Честнейший владыка пика Цинцзин-9. Юэ Циньюань

      Му Цинфан столь скорому возвращению Шэнь Цинцю не обрадовался. У главы Цяньцао хватало забот и без проблем владыки Тихого пика. Но, видимо, Шэнь Юань выглядел достаточно измученным, чтобы профессионализм не позволил Му Цинфану выставить его со своего пика без разговоров.              — Как я вижу, разговор с Шэнь-шисюном не задался? — хмыкнул целитель, привычно протягивая пальцы к запястью.              — Не так плохо, как я опасался, — Шэнь Юань неопределенно качнул головой. — На самом деле, я хотел просить шиди Му об одолжении.              Владыка Цяньцао молча выгнул бровь. Выражение его лица оставалось в рамках вежливого недоумения, но общий невербальный посыл «а не требуется ли дорогому шисюну возвращение в границы реальности» вполне считывался.              — Общение с… сяо Цинцю достаточно сложный процесс даже для меня. Я опасаюсь, что Юэ-шисюну может снова потребоваться как минимум тот чай… но если у шиди Му есть возможность, я бы просил его навестить главу Юэ со мной и убедиться, что с ним всё в порядке.              Выгнутая бровь Му Цинфана опустилась, возвращая лицу безмятежность озерной глади.              — Глава Юэ долгие годы общался с Шэнь-шисюном и вряд ли будет удивлён проявлениям его дурного характера.              — Но кому, как не шиди Му, знать, что порой спину верблюда ломает незначительная соломинка, — настаивал Юань.              — Шисюн Шэнь действительно беспокоится о здоровье Чжанмэнь-шисюна или же просто опасается встречаться с ним в одиночку?              — Что? — Юань недоуменно моргнул. Потом осознал, на что именно намекал целитель, оскорбленно распахнул веер. — Шиди Му! Если бы я не хотел встречаться с главой Юэ, я бы просто не пошел на Цюндин сейчас!              — А шисюн непременно собирается туда дойти?              Шэнь Юань коротко взглянул на Му Цинфана поверх веера.              — Если шиди Му занят, я прошу сообщить, к какому из старших учеников может обратиться этот мастер. Этот Шэнь никоим образом не собирается отвлекать шиди сверх возможного, и…              Глава Цяньцао оборвал тираду резким взмахом руки. Отвернулся к шкафчикам, доставая несколько коробочек, чёткими движениями смешал их содержимое в разных пропорциях.              — Этот шиди приносит свои извинения. Он несколько… забылся.              — Недовольство шиди Му поведением этого шисюна справедливо, — пожал плечами Шэнь Юань. — Но я действительно беспокоюсь о состоянии Юэ-шисюна.              Целитель скосил на него глаза, но больше ничего не сказал. Закончил приготовление смеси, в которой Юань узнал ту дивную заварку, сложил в рукава ещё несколько пузырьков и мешочков и жестом пригласил выйти.              — Почему шисюн предпочёл Радужный мост полёту? — подчёркнуто нейтрально поинтересовался целитель пару десятков шагов спустя.              — Потому что, в отличие от этого мастера, Сюя остался только в одном экземпляре, — бесцветно сообщил ему Шэнь Юань.              Добавлять, что этот самый экземпляр сейчас находится у Шэнь Цзю и вряд ли когда-нибудь к нему вернётся, он не стал. Говорить вообще не хотелось. Общение с Шэнь Цзю вымотало его куда сильнее, чем показалось на первый взгляд, и повторный визит на Цяньцао вместе с довольно холодным приёмом от Му Цинфана дался Юаню тяжело. Настолько тяжело, что если бы не серьёзные опасения за состояние Юэ Циньюаня, он бы просто развернулся и ушёл на Аньдин — благо Самолёту можно было бы ничего не объяснять хотя бы прямо сейчас, а просто запросить койку и отрубиться на несколько часов. И средства для борьбы с излишним стрессом у Шан Цинхуа определённо водились, будь то благовония из Царства демонов или банальный алкоголь.              Но он устал всё-таки не настолько, чтобы рисковать возможным искажением ци у главы ордена. Спасибо, ему и опыта с Лю Цингэ более чем хватило. Повторять не хотелось, особенно в таком состоянии.              