Черновик судьбы: Никогда

В том, что Дункан все-таки отыскал ее в самом темном углу самой дальней кладовки, не было ничего удивительного – в конце концов, он был тут хозяином. И полуэльфом, как и она, а значит, тоже мог обходиться без света. Дядюшка уже раскрыл было рот, чтобы сказать ей что-то, но заметил ее печальный вид и передумал. Вместо этого уселся рядышком на мешок с крупой, достал из кармана фартука оловянный стакан и налил себе из стоявшего на полу кувшина. А отпив, скривился: – Где ты взяла эти помои? Только не говори, что Сэл начал разбавлять вино самогоном! – Купила по дороге, – пробормотала Селия виновато. – Я все равно не разбираюсь в алкоголе, а это сладкое и дешевое. – И крепкое к тому же, – ворчливо добавил Дункан, вытирая губы ладонью. – Что, думала, я буду тебя ругать за желание напиться? Я – не мой братец, девочка. Если уж ты достаточно взрослая, чтобы носить форму лейтенанта стражи и убивать людей, пить тебе тем более можно. Главное, знать меру – и в том, и в другом. Но тут я тебе не советчик. А вот собутыльником побыть могу, если ты не против. Слушать такое ей все еще было странно, хотя и приятно. – Ты и вправду хочешь со мной тут посидеть? – спросила Селия тихо и погладила задергавшегося во сне Кайтора, который свернулся клубочком на ее коленях. Дункан усмехнулся: – Конечно. Только принесу другое вино. Такую дрянь я пить не согласен, уж прости. Дядюшкино вино и вправду оказалось куда вкуснее. А его байки, наверняка такие же приукрашенные, как и истории Георга, заставили ее сперва сдавленно хихикать, а вскоре и хохотать во все горло. Когда бутылка подошла к концу, Дункан, наконец, спросил: – Так что у тебя стряслось? И Селия была уже достаточно пьяна, чтобы обо всем рассказать. Началось все, конечно, не вдруг. Сперва ее приняли в страже очень даже хорошо – Кормик обрадовался ей, как родной, лейтенант Ро взял под свою опеку, а остальные стражники с удовольствием с ней знакомились, болтали о всякой всячине и покровительственно обещали научить уму-разуму. А потом она узнала о взятках. Однажды сержант Клайв, который угощал Селию пивом и пару раз проводил после затянувшегося вечернего патруля до «Утонувшей фляги», доверительно приобнял ее за плечи и сказал, что знает способ сделать жизнь проще. По его словам выходило, что брать деньги от бандитов – едва ли не благо. – Мы ведь хотим, чтобы на улицах было спокойно, так? Эти ребята хотят того же самого. Раз уж знать наплевала на нас с высокой башни, нужно как-то крутиться самим. Преступники – такие же люди, крошка. Вовсе не злодеи, не какие-то там чудовища. Они просто хотят кормить свою семью. То, чем они занимаются – обычное перераспределение ценностей, так всегда бывает после всяких войн и эпидемий. Почему бы нам и торговцам не смотреть на них, как на еще одних сборщиков налогов? Они действительно стараются поддерживать в городе порядок, не то, что те стервятники. И умеют быть благодарными, поверь. Селия даже онемела на мгновение. А потом охрипшим голосом пообещала Клайву забыть все, что он сказал, и не писать докладную, если он сам пообещает не брать больше денег от бандитов. Сержант криво усмехнулся, покачал головой и буркнул, что она молодец и прошла проверку, которую он устраивает всем новичкам. Наверное, она и в самом деле производила впечатление простодушной деревенской дурочки. Да в общем-то, ею и была. Но после того разговора Селия начала наблюдать за товарищами по страже куда более внимательно, замечать подозрительные отлучки, запоминать странные обмолвки. И спустя две недели на стол инспектора Кормика действительно легла