Счастье, рожденное болью

Харучие Санзу был чертовом наркоманом еще с самого раннего возраста, и он определенно не был тем типом подростков, которые решили просто побаловаться, а потом бросить, нет, тогда еще мальчишка полностью окунулся в этот темный омут забытья. Харучие сидел на веществах, причем настолько плотно, что жизни другой уже и не видел. Санзу вряд ли удастся вспомнить, что он принял первым, но это точно что-то синтетическое, учитывая, как он быстро подсел, хотя тут вопрос даже не в привыкании, слишком было хорошо уноситься за пределы собственного сознания, забывая в принципе все. Тогда мальчишке еще не было и тринадцати, тогда он уже начал с завидной регулярностью пропадать из дома, правда старшего брата это не особо волновало. Такеоми, казалось вообще временами забывал о наличии младшего брата. Харучие всегда ненавидел семью, особенно сестру, видя, как нежно с ней обращаются, Санзу не понимал, чем заслужил равнодушие и жестокость. Сбегать из дома стало привычным, пусть ночевать на улице было неприятно, но всяко лучше, чем идти туда, где его никто не ждет, легче просто не вспоминать о семье, с тех пор он забыл фамилию Акаши. Харучие на самом деле долго размышлял догадывается ли его семья о том, что он гопник и малолетний наркоман беспризорник, и старший скорее всего замечал насколько сильно менялось его поведение во время приходов, а дабы не приставали с лишними вопросами, которых зачастую не возникало, Санзу решил просто свалить от проблемы, как и всегда. Жить вне дома было тяжело, достать деньги еще тяжелее, но возможность больше не видеть те взгляды того стоила. Шрамы Санзу всегда ненавидел и не потому что их нанесли по столь глупой причине, не потому что они уродовали бледное детское лицо, они напоминали о семье. От слова семья априори становилось тошно, хотелось задохнуться и поскорее закинуться таблетками. Смотреть в зеркало со временем стало совсем невыносимо, от того в убогой заброшке где приходилось ночевать Харучие в не самую теплую погоду, все зеркала были разбиты. Харучие вообще временами не понимал, что происходит вокруг, даже когда был абсолютно трезв, разум отказывался воспринимать действительность, а потому Санзу никогда не знал, что ему делать. Его, откровенно говоря, ужасная жизнь заключалась только в забытие единственное, что четко смогло отпечататься в его больной голове, желание не помнить о боли прошлого. Если вспоминать насколько Акаши был привязан к Майки, можно было подумать, что именно Сано приносит свет в его темную жизнь, вот только Санзу временами не понимал, зачем следует за Манджиро. Харучие на самом деле довольно часто задумывался насколько не здорова его привязанность, как и он сам. Иногда ему действительно хотелось обратиться за помощью, иногда голову захватывали прекрасные мечты, мысли о возвращении в семью, где его примут, помогут выбраться из зависимости. И однажды Харучие все-таки решается вернуться в столь знакомый спальный район, совершенно отчаянный, сам не знающий куда идет, он просто свалился у входной двери квартиры, засыпая на холодном грязном кафеле в подъезде. Наутро его встречает знакомая комната, и на секунду начинает казаться, что мечты были не столь заоблачными, до того самого момента, пока в комнату не врывается Сенджу и одаривает таким знакомым призрение на лице. Она явно хочет приблизиться к нему что-то сказать, но Санзу не позволяет и только больше закрывается в себе. Выражение лица сестры говорит куда больше, чем хотелось бы знать Харучие, он никогда не отрицал что был разочарованием для семьи, но видимо найти его обдолбанного и побитого возле дома, в который он не возвращался уже около двух месяцев, становиться для семьи Акаши последней каплей. Меньше всего хотелось пересекаться со старшим братом, но видимо судьба никогда не будет благосклонна к Харучие. - Чтобы ноги я больше твоей тут не видел… - брат выглядит не лучшим образом, явно явился после очередной пьянки и Санзу не уверен насколько трезв ум Такеоми пока он говорит эти слова. Харучие уже ничего не слышит, в доме ему очевидно больше не рады, где-то сквозь пелену слышаться крики Сенджу, которая не понимает, что творит Акаши старший, за что получает только хлесткую пощечину. А Санзу становиться все страшнее от самого себя. Ему совершенно не жаль миниатюрную девчонку, которая сейчас лежит на полу и плачет, как давно ему хотелось сделать тоже самое? Наверно еще тогда в поместье Сано, когда жизнь пошла под откос. Подозрения о собственной нездоровости давно закрадывались в его голову, и Санзу явно не в силах справиться с собственными проблемами, единственное на что хватает его решимости, это вновь прийти к семье. Однако жизнь опять обходится с ним жестоко, внутренности скручивает от страха, что расползается по телу и Санзу еле хватает сил чтобы выбраться из этой омерзительной квартиры и наконец вдохнуть свежего воздуха. Слова Такеоми все еще звенят в светловолосой макушке, отпечатываясь где-то в глубине подсознания, он здесь больше не нужен, ни брат, ни сестра больше не желают его видеть, все остается неизменно. Харучие с трудом осознает происходящее, мысли опять уплываю не в то русло и Санзу уже по привычке тянется в карман, чтобы нащупать блистер заветных таблеток, которых там не оказывается. - Черт тебя дери!!! – крик разносится по пустой улице ранним утром, до собрания Свастонов еще восемнадцать часов, которые Харучие проведет в поисках денег и новой дозы.