Хотя если повезёт, можно будет разделить чай с Юэ Циньюанем. И у него же запросить допуск в один из гостевых домов.              Если нет… То Шэнь Юань всё равно пошлёт к чёрту все требования и всё-таки сбежит на Аньдин. Иначе нервный срыв будет уже у него.              Цюндин встретил их привычным хорошо отлаженным механизмом взаимодействий, незаметных для постороннего глаза, но обеспечивающих бесперебойную работу первого пика Цанцюн. Значит, как минимум явным искажением ци главу школы не накрыло. К счастью, статус глав пика позволял добраться до Юэ Циньюаня без лишних формальностей — и Шэнь Юань порадовался этому, как и своей настойчивости, потому что с главой Юэ определённо было что-то не так.              Он не выглядел так, будто ему было плохо. Не был даже растрёпанным или помятым — но взгляд, обычно умный и внимательный, заметно плыл и норовил расфокусироваться, а улыбка подрагивала, будто мышцы никак не могли определиться с правильным положением. Всё вместе это было похоже на опьянение, вот только Шэнь Юань пил с главой Юэ и имел представление, насколько тот устойчив к вину. Чтобы напоить Юэ Циньюаня до такого состояния, в него нужно было бы бочку влить, не меньше.              — Шиди? Что-то случилось?              Юэ Циньюань всё-таки сфокусировал на них взгляд, попытался привстать навстречу — но Му Цинфан оказался куда проворнее и успел перехватить его за запястье до того, как Юэ Ци полностью выпрямил ноги. Нахмурился, прислушиваясь к отклику влитой в чужие духовные вены ци. Удивлённо вскинул брови. Убрал пальцы с запястья, коротко поклонился, извиняясь за свою бесцеремонность — и вдруг отвесил второй такой же поклон Шэнь Юаню.              — Глава Му? — Юань удивлённо качнул веером.              — Этот шиди позволил себе необоснованно усомниться в словах шисюна, — целитель поджал губы, но, похоже, в этот раз сердился он не на Шэнь Юаня. — И благодарен владыке Шэню, что он настоял на необходимости визита.              — Шиди Му? — Юэ Циньюань смотрел чуть рассеянно, так и застыв в несколько неловкой позе. — Шиди Шэнь?              — Ци главы Юэ разбалансирована, — Му Цинфан сосредоточенно свёл брови к переносице, перебирая прихваченные с собой пузырьки и снадобья. — Насколько может судить этот недостойный, что-то помогло Чжанмэнь-шисюну преодолеть узкое место в совершенствовании либо старого и сильного сердечного демона. Меридианам и ядру требуется время, чтобы адаптироваться к более высокому уровню. Использование ци сразу после прорыва может навредить.              — Риски… высоки? — вытолкнул через почему-то пересохшее горло Юань.              — Чем сильнее совершенствующийся, тем выше, — пожал плечами глава Цяньцао.              Шэнь Юань сглотнул. Юэ Циньюань был одним из сильнейших заклинателей — значит, риски были очень высоки? Всё могло пойти наперекосяк вот так, даже без всяких потрясений и ловушек с тысячами стрел?              — Шиди, — лёгкое прикосновение к плечу почти заставило невольно вздрогнуть.              Юэ Циньюань стоял совсем рядом — когда он успел подойти? Почему Шэнь Юань этого не заметил? — и смотрел на него тем самым лучистым взглядом, от которого что-то ёкало внутри. Тёплым, внимательным, почти избавившимся от застилавшей его пьяной дымки. Смотрел и мягко улыбался, как будто всё на свете было хорошо, как будто не висел над их головами огромный груз нерешённых проблем, с каждым месяцем всё ухудшающиеся отношения с Хуаньхуа и на волоске держащийся секрет о родословной Бинхэ. Как будто здесь и сейчас не могло быть ничего более важного, чем сам Шэнь Юань, стиснувший веер так, что шипы на нём больно впились в ладонь.              — Да? — почему-то почти шёпотом отозвался Юань.              — Этот Юэ в порядке, — улыбка на мгновение стала немного шире. — Шиди не стоит беспокоиться.              — Но мог не быть, — Шэнь Юань лишь усилием воли преодолел порыв отвести взгляд. — Этот Шэнь был самонадеян…              — Но всё же достаточно осторожен, чтобы учесть последствия, — внезапно вмешался в разговор Му Цинфан.              Глава Цяньцао не терял времени даром — на столике теснились несколько пиал со снадобьями и чайник со знакомым отваром.              — Эликсир и эссенция для главы Юэ, — лаконично прокомментировал целитель. — Чай для вас обоих. Порошок добавить к благовониям. Могу ли я просить лорда Шэнь задержаться на Цюндин, пока этот недостойный изготовит более подходящие к ситуации снадобья?              — Этот Шэнь сочтёт за честь следовать указаниям шиди Му, — Юань сложил руки в уважительном поклоне. — И приложит все усилия, дабы глава Юэ не пострадал.              — Этот целитель изготовит снадобья также для Шэнь-шисюна, — вскинул на него неожиданно острый взгляд Му Цинфан. — И надеется, что глава Юэ сумеет убедить Шэнь-шисюна не пренебрегать и собственным здоровьем.              — Цинцю-шиди? — Юэ Циньюань обеспокоенно качнулся к нему.              — Этот мастер в порядке, — Юань даже чуть опустил веер, чтобы не возникало ощущения, что он прячет лицо. — Просто несколько… устал.              — Общее истощение, также разбалансированность ци, сильное нервное напряжение, — невозмутимо перечислил Му Цинфан. — Каждый из факторов по отдельности не существенен, но в целом они дают значительное давление даже для совершенствующегося уровня Шэнь-шисюна. Особенно с учётом отравления Неисцелимым.              — У меня нет истощения! — возмутился Шэнь Юань.              — То есть остальных симптомов Шэнь-шисюн не отрицает, — Му Цинфан сощурил глаза в веселые щелочки. — Как и неделю инедии с отсутствием сна при высокозатратной деятельности.              — Мой уровень совершенствования позволяет обходиться без сна больше месяца, — сварливо напомнил Юань.              — Несомненно, — согласился глава Цяньцао. — Но я настаиваю, что Шэнь-шисюн нуждается как минимум в отдыхе.              — Можно подумать, я возражаю и всеми силами пытаюсь вырваться на миссию с шиди Лю, — закатил глаза Шэнь Юань, шагая к столикам и разливая чай на двоих. — Я со всем вниманием отношусь к рекомендациям шиди Му.              — В таком случае, этот шиди не будет задерживаться и как можно скорее приготовит необходимые составы, — улыбнулся Му Цинфан. — Глава Юэ, — поклон, — Шэнь-шисюн.              Юань проводил взглядом взмывшего на мече целителя, опустил глаза на пиалу, зажатую в пальцах. Пиала была знакомой и не раз оказывалась в его руках во время его прежних встреч с Юэ Циньюанем. Вот только сейчас Юань чувствовал себя слишком неловко, чтобы по-настоящему расслабиться. Дождаться, пока Юэ Циньюань спросит? Сказать что-то самому? Но он не знал, что: слова будто рассыпались ворохом несвязных штрихов и чёрточек, оставив вместо себя гулкую пустоту в голове. И даже знакомый запах успокаивающего чая не помогал.              — Цинцю-шиди в безопасности, — Юэ Циньюань всё-таки заговорил первым.              Юань немного заторможено моргнул. Это был… не вопрос?              — Юэ-шисюн?              — Что бы ни беспокоило Цинцю-шиди, сейчас он в безопасности, — повторил Юэ Ци.              Юань снова моргнул. Почему Циньюань счёл нужным сказать именно это?              — Благодарю Юэ-шисюна за заботу, — он дёрнул уголком губ в нервном намёке на улыбку.              Осушил свою пиалу одним глотком, чуть заметно поморщившись от знакомой горечи на языке. Прикрыл глаза.              Руки ощущались слегка онемевшими, из-за чего пиала опустилась на стол с неловким стуком. Растерянная пустота словно растеклась за пределы головы и теперь затапливала всё тело, превращая мышцы в неловкое желе.              И это буквально с пары глотков? Может быть, Му Цинфан был прав насчёт истощения?              Или просто смешал куда более сильный состав, пока Шэнь Юань отвлёкся на главу Юэ?              