сияй, звездой ушедшего дня!

Тот, кто погас Будет ярче светить, чем кометы Пролетающие над планетой

—polnalyubvi

Я видел слёзы в отражении реки, и мне казалось, будто вся она состояла из них. Вода, слегка колебалась, чувствуя, как мои руки, дрожа, бесцельно водили по ней пальцами. Я вглядывался в небо, звёзды, и мечтал, что однажды, стану одной из них. Я видел много смертей, болезней, глупых самоубийств, но никогда не видел улыбки на лицах усопших. Я размышлял о том, что умирая, непременно бы улыбался, и эта мечта, кажется, стала сутью моей жизни. Ровно до того момента, пока я не встретил настоящую звезду зари. Он не выглядел необычно, не вёл себя вызывающе, не смеялся громко и беззаботно, не думал о женщинах и грубых мечтаниях, коими грезили все молодые парни. Было лишь одно но — у него была цель. Он хотел жить. Не просто жить, а жить для кого-то. И он жил, бегал суетливо по ярко-горевшему городу, улыбался приветливо людям, суетился помогая всем, кого встречал. И я, разумеется, абсолютно не понимал этого стремления. Я мог бы сказал, что ненавидел людей, но это было бы не совсем верно. Я не любил жить ради них. Возможно, именно поэтому моя жизнь была моим бременем. Однажды, он спросил у меня: — Вечность, это ведь так долго. Ради чего ты живешь? И тогда, не подобрав ответа, я глупо уставился в небо, разглядывая звёзды. И он вновь сказал: — Удивительно, но многие из них давно погасли. «Прямо как люди» — подумал я про себя. И он, будто прочитав мои мысли, слегка кивнул, улыбаясь чему-то. Наверное, в тот момент он считал меня глупцом, напрасно думавшим, что жизнь — это порок. Но ведь я действительно так считал, ровно до того момента, пока не осознал, что живу не для людей, а для него. И в тот момент все стало иначе. Будто сложный механизм в моей голове, резко собрался, открывая заветную разгадку вечности. Он часто рассказывал мне о людях, о их привычках, привязанностях, приключениях. И я, никогда не говорил ни слова, будто боясь, что сказав бы я что-то, он бы рассмеялся, отметив про себя, что я слишком неразборчив. Я любил его, путешествия с ним по огромным морям, поцелуи украдкой на балконах раскинувшихся городов, сильное биение сердца, расцветавшее в груди весенней сакурой, влюблённо глядевшей с поднебесья богов. Вспоминая это, я понимаю, как же я был счастлив. Сколько же трепета и смущения крыли все эти робкие прикосновения к его рукам. Но я понимал, что люди не вечны, и их лица, радостные и безмятежные, однажды застынут в гримасе гнусной старости. Мой человек старел, его лицо обволакивали возрастные морщины, шрамы от пылких битв, родинки поцелуев молодости, и ямочки от сотни улыбок, подаренных мне. Моя душа страдала, ибо подверженность вечности, порождала во мне кошмарную битву двух «я» — сердца и ума. Но выбор мой всегда падал на первое. Я знал, что однажды он засияет на небе одинокой звездой, в тысячах километров от меня. Я знал, именно поэтому, так стремился запомнить каждое мгновение пребывания с ним в своей памяти. И вот, когда моя любовь иссякла, растворяясь в безмятежности на моих руках, я, обнимая его морщинистое лицо, рыдая, вглядываясь в теплые янтарные глаза, увидел лишь улыбку на его устах. Она расцветала будто цветок туманной зари на побережьи лазурного моря. Именно поэтому, я не мог поверить, что теряю его. Он был молод. Был вечен. Его душа — не тело. Она рвалась навстречу приключениям, неизведанным странам и людям, влюблённым в его рассказы. Но смотря в его глаза, я видел усталость, точно такую же, которую уже полвека наблюдал и в своих. Я замер, разглядывая тонкие черты его постаревшего лица, будто стараясь запомнить каждую морщинку, чтобы по ночам, глядя в небо, представлять, что созвездия — это его золотистые локоны, переливающиеся в туманах запотевших окон. И нежно обнимающие меня руки холодели, слабее становилась хватка, и глаза медленно закрывались, оставляя за собой только морщинки в уголках, напоминающих постоянство улыбки на его лице. — А знаешь, вечность с тобой, не так уж и долго. И взмах кометы где-то далеко на небосводе. Твоя звезда никогда не погаснет.