некуда бежать!

      Веки резко поднимаются вверх, давая возможность зелёным глазам улицезреть представшую картину.       Перед ними бескрайнее поле. Оно усыпано бессчётным количеством цветов, устремлённых в сторону горячего солнца. Их так много, что можно наплести за две сотни венков или даже больше, и оторвать взгляд от этого поля и чистого неба над ним невозможно: это всё приворожило, не хочет отпускать. Казалось, что природа вокруг очень хрупкая: двинься с места — и все эти полевые цветы упадут в большую бездонную пропасть.       На некоторых травинках можно было заметить капельки свежей росы. Он дотронулся пальцем до одной из них, и капелька с неё полетела вниз, тут же впитавшись в землю. Хотелось снять кроссовки и пробежаться босиком по этому полю, а потом лечь на мокрую траву и смотреть в безоблачное светлое небо, а после…       — Эй, Чифую!       За спиной раздался знакомый резвый голос и послышался тихий звон. Серьга.       — Казутора…       — Нравится вид? Мне тоже, — подросток приблизился к знакомому и вдохнул полной грудью. — Здесь так спокойно, как считаешь? Всегда хотел жить вдали от людей.       Чифую не понимал, как в таком странном и, кажется, в очень отдалённом от людей месте оказался Казутора. Парень думал, что он здесь один, но, рассмотрев Ханемию поближе, заметил, что его лицо и тело расплывчатые, будто бы он не существует.       — Да, мне тоже по душе такая атмосфера.       Они замолкли на несколько минут. Было слышно лишь дыхание их обоих и шелест листвы берёз: роща была прямо за их спинами. И тут Казутора приблизился к Мацуно и протянул обе ладони.       — Дай мне свои руки.       Чифую неуверенно осмотрел расплывающиеся пальцы Ханемии и опустил свои руки на чужие ладошки. Казутора сжал их, стал поглаживать большим пальцем костяшки бледных рук, продолжая вдыхать запах утренней росы. Таким спокойным он ещё не был никогда, и Чифую тоже немного расслабился, стал вслушиваться в еле слышное пение птиц, жужжание божьих коровок и слабые порывы ветра.       — Знаешь, Чифую… Лучше бы ты сдох.       Чифую не успел сообразить, что на это сказать, как Казутора ловко схватил парня за руки, сплетая их со своими в замки, и вывернул пальцы Чифую до противного громкого хруста. Боль наступила не сразу, спустя несколько секунд, и Мацуно закричал. Зрение стало ещё хуже из-за накопившихся слёз, пальцы невыносимо жгло, как будто их положили в кипящий котёл. Он отошёл примерно на метр, развернулся и побежал, что есть мочи. Небо постепенно накрывалось мантией тьмы, пряча солнце, которое буквально несколько минут назад так ярко освещало землю; стебли цветов ломались напополам, и из них сочилась красная мерзкая жидкость, похожая на кровь. Всюду слышался непонятный гул, словно по голове ударили чем-то тяжёлым. Надо бежать, без оглядки, куда подальше, но это бесполезно: он везде его достанет.       — Эй-эй, Чифую, куда это ты рванул? Я ведь ещё даже не начал!       Голос Казуторы был схож на гром, его было слышно везде. Мацуно продолжал бежать, но за ноги как будто кто-то тянул, они его не слушались и не хотели двигаться. Чифую понял, что замедляется, и Казутора, абсолютно спокойно вышагивающий по направлению к бедному парню, засунув руки в карманы, настигнет его в считанные секунды.       Блондин не пожелал сдаваться. Кроваво-красное небо с чёрным отливом еле освещало дорогу дальше, и он расходовал последние силы на отчаянный бег. Чифую всё-таки обернулся: Казутора был вроде как далеко, всё так же спокойно шёл и смеялся. Но, обернувшись обратно на дорогу, увидел перед собой высокую кирпичную стену. Дороги нет, это тупик.       Мацуно облокотился спиной на преграду, дрожа от страха и ожидая действий от Ханемии, в руках которого уже красовалась бейсбольная бита, кое-где запачканная кровью.       — Казутора… Не надо… — взмолился Чифую, сползая по стене на землю. Теперь Ханемия смотрел на него сверху вниз, и оскал на его лице стал шире.       — Я тебя всегда ненавидел, сука! — заорал Казутора, занося биту над беззащитным блондином. Чифую закричал и заслонил лицо пятернёй, но удар пришёлся на правое колено. Мацуно заорал ещё громче, чем после сломанных пальцев, срывал голос. Он свалился на левый бок, ещё сильнее дрожа и задыхаясь от приступов плача, но Казутора звонко смеялся, наблюдая за этой картиной.       — Ты так беззащитен и жалок сейчас, Чифую! — Ханемия замахнулся и прицелился. — Хочется забрать твою жалкую душонку и оставить тебя здесь умирать в агонии!       Казутора раздробил парню и второе колено, бил сильнее, чем в прошлый раз. И снова этот пронзительный крик, но, кажется, для ушей Ханемии это невероятная услада. Он смеялся, гортанно и раскатисто, наблюдая, как бедный Мацуно сейчас покинет мир живых от болевого шока.       — Зачем… ты так со… мной? — выдавил Чифую с большим трудом и устремил мутный взгляд на чёрно-жёлтую голову. Казутора задумался, посмотрел по сторонам и сел на корточки перед жертвой.       — Ты – мой негласный соперник. Я попросту ненавижу тебя за то, что ты лучше: все общаются с тобой лучше, чем со мной, даже мои друзья. Всё время говорят мне, какой ты хороший, и как они благодарны мне за то, что я познакомил их всех с тобой. А я простить себя не могу. Меня тошнит от тебя, блядина, твоего имени, запаха, от существования твоего воротит. В моём мире никогда не будет места для тебя.       Чифую позволил себе грустно усмехнуться.       — Примерно это… я и подозревал…       — Но если ты думал, что я закончил, — перебил его Казутора. — то я только разогрелся!       Ногой Казутора ударил так сильно, что Чифую сплюнул кровью не по своей воле. Веки тяжелели, Мацуно чувствовал, что смерть уже совсем близко, а Ханемия будто ещё не доиграл. Он ударял его всё сильнее, заставлял корчиться от боли, выбивал из обмякшего тела непонятные звуки, и это для него было очень приятной забавой, но такой страшной. С каждым ударом становилось всё тяжелее дышать, и у Чифую уже не осталось сил плакать и трястись от боли. Казутора вдобавок решил наступить на сломанные пальцы бедного парня, от чего тот сначала зашипел, но не выдержал и закричал. Закричал громко, пронзительно, безнадёжно.       — Пора бы тебе сдохнуть, Чифу, — высокомерный голос душегуба отдалённо звенел у умирающего парня в ушах. — Такие мрази, как ты, жизни попросту не заслужили. Мешаетесь и раздражаете.       Подросток потянулся и все свои силы вложил в последний удар по голове блондина.       Звук гонга. Или кажется?       Чифую снова на поле. Пальцы и ноги целы, голова не болит, в животе нет режущей боли. Солнце ярко светит в безоблачном небе, шелестит сзади берёзовая роща и звонко щебечут птицы, радуясь новому дню. Мацуно осторожно прошёлся по полю, наступал на землю осторожно, словно из неё должны были неожиданно выскочить каменные шипы. Он прошёл где-то шагов десять, посмотрел прямо и застыл.       В центре поля возвышалась одинокая берёза, а под ней, в слабом теньке, стоял немного потёртый могильный камень с его именем. На бугорке земли лежал букетик завядших васильков, ромашек и одуванчиков. Значит, последний раз здесь были довольно давно.       И только потом Чифую увидел ещё правее Казутору. Отросшие волосы закрывали осунувшееся лицо, но из-под длинной крашеной чёлки Ханемия внимательно смотрел на Мацуно, не отрываясь.       — Казутора?       Парень не откликнулся на зов. Он развернулся навстречу приближающейся пустоте и медленно пошёл вперёд, прихрамывая на правую ногу.       Чифую слышит постепенно удаляющийся звон серьги. Она всегда ему не нравилась.

***

      Противное пищание будильника и животный страх вынудили Чифую вскочить с постели и осмотреться. Он пощупал себя: ноги на месте, пальцы тоже, голова только кружится. Мацуно выдохнул. Оказывается, он полночи метался по постели, и сейчас простыня была мокрой от пота. У блондина такое впервые.       Чифую медленно прошёл на кухню, встал к окну и стал наблюдать за ноябрьским ночным ливнем, изредка моргая. Сон с одногруппником взбудоражил его нервную систему. Они хоть и встретились вчера, но говорили раза три от силы, и то насчёт учёбы. Почему мозг так среагировал?       На микроволновке высвечивается время: пять сорок утра. До подъёма осталось полтора часа.       «А ведь я мог бы поспать ещё немного…»