Главу Юэ, который успел выпить оставленные для него эликсиры и теперь выглядел куда более собранным, чем несколько минут назад. И уже налил новую порцию «чая». Юань тупо уставился на свою пиалу, пытаясь собрать мысль в кучку и сообразить, что с ней делать. Циньюань мягко, но настойчиво вложил её в руку Шэнь Юаня. Помог сжать пальцы, подтолкнул ладонь, помогая донести пиалу до рта. Придержал донышко, не давая хрупкой керамике неловко упасть на стол.              Юань проводил упавшую пиалу взглядом, пытаясь ужаснуться тому, насколько его размазало. Шэнь Цзю загрыз бы его за такой ущерб их общей репутации… но даже на это ему сейчас было феерически пофиг.              — Шиди позволит? — рука Юэ Циньюаня зависла над столом в явно незаконченном жесте.              Шэнь Юань сфокусировал взгляд на нём. Поскрипел мозгами, осмысливая вопрос, коротко кивнул: сейчас-то уже какой смысл спорить? С отстранённым интересом пронаблюдал, как Юэ Циньюань деликатно наклонился ближе, продолжая прерванное движение, коснулся пальцами виска…              А потом по его меридианам прокатилась волна ци, свежей, яркой, покалывающей фантомными разрядами тока — настолько, что Юань почти ощутил запах озона. И невольно выпрямился, ощущая, как прояснились мысли и растаяла навалившаяся было муть.              Это было не совсем похоже на привычное очищение меридианов с Лю Цингэ. Не потому, что Бог Войны обычно пускал ци через запястье, чего Юэ Циньюань не мог сделать из-за Оков. И даже не оттого, что ци главы Цанцюншань была гораздо мощнее. Похоже, изменились эффекты Неисцелимого: не имея возможности заблокировать ток ци полностью из-за крови Бинхэ, яд всё же замедлял её течение. Ничего такого, с чем Шэнь Цинцю не мог бы справиться в обычном своем состоянии… но при его уровне измотанности, помноженном на успокаивающий чай, эффект оказался сокрушительным.              — Шиди Му рекомендовал Юэ-шисюну воздержаться от манипуляций с ци в ближайшее время.              — Этот Юэ полагает, что в данной ситуации состояние Цинцю-шиди заслуживало большего внимания.              — Этот Шэнь не намерен поощрять тягу Чжанмэнь-шисюна к пренебрежению собой, — Юань сердито щёлкнул веером.              — Цинцю-шиди мудр и незаслуженно снисходителен к этому шисюну, — Юэ Циньюань наклонил голову будто бы подставляя ее под небрежный шлепок веером, но в его глазах плясали смешинки. — Согласится ли шиди и дальше проявлять своё снисхождение?              — Только если Юэ-шисюн будет строго следовать рекомендациям шиди Му.              — Как пожелает шиди, — Юэ Циньюань улыбнулся и опустил руку, касаясь ладони Юаня, так и лежащей на столе. Почему-то сейчас это прикосновение ощущалось куда более остро, чем даже когда Циньюань вливал ци в его духовные вены.              Шэнь Юань поспешно распахнул веер, чувствуя, как щёки заливает румянцем. Юэ Циньюань улыбался и держал его за руку. Юэ Циньюань не задавал неловких вопросов, не требовал ничего объяснить и не поднимал тему двух Шэнь Цинцю. Юэ Циньюань смотрел так, будто Шэнь Юань был чем-то невероятно важным и чуть заметно поглаживал его ладонь, превращая мозги Юаня в розовую жижу.              Шэнь Юаню предстояло как-то выжить ближайшие несколько часов, и он не был уверен, что допрос был бы худшим вариантом.              Во время допроса у него, по крайней мере, не возникло бы желания распустить Юэ Циньюаню волосы и перебирать пряди, пока усталая морщинка между бровей окончательно не разгладится.              Во время допроса Юэ Циньюань не смотрел бы так, будто ему этого тоже хотелось бы.       

