How my brother fell in love

Очевидно, это началось ещё в Мистик Фоллс. Не то чтобы он знал: не один из членов его семьи не посчитал нужным рассказывать о том, что их сводный брат — брат (он никогда не называл Никлауса иначе, и не планирует начинать) — влюбился в привлекательную светловолосую вампиршу, когда сам Элайджа был занят проблемами двойника, квотербека и далее по списку. — Это Кэролайн Форбс, из Мистик Фоллс. Дочь шерифа, помнишь? Ходят слухи, что Ник был без ума от неё. Дарил ей подарки, рисовал её, позволял ей и её друзьям жить, даже когда они шли против него, лишь для того чтобы оставаться в её благосклонности — классическая история «мальчик встречает девочку», просто в стиле Ника. Элайджа закатил глаза, услышав пресное объяснение Кола о леди, с которой в настоящее время Никлаус сидела за столиком на балконе бара, в котором они находились. Она казалась смутно знакомой, и если судить по нежным и ласковым словам, слетевшим с губ его брата, он тоже хорошо её знал. Он обдумывал эти слова, незаметно наблюдая за ними из со своего места на первом этаже, потягивая виски и игнорируя очевидное веселье Кола над ситуацией. Кэролайн, казалось, чувствовала себя непринуждённо с гибридом; больше, чем любой другой вампир когда-либо должен был. Никлаус по-прежнему был опасным человеком, брал всё, что хотел, не заботясь ни о ком в мире. Именно так они и захватили Новый Орлеан. — И она никогда не поддавалась его попыткам… ухаживать за ней? — с любопытством спросил Элайджа, не зная, как Кэролайн вписывается в их планы (и, возможно, в их семью). — Осмелюсь сказать, что между ними завязалась какая-то дружба. Но тогда она была с этим гибридом Локвудом, — ответил Кол с гримасой и пожал плечами. — Почему бы тебе не спросить Ребекку? Она знает намного больше. — В данный момент её нет поблизости, — резко сказал он ему, продолжая пока младший Майклсон не сдался. — Я удивлён, что Никлаус не внушил ей или не… — …не начал эмоционально шантажировать самого человечного вампира, которого ты когда-либо встречал? — прервал его Кол, приподняв бровь, чтобы бросить вызов той, которую раздраженно поднял Элайджа. Ухмыляясь, Кол наклонился над столом и понизил голос, как будто рассказывал ему секрет. — Я же говорил тебе, Ник воображал, что влюблён в неё. Хотел поступить с ней правильно и всё такое бла-бла-бла. Раздражённо вздохнув, Элайджа напряженно кивнул и снова посмотрел на обсуждаемую пару. Кэролайн появилась на пороге их дома в тот день, спрашивая Никлауса с парой сумок в руках. Он проводил её и сообщил, что мужчина, к которому она пришла, в настоящее время находится на Бурбон-стрит, и он мог бы попросить кого-нибудь отвести её к нему, если она расскажет что её привело к их дому. Элайджа должен был бы отдать ей должное, Кэролайн была умна. Вежливо улыбнувшись, она ушла по собственному желанию, настаивая на том, что может следовать за своими «обостренными вампирскими чувствами к ближайшему месту с алкоголем и волками». Он должен был признать, что усмехнулся над этим, как только она ушла. Проглотив остатки виски, он мягко улыбнулся (с оттенком облегчения и, возможно, некоторого волнения), когда увидел, как Никлаус взял руку Кэролайн в свои руки, чтобы нежно погладить её, прежде чем поцеловать тыльную сторону. Казалось, обожающая улыбка безостановочно освещала его черты, теперь скрытая за безопасностью её руки, когда он позволил ей задержаться у своих губ. Элайджа ждал, что Кэролайн отдёрнет руку, несомненно, возмущённая его откровенными и опрометчивыми действиями, но этого так и не произошло. Во всяком случае, легкий румянец и то, как её собственные пальцы обвились вокруг пальцев Никлауса, сказали ему, что, возможно, его брат наконец нашёл свой свет. — Нет, нет, Кэролайн, милая. Ладьи ходят