***

Этот день дается Санзу тяжелее чем другие, странное это было состояние, сознание все еще оставалось светлым, не затуманенным галлюциногенами, но понимание того, что вообще происходит никак не укладывалось в голову. По этой причине он не может вспомнить как в очередной раз ворует чей-то тонкий кошелек, в котором почти не оказывается денег, приходит уже в знакомый притон и отдает все, что было. Солнце все еще ярко светило, а до собрания еще много часов, потому Санзу продолжает просто бесцельно ходить по улицам, совершенно не замечая окружающей суеты, которая буквально сбивает его с ног. Харучие заводится моментально и оттащив незнакомую фигуру в ближайший переулок, начинает просто нещадно ломать чужие кости. Крики незнакомого человека, как оказалось юноши, успокаивали сознание, было почему-то привычно слышать истошные оры и всхлипы, напоминающие о событиях сегодняшнего утра. Перед глазами вновь встает образ Акаши младшей, и Харучие улыбается шире прежнего, но от чего-то становиться страшно, видимо совесть его еще не покинула. Ярость стихает, он перестает бить уже отключившегося незнакомца и только сейчас, направляясь к выходу из переулка замечает миниатюрного парнишку слегка напуганного, но смотрящего на него в упор. Санзу думает уже просто уйти, слишком раздражающей кажется вся эта ситуация, совершенно нет настроение разбивать это симпатичное лицо. Но парень его останавливает, как-то подозрительно рассматривает его форму, морщит нос, а выражения на его лице меняются с поразительной скоростью. Харучие уже хотел вырваться из легкой хватки, но тут пацан начинает что-то бурчать, и Санзу, видимо, становиться интересно. Мальчишка роется в школьной сушке и спустя несколько долгих секунд достает пачку влажных салфеток, протягивая ему. - Вытри у тебя кровь на лице, а то люди коситься будут, я конечно вызову скорую, но постарайся не доставлять проблем своему командиру. – Санзу только удивленно пялиться на незнакомца, который только что читал ему нотации, откуда парнишка мог знать Манджиро, и кто вообще перед ним стоит. Но опустив все эти вопросы Харучие принимает пачку салфеток, а после и небольшое зеркальце, наблюдая как парень роется в телефоне, в поисках нужного номера. Харучие слышит тихие гудки телефона и наблюдает, как парень осматривает избитого им незнакомца без доли страха, словно каждый день видит побитых людей. Кивнув сам себе незнакомец хватает Санзу под локоть и уводит из злосчастного переулка, заставляя петлять по узким улицам, параллельно общаясь с оператором скорой. - Если пойдешь налево сможешь дойти до храма Мусаши, дорога примерно часа полтора, но на собрание успеешь. – они выходят на широкую улицу и Санзу слышит сирену, на которую не обращает особого внимания, лишь удивленно пялится на парня, не особо понимая, что твориться – Тебе стоит поторопиться, иначе опоздаешь. - Откуда ты знаешь Манджиро. - Манджиро? – Харучие только кивает, замирая в ожидании ответа – Не знаю таких. Но я знаком с Мучо, мы раньше вместе учились, довольно часто общаемся, он как раз собирался на собрание, когда мы разошлись. Санзу не совсем понимает, как кто-то подобный Мучо может общаться с этим мальчишкой, особенно зная его нрав, хотя не ему об этом говорить. Харучие просто уходит, не сказав не «спасибо», не «пока», только отдает миниатюрное раскладное зеркало, скрываясь в толпе, снующей по улице.