***

чтобы никто не запутался: Юэ Циньюань мысленно зовёт Шэнь Цзю Сяо Цзю, а Шэнь Юаня Шэнь Цинцю или Цинцю-шиди.              Совершенствующиеся возвышенны, бессмертны, сильны и не подвержены людским порокам, считают простые люди. Они скользят на мечах среди облаков и лишь изредка осеняют землю своим присутствием и справедливостью, перешёптываются в небольших деревеньках и на городских улочках после визита адептов великих или не очень великих орденов. Мечи заклинателей сильны и прекрасны, а их владельцы праведны, и ни один демон, призрак или монстр не устоит перед ними. Не будет снисхождения ко злу или несправедливости, если о них узнают, считали когда-то даже уличные мальчишки из ватаги попрошаек.              Юэ Циньюань таких иллюзий давно не питал. Заклинатели были всего лишь людьми. И, как все прочие люди, были разными. Добрыми, злыми, лицемерными, искренними, умными, глупыми. Внимательными к деталям и равнодушными к чужим бедам. Завистливыми и не заинтересованными в мирских почестях. Точно так же обманывали, улыбались в лицо тем, кто им неприятен, и преследовали свою выгоду.              Совершенствование могло создать прекрасный, вызывающий трепет фасад, придать жестам завораживающее изящество, а лицу — возвышенную безмятежность, но не изменить самую суть.              Уличный попрошайка Юэ Ци, не исчезнувший ни после выхода из пещер Линси, ни после боя с Небесным демоном, ни даже после становления главой двенадцати пиков, знал это совершенно точно. Знал — и не прекращал удивляться слепоте окружающих, которые годами пытались «раскрыть главе Юэ глаза» на недостатки и порочность Шэнь Цинцю. Не замечавших, что «великий» Юэ Циньюань, столп и опора нынешнего поколения заклинателей, такой же: несовершенный, жадный, не способный смириться с собственными ошибками и отпустить то, что считал своим. Не понимавших, на что он готов ради этого своего. Насколько легко переступил бы через все принципы и правила мира совершенствующихся, если бы это было тем, в чём Сяо Цзю действительно нуждался.              Насколько далёк был Юэ Циньюань от истинного бессмертного, тревожимого людскими слабостями не более, чем гора утренним ветерком.              Он всегда был жадным — ещё задолго до Цанцюн. Отказывался отпускать даже самого паршивого крысёныша из собственной ватаги, отказывался смириться и принимать только тот кусок, которого заслуживал такой уличный отброс, отказывался смириться с собственными промахами и безропотно принять их последствия...              Будь это не так — разве занял бы он без всякого сомнения место главного ученика Цюндин? Разве схватился бы за самый сильный меч, отказываясь его выпустить, даже когда сила этого меча рвала его на части в пещерах Линси? Разве сумел бы держаться за Сяо Цзю все эти годы, несмотря на раз за разом вонзаемые в него кинжалы чужого гнева и обиды?              Юэ Циньюань не считал себя «хорошим» человеком. Знал о собственной эгоистичной натуре и, в отличие от Сяо Цзю, даже не пытался её как-то превозмочь. Да, он защищал своих боевых братьев и сестёр — но не оттого, что так было правильно, а потому, что ныне его ватагой был весь Цанцюн. Потому, что все они принадлежали ему не меньше, чем сам Юэ Циньюань двенадцати пикам. Несмотря на репутацию внимательного и деликатного человека, по-настоящему сердце Юэ Циньюаня бывало затронуто редко. Он сочувствовал людям, обращающимся в Цанцюн за помощью, — но встань перед ним выбор между этими бедолагами и собственными адептами, он без колебаний выбрал бы последних. Улыбки Юэ Циньюаня не были полностью лицемерными — но редко, очень редко они отражали его настоящие чувства.              Так редко, что за последние месяцы таких улыбок было больше, чем за добрый десяток лет до того.              Стоило ли удивляться, что Юэ Ци хотел их — больше? Что не собирался отпускать из своей жизни человека, из-за которого ему хотелось искренне улыбаться, как бы этого человека ни звали?              До недавних пор жадность Юэ Циньюаня сдерживалась привычной виной и страхом всё испортить. Потерять то, что уже было, потянувшись за большим: он слишком хорошо помнил, к чему его жадность привела раньше.              