только горизонтально и вертикально. Ты путаешь со слонами, которые ходят по диагонали, — поправил её Клаус, возвращая ладью обратно на квадрат, с которого она начиналась, и постукивая по рассматриваемым слонам. — Вот так, да? — невинно спросила она, двигая своего слона, пока он не попал в его короля. Взяв шахматную фигуру, она подняла её вверх и взволнованно улыбнулась. — Я только что выиграла? Он уступчиво кивнул с улыбкой, в которой смешались гордость и недоверие: — Поздравляю, — сказал он, откидываясь на спинку стула и скрещивая руки на груди. Кэролайн подозрительно посмотрела на него, заставив его пожать плечами и просто пробормотать — Новичкам везёт. Открыто смеясь, она покачала головой и вернула короля обратно на шахматную доску: — О, правда? Давай ещё раз, гибрид. Элайджа оттолкнулся от перил, когда Ребекка подошла и поправила его костюм. Он невинно прогуливался по верхнему этажу их дома во Французском квартале, когда услышал ставший уже знакомым низкий смешок, который появлялся всякий раз, когда Никлаус проводил время с Кэролайн. Остановившись и выглянув с балкона, на его лице появилась удивлённая улыбка, когда он заметил двоих, сидящих за столом на противоположной стороне от него, между ними шла шахматная партия. Было ясно, что Никлаус учил её играть, и было совершенно ясно, что он в полной мере использовал возможность прикасаться к ней всякий раз, когда показывал ей разные шахматные фигуры и то, как они двигаются. Ребекка присоединилась к нему, наблюдая, как Кэролайн снова расставляет шахматы на доске, а Никлаус с обожанием наблюдает за ней. Она громко вздохнула, устраиваясь на балконе, и тихо призналась: — Я никогда не видела, чтобы он смотрел на кого-то так, как он смотрит на Кэролайн… как будто она держит весь мир и звёзды в своих руках. Вероятно, она, по крайней мере, держит его сердце, знает она об этом или нет. — Она знает, — ответил Элайджа, заработав вопросительный взгляд блондинки рядом с ним своим деловым тоном. Поджав губы, он кивнул в сторону вампира, о котором шла речь. — Это не взгляд того, кто не знает, какой огромной властью он обладает над одним из самых страшных существ на этой планете. Повернувшись к нему лицом, Ребекка с подозрением нахмурила брови, пытаясь прочесть его мысли: — Ты беспокоишься, что она может использовать это против него? Против нас? Покачав головой, Элайджа улыбнулся: — Вовсе нет, сестра. Я беспокоюсь, что она может не воспользоваться этим, — объяснил он. Он уже видел едва заметные перемены в Никлаусе за тот месяц, что Кэролайн пробыла в их городе, и это были перемены к лучшему. Это были изменения, которые он хотел внести для неё, и изменения, которые Элайджа полностью поддерживал. Он уже много столетий не видел и не слышал, чтобы его брат смеялся так искренне, как с Кэролайн, и никогда не ставил чужое счастье выше своего. Она могла бы попросить у него луну, и он нашёл бы способ принести ее ей, послав к чертям свой ген оборотня. Не было никаких сомнений в любви Никлауса к ней; если только однажды это будет взаимно. Сухой, резкий смех Ребекки снова привлёк его внимание, вырвав из его мыслей: — Всё также продолжаешь искать искупление для него. Скажи мне, 'Лайджа, что именно сделал Ник, чтобы заслужить это? — злобно спросила она, презрительно прищурив глаза. — Он влюбился, — просто ответил он, наблюдая, как она уставилась на него, не впечатлённая и недовольная его ответом. Сцепив руки вместе, он опёрся руками на балкон и расслабился, прислонившись к нему. — Ничто никогда не искупит его тысячелетних грехов, но это не значит, что следующие тысячелетия должны быть потрачены таким же образом. Между ними воцарилась тишина, когда она пыталась переварить его слова, размышляя о том, что они на самом деле значили: — Знаешь, я тоже