***

Собрание проходит как обычно, с того дня ничего не меняется, разве что пиши для размышлений становиться больше. Время от времени Санзу вспоминает этого странноватого парнишку, что постоянно лыбился ему, напоминая о младшей сестре, от чего голова становилась только тяжелее, а таблеток больше. Он так и не расспросил у Мучо о этом странно парне, хотя и смысла особого не было, вероятность их новой встречи изначально почти нулевая, да Харучие не ищет этой самой встречи. Почему-то образ мальчишки надолго заседает в голове, и порой он оборачивается, когда замечает чьи-то обесцвеченные кудрявые волосы, сам не понимая, что ожидает увидеть. Пусть мысли о незнакомце и раздражали, но не так сильно, как о семье, они скорее просто навящего роились в голове, путаясь временами, помогая забить пустое сознание хоть чем-то, помимо воспоминаний о наркотических приходах. На душе все также погано, по неведанной причине ему хочется вернуться в тот злополучный дом, но ноги отказывают ему в этом желании, а потому он просто шляется по пустым улицам, как раньше. Место его ночлега еще неопределенно, сейчас ночью уже холодно, но Санзу нравилось спать на улице, пусть и денег на лечение простуды у него не было. Временами он задыхался в том заброшенном здании, в окружении битого стекла и пыли. Сопли капали с носа впитываясь в маску, от чего становилось только холоднее и противнее, все-таки стоит сегодня остаться в доме. Харучие сам не называет это место домом, для него это скорее просто ночлежка, но и дом семьи Акаши, он тоже не может назвать таковым после произошедшего. Санзу возвращается туда в эту холодную ночлежку, где временами таскаются алкоголики, которые не особенно пристаю к юноше и так знают, взять с него нечего. В этот раз нет привычных громких голосов около здания, издалека не виден свет фонарей, ночь сегодня будет долгой. И Харучие не ошибается в этой мысли, когда его внезапно ударяют по виску, он слегка шатается и чувствует, как неизвестный бьет по коленям, заставляя впечататься в холодный асфальт. Сил совсем нету, очередная драка, прошедшая еще днем забрала все, что было в его хилом организме, а очередная доза только сильнее давила на измученное тело, не позволяя даже пошевелиться. Грабители, как оказывается, пришедшие именно за деньгами, злятся только сильнее, когда не обнаруживают искомого, начиная бить сильнее прежнего. Харучие хватает только на пару ударов по лицам этих ублюдков, а потом он снова падает на асфальт, ощущая, как медленно ломается ребро или несколько. Боль почти не ощущается в теле после принятой дозы, но сознание медленно мутиться, и он, совсем не понимая, что происходит только и терпит чужие хлесткие удары. Боль стихает, запал избивающих пропадает и ему только и остается, что лежать, ощущая, как сознание медленно темнеет, а голова заполняется блаженной тишиной, в кои-то веке он не слышит этого навещаемого шума. Чужие незнакомые руки заставляют его ненадолго прийти в сознание и ощутить холод, заполонивший все тело, тонкая ткань формы не спасала от промерзлого ночного ветра, заставляя морщиться и сгибаться в позе эмбриона. Единственное, что отпечатывается с памяти Санзу о том вечере, кроме боли от сломанных ребер, становятся глубокие тёмно-синие глаза, и мягкие на вид чёрные кудри, которые последние недели мерещились Харучиё.

