Осаму, а тому нравится созерцать этот вид, зная, что рыжий испытывает стыд, из-за чего Накахаре становится ещё постыднее. Осаму, словно не удержавшись, оставляет лёгкий шлепок на одной из ягодиц, а после сразу же целует в это место, в ответ на что с уст Чуи снова слетает стон, который он пытается максимально подавить. Спустя мгновения он чувствует прохладную, скользкую смазку в районе ануса и приглушённо выдыхает. Ещё спустя мгновение он чувствует палец шатена, который лёгкими надавливаниями и круговыми движениями пробирается внутрь. Через пару секунд рыжий чувствует неприятную, жгучую боль и вскрикивает, однако лечь ему не даёт всё так же другая рука Дазая, до сих пор держащая того под животом. Осаму наклоняется и тихим, успокаивающим голосом что-то шепчет на ухо, параллельно оставляя на нем лёгкие поцелуи. И вновь проталкивает палец внутрь, словно массируя кольцо и раздражая нежные стеночки, снова слышит крик рыжего и тот снова целует куда-то в районе шеи, а после Накахара выдыхает и падает прямо на руку Осаму.       — Львёнок, так не пойдёт, — Чуя слышит до ужаса низкий и хрипловатый голос Дазая, который словно бархатом окутывает слух. Шатен ложится рядом с Накахарой на живот и замечает слезинки в покрасневших глазах юноши. Опираясь на локти, Дазай притягивает любимое лицо к себе и видя, как слёзы стеклянными дорожками скатываются по щекам, млеет и сцеловывает каждую слезинку, без устали шепча какие-то неразборчивые, ласковые слова, тем самым успокаивая рыжего. — Я хочу, — нервно выдаёт Накахара и сглатывает. — Больно. Чу, больно, может не стоит? — словно утверждает за рыжего Осаму. — Нет, пожалуйста. Осаму, пожалуйста, — в момент, когда с уст Накахары срывается имя Дазая, последний встаёт. — Сначала всегда больно. Прости. Прости, Чу, по другому никак, — он снова возвращает Накахару в позу и вновь добавляет прохладный лубрикант, снова проталкивает пальцы и немного начинает ими двигать. Вскоре он наращивает длину входа и темп, а после очередного толчка Накахара громко кричит, только теперь это далеко не крик боли. Шатен наконец радуется и другой рукой, убирая её с живота, ибо Чуя стоит сам, поглаживает того по голове. Немного наматывает на руку рыжие кудри и оттягивает. Ещё через пару минут Накахара пытается заглушить свои стоны в подушках, а Дазай тем временем пытается расстегнуть брюки одной рукой. После так названного «массажа», Осаму отходит и высвобождает себя из оков одежды. Из всего на нём остаются лишь многочисленные слои бинтов. Накахара не замечает того, ибо прячет лицо в подушку, будто пытается вдавить коленями матрас. Пару секунд и он чувствует у входа в анус упирающийся и твёрдый член Осаму. Последний снова склоняется над красным и вспотевшим Накахарой и что-то спрашивает у него, в ответ на что получает согласный кивок, а после осыпает его плечи новой порцией поцелуев. Немного и постепенно проходя в тугое и влажное колечко мышц, шатен запрокидывает голову назад и издаёт хрипловатый, гортанный стон. Дазай продвигается дальше, держа Накахару одной рукой за волосы и слегка потягивая на себя, словно котёнка за шкирку, а другой он поглаживает большими пальцами тазовые кости рыжего. Ещё через пару мгновений шатен продвигается до середины, Накахара снова кричит, а после тяжело дышит. Сразу следом Осаму резко тянет рыжего назад, а тот в ответ начинает покачивать тазом в ответ темпу находящегося сзади. Вскоре Дазай то хрипит, запрокидывая голову назад, то тычет Чую носом в подушки, а после тянет назад. Придя к одному ритму, они всё больше наращивают темп. — Чу, не держи в себе. Я хочу слышать тебя, — хрипит где-то издалека шатен и Накахара понемногу перестает стеснятся. — Давай, Чу. Ты очень громкий, — твердит Дазай, что оказывается правдой чистейшей воды. Комнату наполняют низкое, гортанное хрипление шатена, громкие стоны