была влюбленна. И знаешь, что сделал Ник? — наконец сказала она, тихо и грустно, но резко. Элайджа просто склонил голову. Он не только знал, что сделал Никлаус, но и не приложил особых усилий, чтобы остановить его. Он был так же виновен, как Ребекка считала их брата виновным. — Именно. Когда Элайджа наконец ответил, это остановило её в её действиях, когда он начал уходить: — Из любопытства, кто этот джентльмен, с которым ты проводила свои последние вечера, Ребекка? — спросил он отстраненным тоном, хотя на его губах заиграла улыбка при её недоверчивом взгляде. Было очевидно, что она не думала, что они заметили, с кем она проводила время и ночи (глупая самонадеянность, конечно; у девушки было три старших брата), но его заявление говорило больше, чем это. Они не только знали, но и оставляли её и её нового кавалера наедине, чтобы на какое-то время насладиться их отношениями. Конечно, Элайджа видел, как в её голове крутятся шестеренки, понимая, что Никлаус никогда бы не позволил ей такой привилегии на своих собственных условиях. — Не твоё дело, — фыркнула Ребекка, стирая удивление с лица и высоко подняв голову, уходя и оставляя его возвращаться к своим наблюдениям. Постепенно Элайджа понял, что начинает рассматривать Кэролайн как часть их семьи. Она хорошо ладила со всеми ними (за исключением Ребекки, с которой у неё была предварительная дружба) и даже проводила с ними время индивидуально, занимаясь тем, что им нравилось. Она сидела с ним и задавала вопросы об их прошлом или сопровождала его на прогулках по садам, заливу (к большому разочарованию Никлауса) и городу. Они даже играли в шахматы в те дни, когда она не могла определить своего обычного противника. Она ходила в клуб с Колом или даже была его «ведомым» (Элайджа никогда не привыкнет к сленгу двадцать первого века), когда это было необходимо. Когда их отношения были на своём пике, Кэролайн и Ребекка могли часами ходить по магазинам, сплетничать, баловать себя, а иногда даже просто часами сидеть перед телевизором, окруженные вредной пищей. И всё же он всегда замечал, что больше всего времени она проводила с Никлаусом. То, как он предложил бы им посетить мероприятие, проходящее в Квартале, возможно, пойти попробовать новый ресторан, о котором он слышал, и даже совершить короткие поездки в близлежащие города и поселки, если у него там были дела и он мог бы воспользоваться её компанией. Или то, как он с готовностью согласился на её просьбу научить её более эффективно защищаться, выпить с ней кофе в кафе «Дю Монд» или просто позволить ей посмотреть, как он рисует. Они проводили вместе больше времени, чем большинство пар, и хотя физические аспекты этого ещё не произошли (или так он предполагал), их отношения ни в коем случае нельзя было назвать платоническими или формальными. Каким бы благородным он ни был, даже Элайджа мог воспринимать очевидный флирт, затяжные прикосновения и постоянную потребность быть с кем-то рядом как нечто романтическое. Никлаус был собственником до крайности (его паранойя сделала его таким, чтобы защищать тех, кого он любил), и Кэролайн не была исключением из этого поведения. Он лишь надеялся, что это не оттолкнет её. Но когда он изменил свою точку зрения, он начал замечать кое-что ещё. Что-то гораздо более волнующее, но в то же время обнадеживающее (что-то, что говорило ему, что она здесь, чтобы остаться). Глаза Кэролайн искали Никлауса каждый раз, когда она входила в комнату, где он мог быть. Элайджа подозревал, что это было бессознательное действие, но оно говорило о многом. Если сейчас она подражала тем же привычкам, что и его брат, возможно, был шанс, что она испытывала к нему те же чувства. Однако, судя по тому, что он видел, Никлаус, казалось, любил со всей страстью человека, изголодавшегося