***

Санзу впервые за долгое время просыпается не от холода, пронизывающего все тело, не от постороннего шума, заставляющего каждый раз вздрагивать от страха неизвестности, он просто открывает глаза, понимая, что выспался впервые за несколько месяцев. Незнакомы стены вселяют сомнения, Харучиё с трудом поднимается с постели, ощущая, как ломит все тело, саднят ребра, а сознание до сих пор мутнеет. Санзу с трудом преодолевая головную боль разлепляет глаза, пытаясь понять, в каком дерьме он оказался на этот раз. Но судя по всему ситуация оказывается не настолько отвратительной, Харучие по крайней мере не валяется на улице, он не связан, а все конечности по крайней мере на месте. Первая попытка встать оканчивается полнейшим провалом, все тело ломит с невероятной силой, будто по нему проехался каток, голова начинает болеть сильнее прежнего, а к горлу подступает омерзительно кислый привкус рвоты, и Санзу кажется, что его внутренности действительно выворачивает наизнанку, черт … в последний раз такое было, когда он чуть не словил передоз. Харучие все же удается осмотреться, и комната оказывается до неприличия вылизанной, будто стерильной, она упорно напоминает ему больничную палату, даже чертовы простыни оказываются белыми, без единого пятнышка, но от них хотя бы не разит спитрягой и медикаментами. Размышления Санзу прерывают шаги тихие и легки, и они явно направляются в его сторону, не успевает он ничего предпринять, как дверь тихонько приоткрывается и на него с удивлением смотрят подозрительно знакомые голубые глаза, черт возьми, и как его угораздило оказаться именно у этого парня. Однако же, у Харучие нету сил даже на простое раздражение, слишком сильно шумит в голове, видимо, его хорошо приложили по виску. - О, Санзу-сан ты наконец-то проснулся, признаться, я уже думал вызывать скорую, ты температурил и бредил целую ночь. Как ты себя чувствуешь? – собеседник с большим трудом понимает, что до него хочет донести тихий голос, как он – определенно хуево, настолько, что он прямо сейчас готов заблевать этот чертов ковер противного тёмно-зелёного цвета, но единственное, что вылетает из его еле шевелящегося рта это: - Я нормально - горло жутко саднит, говорить почти не получается, видимо его все таки продуло. - Мучо звонил тебе несколько раз, я решился ответить, он сказал, что можешь не переживать за дела банды и отлеживаться ближайшую неделю, он явно волнуется за тебя – слова парня вызывают только очередное удивление, Мучо и волнуется за кого-то – вот действительно смешно, Санзу слегка ухмыляется и продолжает смотреть на миниатюрного парня, что каким-то чудом смог дотащить его бессознательную тушу к себе домой, он продолжает размышлять еще немного пока крутящая боль в желудке не заставляет его вздрогнуть и чуть ли не согнуться по полам, а ответ на него смотрят искренне обеспокоенно, блять, этот парень точно отбитый, раз еще не выкинул Санзу прямо из окна. - Тебе надо поесть, ты пролежал в постели почти два дня, а я так и не смог тебя нормально накормить, у тебя же нету никакой аллергии. – Харучие лишь тихонько кивает в ответ, продолжая удивленно пялиться, на этого, определенно, поехавшего парня – Отлично, тогда что насчет позднего ужина Парень не дожидается ответа и просто пропадает в дверном проеме, по пути включая слабый желтый свет, за окном уже темно и никакого шума, Санзу тянется к телефону, что лежит на тумбе неподалеку, раскрывает раскладушку и изучает пропущенные, несколько от Мучо и еще пара СМС, пара неизвестных номеров и Такеоми, блять … Глаза Харучие закатывают, как только он видит количество пропущенных, что этому ублюдку еще надо после того, как он выгнал его из дома, еще и названивает с завидной регулярностью, у кого-то явно много денег на телефоне. Харучие не перезванивает, просто не хочет, блокирует контакт, но все же замечает еще несколько СМС от Акаши старшего: Харучие, куда ты опять съебался, если мне опять придется искать тебя по притонам, то действительно можешь не возвращать. Тебя нету уже несколько дней, где я по-твоему должен