Но Шэнь Цинцю вернул ему Сяо Цзю. Сяо Цзю выслушал его — и не отверг. Не сказал, что ему противно видеть Юэ Циньюаня, что он знать не хочет человека, столько лет молчавшего по таким глупым причинам. И даже не взвалил на себя ответственность за очередной промах Ци-гэ, чего Юэ Ци тоже опасался: Сяо Цзю был куда более склонен принимать на себя и вину, и чужую ношу.              Шэнь Цинцю... не отверг тоже. Помог удержать равновесие на тонком канате старых обид, увидел и принял все эти не вписывающиеся в выверенный образ главы Цанцюн моменты и чувства. Не счёл готовность опуститься перед Сяо Цзю на колени чем-то, заслуживающим осуждения.              Предложил в ответ собственное доверие — такое хрупкое, почти невозможное. Позволил увидеть свою уязвимость и пытался скрыть за веером не страх, а смущение.              Юэ Циньюань был всего лишь человеком. Можно ли было осуждать его за то, что он захотел себе это целиком?              Не только Сяо Цзю, но и Шэнь Цинцю. Не только колючего младшего брата, вросшего в сердце с самого детства, но и человека, появившегося в его жизни так недавно. Поначалу Юэ Циньюань пытался верить, что таким бы стал его Сяо Цзю, если бы он успел вовремя. Но чем дальше, тем хуже это у него получалось. Слишком разными были эти двое, и сравнивать их было всё равно что пытаться объединить приёмы для ножа-заточки и шёлковой удавки. Цинцю-шиди мог казаться мягким и снисходительным. Временами даже позволял себе таким быть. Но именно что позволял, и только когда чувствовал себя в безопасности. Сяо Цзю не демонстрировал свою уязвимость никогда, отгораживаясь холодным образом возвышенного учёного ото всех. Его боевым собратьям доставалось лишь чуть более откровенная язвительность. Шэнь Цинцю же позволял себе быть избалованным в присутствии Ци Цинци, сварливым рядом с Шан Цинхуа, смущённым перед самим Циньюанем и капризным за спиной Лю Цингэ.              Было бы такой ошибкой посчитать его из-за этого беспомощным и не способным затянуть петлю на чужой шее прямо из-за спины Лю-шиди или Ци-шимей.              В чём-то Шэнь Цинцю был даже опаснее Сяо Цзю — как раз из-за этой обманчивой мягкости. От него просто не ожидали такой же готовности отсечь чужие руки по самое плечо, которую обычно демонстрировал Сяо Цзю. Цинцю-шиди же удивительным образом сочетал подготовленность с небрежным отношением, из-за чего истинный уровень его компетентности часто оставался незамеченным. Что-то подобное обычно делал и Шан Цинхуа — но демонстративная тревожность главы Аньдин скорее заставляла людей не подходить к нему слишком близко. В шёлковые петли из лёгких улыбок, лучистого взгляда и готовности ввязаться в неприятности ради кого-то ещё влезали добровольно.              Юэ Циньюаня изрядно веселил тот факт, что и Лю-шиди, и лао Гунчжу, и даже он сам вляпались в Шэнь Цинцю совершенно одинаково. Будь тот и в самом деле какой-нибудь хитрой нечистью — обольстил и сожрал бы всех троих. Но Цинцю-шиди был человеком, был одним из боевой семьи Цанцюн — потому и последствия оказались совершенно разными.              Лю-шиди получил надёжный канат, за который можно ухватиться, когда земля уходит из-под ног. Дворец Хуаньхуа — безжалостно затянутую на горле удавку.              Юэ Циньюань…              Он мог сравнить эту ненавязчивую заботу, внимание и поддержку разве что с шёлковым коконом, в который хотелось завернуться с головой.              Цинцю-шиди доверял ему. Доверял даже тогда, когда его собственное положение было достаточно уязвимо. Когда предательство этого доверия со стороны Юэ Ци могло не просто больно ударить — разрушить всю его жизнь.              Юэ Циньюань мог бы попытаться арестовать Цинцю-шиди, обвинить в захвате тела Сяо Цзю или изгнать с двенадцати пиков. Шэнь Цинцю всё равно привёл к нему Сяо Цзю, вызвал Му Цинфана и бранил за использование ци, а не за слишком интимное прикосновение.              