Белая бабочка

***

Любовь - красивое, приятное чувство. Ты ощущаешь бабочки в животе, когда видешь его или её. Ты хочешь довериться тому. Обнять, утешить, если случилось что. Поцелуи, секс на крайний случай. Наверно, можно поцеловать в уголок губ, прошептав, что всё хорошо.

Всё просто ужасно.

Всё хорошо точно не у Феликса. Ещё с детства он страдал „раздвоением личности”, но вместо рандомных потерь контроля над своим телом, он разделял мысли и настроение со второй личностью. Может, у него реально диссоциативное расстройство личности, а может, его сломанные нервы сдали, пытаясь обвинить во всём кого-то очень похожего на тебя.       Он не различает свои мысли от мыслей второго, который назвался Хизу ко. Да, звучит как японское имя, но тот „сказал”, что предпочитает называться так. Он представил себя, как мальчика такого же роста, но немножко худее. С чёрной причёской, некоторые пряди окрашены в светло-синий, и конечно же небесные глаза. Феликс не помнит, когда тот стал неотделимой частью жизни первого. Возможно, когда он впервые увидел смерть, как дедушка спал на скамейке, но если прислушаться, то можно было услышать его последний вздох и увидеть то, как он спокойно прикрыл глаза, откинув голову назад и слегка улыбнувшись, принимая судьбу, а возможно, когда он был изнасилован каким-то мужчиной.

      А может, ещё с начала своего жалкого существования.

Он помнит, как мускулистые руки держали его запястья над головой, вдалбливаясь в тело пацана с золотистыми кудряшками и наслаждаясь страданиями младшего. Он выл, кричал, всхлипывал, прося прекратить эти пытки, но старший и не собирался слушать, скорее всего думая, что происходящее - нормально. И то, как всё внутри сжимало от непонятных ощущений и острой боли. То, как сперма текла из заднего прохода, оставляя склизкие следы. Отвратительно. Он точно был на грани самоубийства, но вспомнил те лазуритовые глаза, которые бы увидели мёртвое тело лучшего друга. Насильника, кстати, так и не посадили, что лишь начало пламя внутреннего гнева.

Смерть и суицид - разное.

Да, так похожи. Из-за обоих сердце перестаёт работать после увечий или передозировки, но руки, которые будут в „крови” - бывают разными.       Он много думал о том, как бы умер. Может, его собьёт машина, а может ему на голову упадёт тяжёлая полка с книгами, а может, его конечности неожиданно начнут выворачиваться под неправильным углом, и он не сможет это остановить, принимая долгую и болезненную смерть. Мистика и духи - та ещё херня.       А другое дело - самоубийство. Что, если ты хочешь умереть без боли и быстро? Снотворное? А если тому станет капец плохо, и его будет тошнить всё оставшееся время, пока сердце будет медленно останавливаться?

Верёвка, табуретка.

Таблетки, вода.

Нож, порезы.

Вскрытие вены...

Так много способов, но он знает, что не готов. Будет больно, неудобно...

***

Однажды он проснулся с острой болью по телу после несильной простуды. Так и хотелось выпилиться, чтобы не чувствовать это. Да и впринципе не страдать. Вот, его горло слегка разрывается от кашля и он.. выплёвывает какие-то белые комочки. Остатки еды? Вряд-ли, он всё ещё чувствует голод. Но... эти комочки шевелятся и кажется, что оно живое. Ох, блять, до чего дожили.       Конечно он подумает, что это у него уже галлюцинации от стресса, но он хотел убедиться. Найдя Габриеля и дав ему один из комочков в ладонь, тот спрашивает о ощущении.

Да, он тоже чувствует какие-то движения от этих белых штук.

Это рискованно, потому что Габри может рассказать или спросить кого-то о такой херне, но все мы когда-то хотели рискнуть, хотели увидеть второй финал.

***

Иногда, Феликс слушал жалобы Зонтика и помнил, как тот сказал, что уже планировал самоубийство, но слишком пугливый, чтобы сделать что-то подобное. „Ах, солнышко ты моё, не слушай никого, ты мил и прекрасен будучи собой. А Вару просто.. невоспитанный,” – Маты бы подошли, но не по-доброму это. Да, ему романтически нравится Зонтик. Да, он назвал его солнцем, когда ему больше подойдёт прозвище „Дождик” или „Капелька”, хотя сами зонты должны защищать от дождя. „Ты должен был бороться, а не примкнуть к ним” подошла бы фраза.       Он каждый раз ошпаренно выбегает на всхлипы возлюбленного, не в силах совладать с приступом агрессии. Хизу ко садист, он всё время возмущался, что тот помогает Зонтику, а не Вару. „Аромантик” - подумал Феликс, когда слушал историю от второй личности, с отвращением сказывая о двух влюблённых, чьи чувства были запретны, из-за чего оба погибли, так и не найдя покой.