тебя искать? Может хоть иногда будешь отвечать на телефон? Можешь забрать свои пожитки, они ждут тебя в подъезде. Можешь уебывать куда подальше! Да, это определенно в духе Такеоми, сначала притвориться хорошим, а потом написать еще несколько гадостей, его трясет от злости, сколько уже можно повторять одно и тоже, у Харучие сдают нервы, он бросает телефон в ближайшую стену, а тот к сожалению, остается целым, приходит еще одной сообщение от Такеоми, вот дерьмо … Санзу не читает, даже не пытается встать и поднять телефон, просто сидит и ждет, свой ужин, от того странного парня. И тот появляется действительно вовремя, берет его под руку и почти тащит на кухню, у Харучиё в очередной раз безумно кружится голова, но он готов это перетерпеть. Только уже сидя за столом напротив странного парня, имени которого он даже не спросил, Санзу наконец замечает отсутствие привычного тянущего чувства за ушами – он без маски. Он дергается, закрывая рот рукой, пытаясь прикрыть шрамы, но слишком поздно, его собеседник, очевидно, уже успел их рассмотреть, и сейчас тоже замечает его беспокойство. - Что-то случилось? Они болят? - мальчишка напротив аккуратно прикасается кончиками пальцев к уголкам своих губ, будто повторяя нервное движение собеседника напротив - Если нужно, то … - Заткни свой рот, ничего мне от тебя не нужно! - Прости, это было не тактично – парень замолкает на несколько минут, а потом продолжает нагло на него пялится, как же Санзу ненавидит эти взгляды, омерзительные, излишне любопытные, так и хочется плюнуть этому парнишке в лицо, и он бы сделал это если бы парнишка не дернулся в этот самый момент – Вот черт! Прости, похоже я действительно пялился на тебя – Санзу злится еще больше, и теперь ему плевать, что он провалялся без сознания два дня, он найдет силы разбить этому парню лицо – Они … шрамы … они действительно красивые, ты очень хорошо выглядишь с ними, я засмотрелся прости … Харучиё теряет весь свой запал, как только смысл сказанного доходит до его мозга, что блять … на него засмотрелись, этот парень засматривается на его шрамы, Санзу смотрит на него пристальнее и замечает чуть покрасневшие кончики ушей человека напротив и горящие голубые глаза, что упорно пытаются спрятаться в пол. Он растерян, он не понимает этой странной реакции, его рассматривают и человеку напротив определенно нравится то, что он видит, заставляя смущаться не только себя, но и Харучие, такое у него действительно впервые. Ведь в последний раз кто-то говорил, что он красивый еще до того самого дня, да, это было слишком давно. Парень морщится – не хочет вспоминать тот день, не хочет вспоминать те слова Короля, что звенят у него в ушах: «Смейся, Харучие! Смейся!» - Санзу-сан! – крик заставляет его вздрогнуть выйти из тяжелых раздумий, похоже о слишком долго думал – С тобой все хорошо? Может тебе прилечь? - Не твое дело – он слишком раздражен для принятия вежливых предложений и такой неприкрытой заботы, черт, кажется Харучие вообще не помнит, когда о нем вообще кто-то так заботился, это определенно слишком для такого дерьмового дня, спустя еще пару секунд Санзу вспоминает, он понятия не имеет, кто перед ним сидит – Как тебя зовут? - Такемичи Ханагаки, можно просто по имени, я не очень люблю условности – ему остается только кивнуть в ответ и продолжить есть уже полу остывший бульон, оказывается Ханагаки Такемичи очень даже неплохо готовит, Санзу засиживается за столом слишком долго, как давно он не был дома, как давно у него уже нету дома. И Харучие действительно спокойно здесь, ему нравится на этой маленькой кухне, есть остывший бульон, и слушать мягких стук палочек о посуду, видимо, к хорошему слишком быстро привыкаешь. - Слушай, Санзу-сан, я говорил несколько раз с Мучо, он сказал, что тебе сейчас некуда пойти, если хочешь ты можешь остаться у меня, мне все равно немного одиноко здесь – это определенно слишком щедрое предложение, для Харучие, но ему сейчас действительно некуда идти, а слегка сумасшедший парень однозначно лучше, чем бомжи и торчки в притонах. - Хорошо.

