Ландыши

— Странно, но жуткого чувства сожаления к меня нет. Есть дежавю. Я вспомнил! — вслух сказал я. В соседней комнате что-то громыхнуло. Чес что, со стула упал? Окрыленный тем, что пазл сложился, я быстро помыл кружку и влетел в нашу с Чесом комнату с возгласом: — Я помн-ю-ю! Чес видел на стуле и смачно затягивался. Выдохнув клубы пара, он невозмутимо констатировал: — Опять у тебя глэмопатия прогрессирует. Что ты можешь помнить, когда вчера еле на ногах держался? Я улыбнулся, окидывая взглядом Чеса и комнату. Цветов, лежавших у ножки моей кровати, не было. Стра-а-анно. — Где цветы, Чеснок? — Без обид, но такое я позволю говорить только своей девушке. А ты как-то не очень на нее тянешь… — Че-е-с, — елейным голосом пропел я, заложив руки за спину. — Куда ты дел ландыши, что были у кровати? — Может ты ещё не протрезвел? Завязывал бы, — друг почесал голову и снова затянулся. Я выглянул в приоткрытое окно. На земле, аккурат под нашей квартирой, отчетливо выделялись силуэты нескольких белых бутонов. Я выразительно посмотрел на невозмутимого Чеса и сказал: — Хватит. Я не сержусь на тебя. И себя, — добавил я, подумав. — Ещё бы, было бы за что. Я ведь тебя пьяного… — Достал! — я взял в руки гитару и запел. Ты вчера мне преподнёс толстый хуй под самый нос И сказал, что это ландыши-и-и. Но меня не проебёшь, хуй на ландыш не похож. Хуй — большой, а ландыш — маленьки-и-и-й. Ландыши, ландыши — Это весенние цветы. Ландыши, ландыши, Их подарил мне ты. Чеса перекосило от смеха. Он давился сигаретой, изо всех сил пытаясь не заржать, но его прорвало. Я тоже улыбался. Не знаю почему, но мне было весело. Отсмеявшись, Чес показал козу, давая знак продолжать, и взял гитару. Сигарету он наскоро потушил, бросив окурок в пепельнице. Мы синхронно ударили по струнам, и я запел: Ты вчера мне преподнёс мех с пизды, клочёк волос И сказал, что это ландыши-и-и. Но меня не проебёшь, клок на ландыш не похож. Клок — большой, а ландыш — маленьки-и- и-й. Ландыши, ландыши — Это весенние цветы. Ландыши, ландыши, Их подарил мне ты. То, о чем пел я, не было похоже на произошедшее в реальности, но мне было плевать. Слова сами собой складывались в куплеты. Я на ходу придумал строки про Сатану и хотел вставить в песню, но Чес оказался быстрее. Он хрипло пропел: Мы забрались в камыши, мы ебались от души, Нахуя нам эти ландыши? Ты и так, блядь, хороша, развернись моя душа, Ну и что, что ландыш маленький? Ландыши, ландыши — Тёплого мая приве-е-ет. Девушка юноше Делает мине-е-ет! Мы расплылись в счастливых улыбках. Глядя друг на друга, играя на гитаре и шутливо интерпретируя ночные события, я чувствовал, что все происходит правильно. Мне нужно было вспомнить о произошедшем. Выплеснуть чувства в музыке. Осознать, что произошедшее останется только между нами. Чес тоже заметно расслабился. Он больше не пытался ничего скрывать и прятать напряжение за спокойствием. Мы оба знали, что никогда не повторим и не расскажем о произошедшем. Даже обсуждать не будем, потому что нечего. Ничего не было — это во-первых. Один раз — не диметросас — это во-вторых. — Неплохая песня получилась, правда? — спросил Чес. — Да… Сыграем парням? — Спрашиваешь! Давай прям сейчас запишем слова и погнали! — Погнали!