Накахары и влажный хлюпающий звук. Через пару минут окончательных сильных толчков Осаму вновь резко тянет рыжего назад, а после, надавливая на его голову, тычет в подушки, из-за чего юноша давится своими же стонами и криками. Завершая процесс, Осаму не удерживается и звонко хлопает Накахару по ягодицам, из-за чего там остаётся красный след, а в ответ он получает недовольное шипение. Пролежав минут десять и приводя дыхание в нормальный темп, Осаму садится на кровати и что-то бормочет о душе, а после берет рыжего на руки, и тот, совершенно не сопротивляясь, блаженно растекается в объятиях и шатен уносит его в ванную комнату. Теплые струи воды, стекающие по волосам, худым плечам, рёбрам и подтянутому животу. Перед рыжим на корточках сидит Дазай, а сам Накахара стоит в ванной, пока шатен наносит душистый гель на мочалку и растирает по распаренной коже Чуи, устало трёт глаза. Слышит какое-то тихое и неразборчивое бормотание, сопровождаемое мягкими смешками. После Осаму просит Накахару развернуться и проходится мочалкой по спине, оставляя воздушную пену и лёгкие пузырьки. Далее включает душ и смывает всё тёплым потоком воды. Аккуратно убирает волосы Накахары и промакивает их, а после и самого рыжика кутает в огромное махровое полотенце и вновь берёт на руки, неся его прямо на кровать. Теплые перины и полупрозрачный балдахин из тюля, за которым виднеется силуэт Осаму. «— Прекрасная картина», — подмечает про себя рыжий и проваливается в сон.

***

— Пора вставать, сонное царство, — лёгкая тюлевая ткань, сквозь которую просвечивают прозрачные золотистые лучи утреннего солнца. Бархатный, низкий голос где-то над ухом и лёгкий запах свежезаваренного кофе. Накахара что-то недовольно бормочет, а после чувствует несколько поцелуев в обнаженное плечо. — Завтрак остывает, — Осаму и сам не в восторге от того, что приходится будить рыжего, ибо вчера тот устал и надо бы выспаться, однако есть ещё дела.       Уже сидя за столом, рыжий вспоминает, что не позвонил вчера Коё. — Ой! — вскривает он и несётся в спальню, где находится Осаму. Шатен снова работает на компьютере, сидя за письменным столом у окна. Вопросительно смотрит на Накахару, а после самодовольно улыбается. — А, ты про это, — он понимает к чему такой переполох. — Я ещё вчера позвонил твоей маме, и она была непротив того, что б ты остался у меня. Просила позвонить, когда встанешь, — Накахара облегчённо выдыхает и удаляется обратно на кухню заканчивать завтрак, а после и звонит матери. — Доброе утро, львёнок! — радостный и бодрый женский голос на другом конце трубки. — Привет, мам. Извини, что не позвонил вчера, — виновато просит прощения Накахара, ибо прекрасно помнит, как сильно волнуется Озаки, если тот забудет о чём-то предупредить или не ответит на звонок. — Ничего, все нормально. Дазай звонил, сказал, что ты как пришел сразу уснул, — отвечает мама. Юноша заливается краской и видит стоящего в дверном проёме и хихикающего Осаму. Накахара грозит ему кулаком и отворачивается. — А ты как там? — интересуется в свою очередь рыжий.       Они ещё пару минут говорят о всяком, а после прощаются. — Эй, Чуя, — с хитрым видом снова появляется в дверях Дазай. — Чего тебе? — Съезди со мной в Торговый Центр, а? — начинает скулить словно щенок Дазай. Накахара лишь пожимает плечами — всё равно делать нечего. «— Рутина с любимым человеком — это так прекрасно». По небу полуночи ангел летел, И тихую песню он пел, И месяц, и звезды, и тучи толпой Внимали той песне святой. Он пел о блаженстве безгрешных духов Под кущами райских садов, О Боге великом он пел, и хвала Его непритворна была. Он душу младую в объятиях нес Для мира печали и слез; И звук его песни в душе молодой Остался — без слов, но живой. И долго на свете томилась она, Желанием чудным полна, И звуков небес заменить не могли Ей скучные песни земли.