***

Санзу остается в доме этого слегка припизднутого пацана, и если поначалу Харучие действительно сомневался в своем решении, время от времени ночуя в местных парках на лавочках, то потом бросил эту манеру, хотя бы потому что голубоглазая поганка по имени Такемичи Ханагаки находила его на любом конце Токио и все равно тащила домой, что было действительно удивительно, ведь Санзу не всегда был трезв, Санзу не всегда был доброжелателен, Санзу был угашенным и агрессивным, но Такемичи терпел, никогда не бил, никогда не кричал, никогда не бросал на улице, никогда не был, как Такеоми. Харучиё и сам не замечал, как начал неосознанно доверять Такемичи, дома он больше не ходил постоянно оглядываясь и мог действительно расслабится, мог спать спокойно, не беспокоясь о том, что его убьют по среди ночи, он перестал навязчиво запирать двери во все помещения, ходить на цыпочках после десяти вечера, и говорить по телефону только вне дома. Санзу пугали изменения, пугала та простота, с которой он их принимает и то насколько сильно ему нравится Такемичи, да, это было до чертиков странно, ведь, Такемичи Ханагаки определенно не жещина, Такемичи Ханагаки определенно не его обожаемый король, но Санзу он чертовски нравится. Харучие все никак не мог понять, почему вообще Такемичи решил, что соседство с гопником наркоманом, доставляющее уйму проблем хорошая идея, и Санзу еще долго бы ломал голову, если бы Мучо не подсказал, и все сразу стало очевидным даже слишком. Ханагаки был одиноким, до безумия одиноким человеком, который просто хотел о ком-нибудь заботиться, и этим кем-то стал Санзу, которого теперь ласково зовут «Харучи». И Санзу действительно испытывал страх, который казалось уже должен был покинуть его много лет назад, но Санзу действительно боялся, боялся, что Такемичи надоест, и от вновь окажется за порогом своего дома, там, где ему никогда не найти своего места. Спустя пару месяцев совместного проживания рутина Харучие действительно меняется, он не просыпается от кошмаров, позволяя себе остаться в постели почти до наступления дня, после собраний всегда заходит в магазин чтобы купить продуктов к ужину, регулярно проверяет телефон, ожидая сообщения от Ханагаки, забирает того со школы и приезжая домой после очередной драки, позволяя обработать свои раны. Такемичи действительно действует на него магическим образом, его ведет только от одной мысли насколько близко он сейчас к Такемичи, насколько легко он может сделать все, что бы ему не захотелось, и ведь Ханагаки ему это позволит, как позволял и другие маленькие незаметные действия, которые уже стали привычными. Санзу больше не бегает по притонам, не ищет где подешевле ширнуться, и как скрыть это от Такемичи, с каждым днем Харучие понимает – это не то, это все не то, он больше не ловит того безумного кайфа, который доставляла ему дешманская дурь, сейчас есть кое-что поинтереснее и посильнее. Одного взгляда на Такемичи достаточно чтобы унять раздражающую ломку в теле, его искреннего беспокойство и желания помочь с лихвой хватает чтобы бросить раз и навсегда, ведь Такемичи не нравится подобное, Такемичи пугают наркоманы, Такемичи очень боится за Харучие. Харучиё жестоко ошибся, полагая, что не способен любить никого кроме своего Короля, и дело даже не в том, что Санзу никогда не любил Манджиро Сано, Санзу Харучие безумно одержим Такемичи Ханагаки. Возможно, это и не настоящая любовь, но Харучие чувствует, обожает тот самый заветный трепет, стоит только приблизится к Такемичи. И Санзу делал все чтобы подобраться как можно ближе, он всегда невзначай прикасается к Ханагаки, вводя это в привычку, заставляя его самого искать его прикосновений и объятий и, черт возьми, у него получается. Любовь Санзу больная, и он сам об этом догадывается, ведь не нормально дрочить на спящего человека, ненормально постоянно думать о нем, не нормально запугивать его знакомых и избивать до полусмерти из ревности, да, любить Такемичи Ханагаки определенно не нормально.

***

Такемичи Ханагаки никогда не задумывался, что он гей, по крайней мере до того момента, пока в его доме не поселился Харучие, он действительно нравился Такемичи, Харучие был красив, немного груб и очарователен, этого хватило чтобы Такемичи засомневался в своей ориентации. Сомнения переросло в осознание, вот только что делать теперь с этим осознанием Такемичи не имел ни малейшего понятия, и ведь с таким не пойдешь к Мучо и не скажешь: «Знаешь, походу я гей, как мне закадрить твоего зама?» - Такемичи Ханагаки оказался по уши в дерьме. Такемичи Ханагаки понятия не имел, как заслужить любовь другого человека, за что можно любить его самого, почему он вообще может быть кому-то дорог, ведь Такемичи Ханагаки действительно одинок, до такой степени, что до появления Санзу он мог не разговаривать неделями, потому что просто не с кем. Такемичи уже как много лет примирился со своим одиночеством, примирился с тем, что близкие бросают его, как ненужный мусор, ведь он был недостаточно хорош, недостаточно умен, просто недостаточно … и Такемичи боялся, боялся своей поганой любви, боялся привязываться к Харучие, потому, как и тот однажды оставит его, как и все остальные Он Санзу не собирался покидать его дом, получив временное пристанище, Харучие крепко обосновался в его доме, в его жизни и в его сердце. Чем дольше они жили вместе, тем хуже становилось, было слишком страшно, Такемичи уже не знал куда девать все свои чувства, что делать с тем, что его любовь ходит прямо у него под носом, употребляет наркотики и иногда сбегает из дома, поэтому Ханагаки ответственно решил разбираться с проблемами по мере их поступления и стараться просто жить. Наркотики. Такемичи определённо не жаловал наркоманов, хотя нет, ему было глубоко плевать, до тех самых пор, пока они не начинали угашенные нападать на людей, а потому, когда Харучие сказал, что бросит все это ради него, Такемичи был немного в шоке. В первую очередь смущал сам фак, что Харучи собирается бросать ради него, да, Санзу часто нес всякую чушь под веществами, обещал, что бросит, клялся, что сделает его счастливым, что никогда не бросит, и Ханагаки действительно верил этим пьяным бредням больного мозга, верил, что Санзу не оставит его, но Такемичи никогда не думал насколько все это было серьезно, а зря, ведь Санзу действительно сделает все для него. Одна проблема нашла свое решение, Харучие больше не употреблял, вот только, что делать со своими чувствами Ханагаки до сих пор не придумал, а Санзу только подливал масла в огонь, касаясь его излишне часто, обнимая его излишне долго, и вообще все это казалось излишне для простого соседства, но Такемичи нравилось, а потому, тот просто принимал и пользовался тем, что позволял ему Харучие, даже не подозревая в какой капкан прямо сейчас наступает.