***

Хизу ко постоянно твердил,

что он - бог позитива,

бог доверия, обмана, садизма..?

Вторая личность подозрительно часто предвещал будущее, а если нет, то отнекивался, говоря, что всегда прав и ему просто дали фальшивую информацию.

„А ты умрёшь из-за любви.”

„Может ради любви?”

„Нет, из-за. Ты чё, глухой?”

Феликс тихо и раздражённо фыркнул на такое заявление. Он не знал, верить тому или нет, потому что он мог преувеличивать, и Феля наоборот только пострадает, но не умрёт. Шанс, что такие события, смерть, произойдут - 50/50, учитывая, что Хизу „бог” и много раз угадывал незначительные события. Только какой именно бог - это уже даже Google не знает.

***

„Блять...”

„А я говорил!”

Феликс давно начал откашливать кровью, но не хотел тревожить остальных, игнорируя частые приступы боли в разных частях тела. Чаще всего живота.       Но когда он начал буквально выкашливать бабочек, иногда даже живых, ещё и какая-то ползающая хуйня под кожей, - это уже перешло границы реальности.

„Я не понимаю...”

„Пиздец ты тупой.”

Белая бабочка села на волосы протагониста, помахивая окрававленными крыльями.

„Поздравляю, у вас шиза.”

„А если серьёзно?..”

„Да батохаки у тебя, не ной. Лечится обычными взаимными чувствами, просто признайся Зонтику.”

„О господи...”

***

Когда он разузнал об этой болезни, используя интернет, то не смог сдержать слёз, коря себя за глупость.

„Я умру.”

„Э, мы так не договаривались-”

„Пошёл нахуй.”

„Как грубо)...”

Он не расскажет об этом Зонтику, да и кому-либо. Будут гадать, кого так полюбил. Даже, если он расскажет о своих чувствах и выживет, ибо будет взаимно, то „плачущий клон” будет время от времени винить себя, что Феликс некоторое время страдал из-за него. А Феле это не надо.

***

И вот, спустя неделю страданий, он лежит на полу своей комнаты, он кашляет так, будто ещё немного, и горло разорвёт. Чувствует, как кожу разрывают белые бабочки. Они издевательски кружились над ним, смахивая остатки крови на создателя. Надежда давно покинула их, хоть и „умирает последней.”

„Когда умрёшь, я просто оставлю твоё тело и вселюсь в другого.”

„Можно ты хотя бы принесёшь

цветок на мою могилу?”

„Ладно, но какой-”

„Только не белый.”

Белый - цвет спокойствия, добра и невинности. Но Феликс не понимает, почему эти бабочки окрававленно белые, а не, например, красные или чёрные. Видимо, он реально смог стать добрым за эту жизнь.       Вдруг дверь с громким скрипом открывается и входит... „Солнце”. О, нет. То самое солнце, из-за которого „добрый” валет умирает. Тот смотрит на того, то ли в шоке, то ли в страхе.

„Тебя уже не спасти.”

„Я знаю...”

Зонтик подбегает к тому, попутно садясь на колени возле умирающего и хватая за плечи, чуть ли не крича спрашивая, что происходит с ним. „Не волнуйся, просто полежу и всё будет в порядке,” – спокойно и в какой-то мере ласково говорит Феликс, сдерживая крик. Он не хочет верить, что умрёт перед тем, кого меньше всего хотел пугать своей смертью.       Не в силах пытаться поймать быстро покидающую его жизнь, он прикрывает глаза, вслушиваясь в то, как Зонтик просил того продержаться ещё немного и не „засыпать.”

„Прощай, Феликс. Ты был неплохим парнем, хоть и надоедливым.”

„Пока, Хизу. Надеюсь, увидемся...”

Последний, казалось бы, вздох, и он полностью закрывает глаза, улыбнувшись уголками губ, хоть и понимал, что со стороны травмированного это выглядит только жутко.

Он так и не признался.