подробная докладная. Селия не выдержала и всхлипнула, заново ощутив всю эту проклятую неизбывную тяжесть на сердце, с которой ходила вот уже месяц. Все презрение к себе, все недоумение: как она могла оказаться тем, что всей душой ненавидела? Кайтор почувствовал ее настроение, сонно поднял голову, вопросительно застрекотал и ткнулся головой ей в ладонь, утешая. А Дункан разлил по стаканам вино из кувшина и сунул один из них Селии. Она машинально погладила хорька, сделала три крупных глотка из стакана, а потом покачала головой: – Вот так и становятся предателями, дядюшка. Кормик поручил мне провести официальное расследование. Я его провела, и дюжина моих товарищей вылетели на улицу. А если по правде – пополнили банду Муар. С троими мне даже пришлось сегодня подраться. И убить. А у них были семьи, и теперь им только пропадать без кормильцев! – Это плохо... А при чем тут предательство? – Дункан тоже отпил из стакана и опять поморщился. То ли от выпитого, от ли от услышанного. – Ну как это «при чем»? – снова шмыгнула носом Селия, из последних сил удерживая слезы. – Я виновата в том, что эти люди пострадали. Это же были свои! А я взяла и на них настучала. – Свои? Это потому что плащи одинакового цвета носите? Она поняла, что сдерживаться больше не получится, и все-таки заревела. Расстроенный этим Кайтор спрыгнул с ее колен, забегал и недовольно заворчал. Хотя, какого демона? Она специально забралась в эту подсобку, чтобы без помех напиться и поплакать! Чтобы никому не мешать и ни перед кем не опозориться. И если дядюшке и дураку-фамилиару это не нравится, пусть проваливают! Их не звали! Хорек оскорбленно запыхтел и убрался куда-то в угол. А Дункан на ее пьяную тираду совершенно не обиделся. Вздохнул, обнял свободной от стакана рукой и чмокнул в макушку: – Эх, хорошая ты девчонка, племянница. Глупая только. Но это возраст, это пройдет – если доживешь, конечно. Я тебе вот, что скажу. Свои – это те, кто тебе по-настоящему важен. С кем у тебя есть связь. И это уж никак не одежда и не пустое слово. Кормик тебе, как я понял, свой. Я – свой. И даже дубина-дварф, и проныра хвостатая, и древолюбивая красотка свои. А ребята, на которых ты написала докладную, – нет. Нишку же ты покрываешь, хотя не можешь не знать, куда она вечерами ходит. И шпану эту, которая мой склад облюбовала, – тоже. Даже Бишопа не сдала, хотя, я надеюсь, что это из-за меня, а не из-за него. Вот и выходит, что не в законе дело. А в том, что одни для тебя – свои, а другие – нисколечко. И своим ты готова прощать куда больше, чем всяким остальным. Селия перестала реветь, отстранилась и уставилась на дядю с отчаянием: – Но это же неправильно! Это… нечестно! Это лицемерие! Дункан пожал плечами: – И что? Жизнь вообще штука нечестная. И сложная. – Он опять вздохнул и заглянул в свой все еще полный стакан, будто надеялся рассмотреть в нем что-то интересное. – Но тебе же хочется все упростить, так ведь? Ну и считай, что те парни были злом. А ты спасла от них город. – Кормик тоже так говорил, – снова всхлипнула Селия. – Но как я могу быть добром, если из-за меня кому-то стало хуже? – Переложи это на богов, а? На Тира какого-нибудь, – посоветовал дядюшка с легким раздражением. – Всемирная справедливость – это по его части. А ты, девочка моя, ни разу не бог. И даже не паладин. Вот и не забивай себе голову этой чушью. Добро, зло – такая запутанная ерундовина, что нужен бочонок вина, а никак не бутылка. Я тебе скажу по секрету, что раньше тоже обо всяком таком думал. А потом перестал. У меня есть таверна, где я главный, и где все так, как я хочу. Это мой мир