***

Харучие определенно неправильно понял Мучо, когда тот рассказывал о Такемичи, формулировка «до болезненного одинокий» была уж слишком расплывчата, и Санзу действительно полагал, что объект его обожания просто не ладит с людьми и избегает их общества, вот только все оказалось куда хуже. У Ханагаки действительно не было близких, ни друзей, ни родных, кроме матери, которой Такемичи предпочитал не распространяться, и Санзу все понимал, ведь сам никогда не говорил о семье, просто отказываясь отвечать на вопросы. Харучие действительно казалось, что иметь еще более скверные семейные отношения сложно, как же он глубоко ошибся. На дворе был уже поздний вечере, Санзу по привычке забежал в магазин после собрания, чтобы купить продуктов на ужин, сегодня суббота, Такемичи наверняка захочет приготовить что-нибудь особенное, Харучие давит на газ сильнее обычного, рассекая полупустые ночные улицы, и полный томительного ожидания мчится домой. Вот только в окнах не горит свет, квартира открыта, а в прихожей видны уже засохшие грядные следы женских каблуков. «Что за дерьмо» - это единственное, что приходит в уставшую голову Харучие, Такемичи никогда не приглашал гостей, тем более женщин, тем более, когда его нет дома, в квартире стояла гробовая тишина, такая непривычная для этого места, ни в одной комнате не горел свет – никаких признаков жизни, Санзу тихо запер дверь и пошел обыскивать каждый угол, держа наготове небольшой нож, что всегда лежит в его форме, но Харучие так никого и не находит, даже Такемичи. - Эй, Такемичи, ты где засел? – он еще раз прошелся по комнатам, но так и не найдя Ханагаки решил просто прислушаться – мертвая тишина, как будто дома и никого не было, вот только те следы от чужой обуви в коридоре явно сулили что-то недоброе сегодняшнему дню. Санзу только собирался набрать знакомый номер, как по квартире разнесся задушенный короткий вскрик, который тут же утих, Харучие сразу понесся в маленькую коморку откуда слышались звуки, в секунды преодолевая душераздирающее расстояние, что черт его дери, могло заставить Такемичи запереться в кладовке, Харучие найдет виновного и раздавит собственными руками, заставив пожалеть, что тот явился на свет. Харучиё резко распахивает дверь, и зрачки его сужаются от страшного гнева, то что он видит, блять, он определенно сегодня кого-то убьет. Там сидел его Такемичи, спрятавшись за висящей на вешалках несезонной одеждой, Ханагаки забился в угол маленького, темного помещения, полного спертого воздуха и пытался спрятаться от любого звука и шороха. Вся его тонкая фигура дрожала, в попытке, сжаться сильнее прежнего, стоило Санзу попытаться дотронуться, как Такемичи вскрикнул, сразу пытаясь зажать себе рот, а второй рукой сильнее сжимая горло до синяков, чтобы ни один звук оттуда не вырвался. Харучие с оцепенением смотрел на развернувшуюся картину, опускаясь коленями на пол рядом с Такемичи, его руки трясутся, и он сам не понимает от чего, он пытается прикоснуться к Ханагаки, но тот только кричит и сильнее сжимает горло, черт, если продолжится в том же темпе, он просто себя задушит. - Такемичи – мальчишку от обращения трясет еще сильнее, тот уже не может сдерживать свой голос и просто начинает истошно кричать, захлебываясь в слезах, Такемичи не замечает ничего, поглощенный собственной истерикой, начинает ногтями царапать горло, оставляя не только красные следы, но и сочащиеся кровью царапины – Мичи, успокойся, это всего лишь я – Харучи. Истерика Такемичи на секунду останавливается, и он поднимает свои глаза прямо на Харучие, они