по такой привязанности в течение тысячи лет, и этот молодой вампир носил её (слегка охраняемое) сердце в своём рукаве. Всё начиналось с отводимых взглядов и резкого кашля, прочищения горла или намеренно громких шагов всякий раз, когда Элайджа входил в комнату, где они были вдвоем. Скорее всего, они так или иначе разделяли привязанность друг к другу. Не то чтобы он был ханжой (тысяча лет не оставляли ему много места, чтобы быть таким, и он даже не хотел думать о том, что он видел у своих братьев и сестер на протяжении многих лет), но было что-то настолько интимное в том, как Кэролайн и Никлаус были друг с другом, когда они думали, что никто больше не смотрит, что было почти больно разрывать их. В конце концов, Кэролайн переехала в комнату Никлауса, и, когда поддразнивание его младших братьев и сестер за их счет стало слишком неловким для вампира, он заколдовал комнату, чтобы она была звукоизолирована, как только дверь закрылась. После этого их проявления привязанности не всегда были незаметными или сдержанными. Элайджа потерял счёт тому, сколько раз он извинялся (хотя его слова не были услышаны), когда эти двое были пойманы в своем собственном мире в углу кабинки в баре; хихикая, смеясь, целуясь и даже прижимаясь. Затем, через год после того, как она впервые появилась на их пороге, и через десять месяцев после начала их отношений, он стал свидетелем важной вехи в их отношениях, которую он не стеснялся признавать. Элайджа улыбнулся книге, которую читал в библиотеке, когда случайно услышал, как Кэролайн признается в любви Никлаусу. Это было мило и просто, но он знал, что даже Никлаус был удивлен этим. Всем им было ясно, что он влюблен в неё, и хотя Элайджа заверил своего брата, что она чувствовала то же самое во время нескольких их ночных попоек, он знал, что наличие реальных доказательств — это то, в чем гибрид должен быть уверен. Элайджа приподнял бровь, когда Кэролайн присоединилась к нему и Ребекке за завтраком. Для неё было необычно находиться за столом; её завтрак обычно доставляли ей на подносе в постель (Никлаус всегда вставал рано) или ждал её на кухне, когда она, наконец, спускалась вниз в те дни, когда дела в Новом Орлеане забирали Никлауса. Хотя бывали утра, когда они появлялись вместе на завтрак или поздний завтрак с довольными взглядами и скрытными улыбками между ними, когда никакие заклинания не могли по-настоящему скрыть то, что произошло. — Примерка платья сегодня, — подсказала ему Ребекка, не нуждаясь в постановке вопроса, не отрывая взгляда от телефона, когда Кэролайн села напротив неё. — Она нервничает. — Я не… — начала защищаться Кэролайн, пристально глядя пока наливала себе стакан апельсинового сока, сдаваясь на полпути с подавленным вздохом. — Да, хорошо, я нервничаю. И я надеюсь, что они ничего не испортили! До свадьбы осталось всего три месяца, а это почти не оставляет времени на то, чтобы все исправить. Ребекка положила телефон рядом со своей тарелкой и покачала головой: — Этого не произойдет. Они лучшие портнихи и швеи; наши платья им подходят. Поверь мне, я не рискую провести день в ужасно сшитом наряде, — заверила она её, слова были серьёзными и страстными, заставив Кэролайн наклонить голову и слащаво улыбнуться ей. — Потому что моя свадьба — это всё о тебе, да, Бека? — саркастически спросила она, заработав такую же улыбку в ответ. — Ты это знаешь, — холодно парировала первородная. Покачав головой, Кэролайн решила забыть об этом (она и так проведет большую часть дня с другой блондинкой) и повернулась лицом к Элайдже рядом с ней, когда потянулась за вазой с фруктами. — У тебя есть все инструкции и детали для костюмов, верно, Элайджа? — спросила она его, стараясь казаться беззаботной, но он мог заметить беспокойство за этим. — Да, Кэролайн. Я