Право слово, при таком раскладе Юэ Циньюаню было плевать на приличия ещё больше, чем незабвенному ученику Шэнь Цинцю. Кому вообще есть до них дело, когда изящные пальцы выпутывают из волос тяжёлый гуань и легко перебирают освобождённые пряди, будто вытягивая головную боль с каждым касанием? Стоит ли вспоминать, что такое поведение почти непристойно и совершенно неподобающе для глав пиков, если Цинцю-шиди даже символически его веером не ударил?              Да, кабинет главы Цюндин был не лучшим местом, чтобы тонуть в чужой нежности — но чтобы перебраться во внутренние покои, нужно было поднять голову с коленей Шэнь Цинцю. Встать самому. Назначить ответственных учеников, отправить сообщение Му Цинфану и организовать доставку готового лекарства с Цяньцао.              Юэ Циньюань блаженно прижмурился и немного повернул голову, подставляя под изящные пальцы левый висок. Цинцю-шиди издал невнятный звук и, кажется, покраснел ещё сильнее — но пальцы, хоть и дрогнули, продолжили ласково выглаживать и перебирать волосы. Будь Юэ Ци котом, уже давно мурчал бы от удовольствия, сворачиваясь под этими руками в блаженствующий клубочек. Но он был человеком, так что оставалось только жмуриться и чуть запрокидывать голову, подставляя под осторожные прикосновения горло и подбородок.              От того, что он вообще может это сделать — что есть перед кем, что он этого хочет, что пальцы Цинцю-шиди вызывают только тёплое томление, а не инстинктивную опаску от уязвимости позы, — Циньюаня вело сильнее, чем от любого вина. Хотелось, чтобы эти пальцы скользили дальше, вели тёплые линии до границы одежды и под неё, заставляли кожу отзываться на прикосновение искорками удовольствия и чуть ли не ластящейся к этим касаниям ци…              — …-шисюн. Юэ-шисюн, — голос Цинцю-шиди пробился сквозь затопившую тело и сознание негу не сразу.              — Да, шиди?              — Му-шиди скоро вернётся с лекарствами, — щеки Шэнь Цинцю всё ещё полыхали румянцем, но черты лица уже разгладились в привычной безмятежности, что сама по себе была маской не тоньше, чем вежливые улыбки главы Цанцюншань.              Юэ Циньюаню тут же захотелось нахмуриться: он отвык видеть на лице Цинцю-шиди эту ничего не выражающую безмятежность.              — Шиди полагает, что глава Му может его в чём-либо обвинить?              — Этот мастер полагает, что в последнее время за ним числится много куда более сомнительных действий, — кончики пальцев скользнули между бровями Циньюаня, словно пытаясь разгладить озабоченную морщинку между ними. — Это просто неуместно. И мне не хотелось бы навредить репутации главы Юэ.              — Цинцю-шиди не может ей навредить.              — Юэ-шисюн не объективен, — по губам главы Цинцзин скользнула едва заметная улыбка. Пальцы соскользнули со лба к вискам, снова нежно зарылись в волосы. — Поэтому этот шиди просит его быть осторожнее и больше заботиться о себе, а не только о благе Цанцюн.              Циньюань беспомощно прикрыл глаза. Ласка Цинцю-шиди топила его, как горячая сковорода свежее масло, и всё это отнюдь не помогало призывам к здравомыслию достигнуть его разума. Но Цинцю-шиди просил — и Юэ Циньюань не мог не закрыть глаза от осознания, насколько ему хочется исполнить любую просьбу. Дать всё, что Шэнь Цинцю захочет.              Даже если это означает поднять голову с коленей и лишиться этих прикосновений кончиками пальцев.              Впрочем, Юэ Циньюань никогда не был человеком, покорно сдающим позиции.              — Цинцю-шиди поможет мне расчесаться?              — Если шисюн этого желает, — в глазах Цинцю-шиди мелькнула какая-то сложная эмоция, которую Циньюаню не удалось уверенно интерпретировать.              Но его руки коснулись волос уверенно, аккуратно… и безупречно вежливо. Так мог бы помочь с причёской боевой собрат — только собрат, без запутанных связей, которые были у Юэ Циньюаня с Шэнь Цинцю или Сяо Цзю. Это оказалось… неприятно. Циньюань мог понять осторожность Цинцю-шиди и его нежелание спешить — но понимание не означало, что ему это нравится.              