непривычно пустые, красные с огромными мешками под ними, а на щеке виднеется большое красное пятно, которое скоро станет синяком, Санзу начинает вести, какая-то мразь ударила Такемичи, кто-то довел Такемичи до всего этого … Харучие пытается не подаваться гневу, пытается не думать о том, как будет разрывать обидчика Ханагаки на куски, он вновь пытается прикоснуться к Такемичи, и на этот раз тот уже не кричит, Санзу зарывается рукой в мягкие кудри, быстро продолжая осматривать маленькое трясущееся тело, на котором больше нет никаких повреждений. - Х-хару, Х-аручи – он повторяет это бесчисленное количество раз, смотря прямо в лазурные глаза, пытаясь успокоить паническую атаку, его руки тянутся к маске, он хочет стянуть этот мерзкий кусок ткани, увидеть лицо Харучи, почувствовать его тепло. Такемичи не хватает сил даже дотянуться до этого бледного лица, но Санзу помогает ему, стягивает маски с лица, и льнем щеками к теплым ладоням Такемичи, на которых осталось немного крови. - Я здесь Мичи, все хорошо я тут, все хорошо – Санзу повторяет это еще несколько раз, скорее, чтобы успокоить себя нежели Такемичи. - Харучи не уходи, пожалуйста, я буду хорошим, я сделаю все только не уходи пожалуйста – Такемичи пытается притянуть его ближе к себе, а Харучие берет его под бедра, и усаживает на свои колени, обнимая крепко, жарко, животрепещуще. Он всем телом ощущает, как трясет Такемичи, чувствует его неестественно горячую кожу под своими руками, а его форменная куртка намокает от чужих слез. Ханагаки дышит неровно, загнанно, будто бы только что пробежал марафон, пока Харучие гладит его пушистые черные кудри, мягко массируя кожу головы. - Я и так никуда не уйду, пока ты меня не прогонишь я ни за что не уйду – он старается говорить тихо, вложив все, что есть нежного и хорошего в свой голос, но Такемичи продолжает говорить сквозь всхлипы и безумную головную боль. - Х-харучи, Х-харучи, Х-харучи, пожалуйста, я так люблю тебя Харучи, не оставляй меня прошу тебя, пожалуйста … – его все еще трясет от истерики, но Такемичи продолжает говорить до тех самых пор пока не теряет сознание от усталости, Харучие прижимает его только ближе к себе, его изуродованный рот растягивается в улыбке, его пробирает безумная дрожь, и ему действительно приходится сдерживаться чтобы не рассмеяться во весь свой безумный голос, ведь его Такемичи рядом, его Такемичи любит его в ответ, его Такемичи только его. Санзу продолжает сидеть на полу, и поглаживая по спине успокаивать Такемичи, он ощущает приятное онемение на своих коленях, и теплое дыхание Ханагаки у себя на ключице, но Харучие не спешит вставать, он хочет растянуть этот момент. По полу дует неприятный сквозняк, и Санзу приходится подняться, он относит Такемичи в спальню, крепко кутая его замершее тело в пуховое одеяло и ложится рядом. Харучие не спит до самого рассвета, обрабатывая мелкие ранки на шее, смотрит, как красные пятна становятся синяками и рассматривая бледное измученное истерикой лицо напротив, пока Такемичи не просыпается и не зовет его снова, охрипшим, сорванным от долгих истошных криков голосом. - Харучиё, прости, что пришлось увидеть это … - ему не дают договорить, Харучие закрывает его рот ладонью, и приближается к его лицу, прикасаясь губами к тыльной стороне собственной ладони, не решаясь целовать губы без чужого разрешения, вместо это он еле слышно шепчет, так, чтобы слышали только они, чтобы даже стены оставались немы. - Я люблю тебя, Мичи – верно, Харучие Санзу по уши влюблен, Харучиё Санзу одержим свои собственным Богом – Такемичи Ханагаки.