с моими правилами. А все остальное пусть катится куда подальше. Селия помолчала, отхлебнула вина и спросила: – А как же совесть? – А что – «совесть»? – удивился дядюшка. – Моя совесть чиста, сплю, как младенец. Говорю же, у меня есть правила: мои, и ничьи больше. Я их соблюдаю, поэтому всегда прав. Идея собственных правил выглядела странной, но в чем-то здравой. Она поболтала вино и задумчиво протянула: – Не знаю даже… Мне кажется, у меня есть такие правила. И я хочу поступать правильно! Чтобы было легко на сердце, чтобы умножать добро и помогать всем, кому это нужно. Но сейчас мне так паршиво, что хоть ложись и помирай. И все сержанты меня ненавидят, особенно после пожара и после того, как Ро погиб. Говорят, это все из-за меня, что я на чужих костях себе карьеру сделала. А ведь поначалу мы почти подружились. И сегодня трое из бывших наших напали в пакгаузе, пока я была в патруле. Я не хотела их убивать, но так вышло – это же боевые заклинания, я не умею делать их менее смертельными! Мне не нравится убивать. И когда меня ненавидят – тоже. Это ужасно, ужасно! Вроде бы по правилам поступила, даже по закону, а все равно, совесть кричит, что я виновата. На последней фразе ее голос в очередной раз дал петуха, и она опрокинула в себя остатки вина. В голове шумело, каморка, в которой они сидели, раскачивалась, как будто это была не таверна, а плывущий по высоким волнам корабль. И мир был страшно большим, а она – кошмарно маленькой, несчастной и никому не нужной. – Знаешь, что? – внезапно сказал Дункан, и вид у него сделался жутко усталым. – Сходи-ка ты к этому прохвосту Сэнду и попроси у него книжку с какими-нибудь не смертельными заклинаниями. Я видел, что маги могут и усыплять, и спеленывать, и паралич насылать, и всякое такое. Вот и ты научись. Скажешь, что я за обучение заплачу. Если ты будешь меньше убивать, может и полегче станет, а? Селия порывисто его обняла, уткнулась носом в шею и прошептала: – Да, думаю, да. Спасибо, дядя! Он похлопал ее по спине тяжелой ладонью и продолжил, как ни в чем не бывало: – Сэнд, конечно, та еще скотина, но не у Кары же тебе учиться? Этой бедовой девке самой толковый учитель нужен: мозги вправить. Или намордник надеть. Даже не знаю, что нужнее… Никакого прока с нее, самый бесполезный мой должник! Второй Бишоп на мою шею. Селия фыркнула и разжала объятия. С Карой у нее отношения не заладились. Та казалась ей слишком заносчивой и бессердечной, хотя язык у нее был подвешен, что надо. Если честно, Селия немного перед ней робела. И перед тем рейнджером-контрабандистом тоже. Уже успела убедиться, что дурное настроение считалось для него обычным. Она все еще наблюдала за ним украдкой – и словно ранку расчесывала, не давая той зажить. Как Бишоп презрительно тянет слова, когда к нему кто-то обращается, как настороженно тянется к эфесу меча, когда открывается дверь в трактир. Как чешет за ухом своего волка, и когда на него смотрит, хмурое выражение на миг исчезает с его лица... Все-таки Бишоп ей по-прежнему нравился. И хотя что он, что Кара, выглядели неприятными и опасными, она все равно решила за них заступиться: – Мне кажется, ты слишком к ним строг, дядюшка. – Вот уж нет! – Дункан сызнова покачал головой. – По-моему, я всех балую. Странно, что кроме меня никто так не думает. – А что, Бишоп тебе тоже что-то сжег? – поинтересовалась она с улыбкой. Лицо дяди на миг застыло. – Ну, можно и так сказать, – рассмеялся он натужно и поднялся на ноги. – Ладно, девочка, я вижу, тебя уже попустило. У меня куча дел, а ты иди-ка поспи. Увидишь, с утра все будет выглядеть не так уж и плохо.