знаю все детали наизусть, а если нет, я уверен, что смогу восстановить электронную почту, текстовые сообщения или заметки на моем телефоне, — легко заверил он её, улыбка танцевала вокруг его рта. Она застенчиво прикусила губу и один раз кивнула головой. — Ладно, прости. Мне просто нужно, чтобы всё было идеально, и невесте не разрешается ходить по магазинам за одеждой жениха или остальной частью вечеринки, — объяснила она, махнув рукой, в которой держала вилку, когда сделала перерыв, чтобы проглотить, прежде чем продолжить, к большому удовольствию Элайджи (как и всегда, когда он замечал её склонность имитировать поведение подростка). — Что глупо, потому что Хей — кто ещё может спланировать это так, как невеста? — Ты болтаешь, милая, — дразняще объявил Никлаус, входя в комнату, целуя Кэролайн в щёку, проходя мимо неё к пустому стулу напротив Элайджи. Пустой стул рядом с ним был оставлен для Кола, который всегда поздно поднимался (если он вообще ночевал дома). — Доброе утро. — Доброе утро, — ответила Кэролайн, сморщив нос, когда посмотрела на него. Он был одет в слегка забрызганный краской хенли и джинсы, и Элайджа с того места, где он стоял, чувствовал запах скипидара. — Тебе нужно принять душ и переодеться, прежде вы пойдёте. Никлаус закатил глаза, накладывая свой завтрак на тарелку: — Так я и планировал, милая. Возможно, я не смогу спланировать свадьбу, как невеста, но я способен позаботиться о себе, — пошутил он, заставив Ребекку рассмеяться и обменяться улыбками с самим Элайджей. Кэролайн, однако, просто нерешительно нахмурилась. — Просто уточняю, — фыркнула она в свой сок. Вызывающе подняв бровь на своего брата, Элайджа промолчал и сделал глоток своего кофе, взяв газету рядом с собой. Их разговор продолжался (Кэролайн повторяла инструкции, которые дала ему ранее), но он исчез, сосредоточившись на планах на неделю. До предстоящей свадьбы оставалось всего несколько месяцев, и у всей семьи были свои роли на первой свадьбе Майклсонов. Он всё ещё не мог осознать тот факт, что именно Никлаус женится первым. Если бы ему пришлось делать ставки, он поставил бы всё семейное состояние на Ребекку. К счастью, он этого не сделал; Кэролайн не была бы впечатлена необходимостью постоянно использовать внушение. Низкий звук глубокого горлового рычания Никлауса заставил его заглянуть поверх своей газеты, чтобы увидеть, что он пропустил. Черты гибрида нахмурились, когда Кэролайн и Ребекка обменялись быстрыми фразами; всё о внешности Никлауса и изменениях, которые необходимо было внести до церемонии. Элайджа ухмыльнулся и вернулся к своей газете, когда увидел, как его хмурый взгляд превратился в раздраженную гримасу, когда Кэролайн наконец сообщила своему жениху о том, чего она от него ожидает. Никлаус согласился со вздохом и сказал, "Только если ты настаиваешь, любовь моя". Элайджу всё ещё поражало, что его брат идёт на компромисс или делает то, чего обычно не делал бы, просто потому, что Кэролайн попросила. Из-за этого их семья стала ближе, из-за неё. Они проводили больше времени вместе и меньше ссорились (в конце концов, они были братьями и сестрами, борьба была чем-то вечным). Кэролайн даже заставила Кола признаться в своих обязанностях, какими бы незначительными и бесполезными они ни были. Это было то, чего даже он, как старший, не мог сделать. Но лучшее, за что Элайджа мог когда-либо поблагодарить её, — это отсутствие угроз кинжалом, которые слетали с уст Никлауса и были направлены на одного из них в недавнем прошлом. Без постоянного страха перед ним он видел, как Ребекка расслабилась в семье и ни разу не заговорила о желании уйти. И подумать только, всё это было благодаря молодой светловолосой вампирше, появившейся на их пороге с парой сумок в руках четыре года назад.