Юэ Циньюань был очень, очень жадным человеком. И нетерпеливым. Только собственный горький опыт удерживал его сейчас от того, чтобы попытаться продавить ситуацию. Возможно, у него даже получилось бы: Циньюань был хорошим дипломатом, а Цинцю-шиди ему доверял и не хотел с ним сражаться. Но это могло бы разрушить что-то между ними, что-то хрупкое и почти неуловимое… Поэтому Юэ Циньюань сдержался. Временно отступил, давая Цинцю-шиди то пространство, в котором он, похоже, нуждался. Принял разговор с Му-шиди на себя, избавляя Шэнь Цинцю от необходимости что-то объяснять или прятаться за веером от чересчур понимающего взгляда целителя.              — Шэнь-шисюн собирается вернуться на Цинцзин? — зачем-то уточнил глава Цяньцао, закончив с инструкциями и лекарствами.              Шэнь Цинцю качнул головой.              — На самом деле, я хотел попросить у Юэ-шисюна доступ к гостевому дому. Шэнь-ди не готов делить бамбуковый дом с кем бы то ни было, и, думаю, для него всё стало большим стрессом, чем для меня.              — Цинцю-шиди не обязательно пользоваться гостевым домом. Этот Юэ с радостью разделит с ним кров и ночлег, — выразительный на грани возмущённого взгляд Му Цинфана Циньюань проигнорировал.              — Юэ-шисюн, — прозвучало с откровенной укоризной. — Этот шиди ценит заботу, но подобное предложение всё же неуместно. Будет достаточно разрешения воспользоваться гостевым домом.              На миг Юэ Циньюань ощутил почти что духовное родство с учеником Цинцю — таким сильным было желание уставиться на него умоляющими глазами и смотреть, пока Цинцю-шиди не сдастся. Но Юэ Ци не был ни подростком, ни полудемоном, так что, к сожалению, умел сдерживать такие порывы.              — Как будет угодно шиди.              Цинцю сложил руки в благодарном поклоне и ушёл за вызванным учеником. Му Цинфан проводил его взглядом, тихо хмыкнул.              — Му-шиди желает что-то сказать? — нейтрально поинтересовался Циньюань.              — Только напомнить Чжанмэнь-шисюну, что когда Шэнь Цинцю хотел спрятаться, даже самому Шэнь Цинцю потребовалась неделя, чтобы его найти, — невозмутимо ответил целитель. — Шэнь-шисюн очень хорош в том, чтобы избегать того, что ему не нравится.              Юэ Циньюань подавил желание нахмуриться. Намёк Му Цинфана на то, что Шэнь Цинцю может счесть его поведение слишком… навязчивым, раздражал, но…              То, что Му Цинфан вообще об этом заговорил, показывало, что в этой ситуации он будет, скорее, на стороне Цинцю-шиди.              Ещё один глава пика, готовый поддержать Шэнь Цинцю, — как Юэ Циньюань мог негодовать из-за этого?              Что же касается намёков шиди Му… Циньюань всё же считал, что достаточно хорошо изучил Цинцю-шиди, чтобы не переступить черту, за которой естественное смущение превратится в дискомфорт, так что поводов сбегать у Шэнь Цинцю не появится.              Утром, наблюдая как Цинцю-шиди вежливо просит разрешения присоединиться к расследованию храмом Чжаохуа старого инцидента в поместье Цю, Юэ Циньюань был готов проклясть себя за эту уверенность.              И решил же настоятель Учень лично доставить сообщение, отдавая дань уважения Шэнь Цинцю и не желая повторять ошибку дворца Хуаньхуа! Мало того, что Цинцю-шиди неизвестно сколько времени проведёт вдали от двенадцати пиков — так ещё и повода или хотя бы предлога, чтобы присоединиться к нему, у Юэ Циньюаня не будет. Слишком уж заметным будет присутствие двух первых лиц Цанцюн в небольшом городке на чужой территории. Слишком много внимания привлечёт к той старой истории. Присутствие Юэ Циньюаня скорее навредит, чем поможет — и поэтому ему оставалось только ждать.              Впрочем, послать шиди Лю в нужную сторону это ему совершенно не помешает.              В конце концов, Шэнь Цинцю всё ещё могут угрожать как демоны, так и обиженные недавней историей адепты Хуаньхуа. И в этой ситуации Юэ Циньюань совершенно не собирался проявлять снисхождение.