Ты солнца свет

      Выбегаю на задний двор через двери запасного выхода, упираясь руками в подрагивающие от волнения колени. Сердце забивается бешеным ритмом, в горло просачивается влажный прохладный воздух, а в глазах встаёт застилающая пелена солоноватой жидкости, мешающая ясности взгляда. Эмоциональное напряжение, скопившееся за весь непростой для меня день, вырывается наружу обжигающим потоком слёз, распространяя по телу жуткую слабость и бессилие от сложившейся ситуации.       Питер — прекрасный город с великолепной историей, некогда подаривший мне прекрасные, трепетные воспоминания — сейчас, в эту самую минуту, сужался до прескверного состояния сжатого, словно цепями, болезненно ноющего сердца.       Игра двоих, казалось бы — взрослых людей, всё больше приобретала негативную окраску. Пиара более не хотелось, не хотелось охватов высоких, осуществления планов продуманных. Всё чаще желала оставить всё это, уберегая себя от внутренних срывов, которые происходили всё чаще; от заплаканных глаз; от волнующегося сердца, раз за разом разрывавшегося от накатившей боли потери. Не уберегла себя от странствий сердечных, не справилась — влюбилась.       Запрокидываю голову к тёмному облачному небу Питера, утирая следы минутной слабости, размазывая по щекам чёрные подтеки туши. Ему знать не стоит: это лишь моя оплошность, порыв которой не должен был произойти — он не при чём. Виноват разве в сегодняшнем представлении, в которое слишком заигрался, словами разбрасываясь такими, от которых дыхание задерживать приходилось и в пропасть падать — туда, где кипели мои пробудившиеся ото сна чувства.       — Каштанова, ты сдурела, не иначе, на улице не лето ведь, — подходит вплотную, срывая с себя лёгкую ткань хлопковой чёрной рубашки, накидывая на плечи — не спрашивая, просто заботясь. Даря то, чего так не хватало моей жизни.       — Спасибо, я сейчас зайду внутрь, — глаз не поднимаю, взглядом вожу по острым носам сапог, держась на хлипкой дощечке недолгого спокойствия.       — Что с тобой?       — Всё хорошо, утомилась, вышла подышать немного воздухом свежим. Пальцами нетерпеливыми резко подбородок мой поднимает, вглядываясь в болезненный, удручённый взгляд, тотчас меняясь в лице.       — Ты плакала? Актёрская улыбка озаряет моё лицо, а руки хаотично разрезают воздух, отрицая очевидное.       — Нет, что ты, разве есть повод?       — Вот я и хочу у тебя спросить, что за повод? Не верит. Пытает взглядом прямым, упрямым, продолжая цепкими пальцами удерживать моё лицо.       — Саш, ты же помнишь: «в горе и в радости, в тяготах и подъёмах, всегда рядом быть, друг другу помогая»?       Улыбка касается уголков губ, а в сознание просачиваются воспоминания о той самой клятве, данной ещё в Киеве — в ночной тиши, разрываемой моими безутешными рыданиями от совсем недавно оборванных отношений. Тогда и поклялись, что опору друг другу являть будем, все сложности жизненные вместе преодолевать, поддерживать друг друга и направлять.

«Ты мне как сестрёнка стала, Сашка»

      Слова, некстати вспомнившиеся, ознобом по телу проходят, вынуждая вновь погрузиться в тяжёлую для меня реальность.       — Да, конечно, я помню. Достаю из кармана телефон, взирая на дисплей растерянным взглядом.       — Чёрт, опаздываю на поезд, не успею ведь, — глубокий вдох не помогает совладать с отчаянием этого момента. Всё в кучу, как всегда.       — Зато на мой поезд не опаздываем, нужно лишь купить тебе билет. — по-хозяйски чмокает в лоб, руками растирая мои продрогшие плечи.       — Не совсем понимаю, о чём ты? — взираю на Андрея потерянным взглядом, пытаясь вникнуть в ситуацию.       — Поедем ко мне, во Владимир — я завтра к вечеру планировал уезжать, так уедем вместе. Зато не придётся по гостиницам шастать, в уюте дома ведь лучше? Учащённо хлопаю ресницами, пытаясь понять, не шутит ли он.       — Но ведь там твои родители.       — Ты хочешь сказать, что ты боишься с ними познакомиться? — улыбается непревзойдённой улыбкой, одаривая спокойствием. — Каштанова, не смеши, они не кусаются. Обхватывает мои плечи, уводя в помещение, не переставая рассказывать о том, какие они — его мама и папа.        Отклоняюсь на спинку сиденья, нервно перебирая пальцами рук. Не верится: я согласилась на эту авантюру; я еду к нему домой. Где он родился, вырос, где путь свой жизненный прокладывать начал. Упираюсь лбом в холодное оконное стекло, представляя предстоящую встречу. В голове вырисовывается неловкость и абсурдность момента, вынуждая почувствовать смущение и стыд. Кто я ему? Партнёр с Киева? Напарница? Сестрёнка? Усмехаюсь, зажмуривая глаза. Если бы он только знал, какие чувства к нему я испытываю — более бы меня за сестру не принимал. Из жизни бы вычеркнул, стену возвёл, дабы оградить свою личную жизнь от угроз подобных. Поэтому и скрывала всю искренность чувств: молчала, терпела, ночами разрывалась в рыданиях; а на утро выходила из дома с улыбкой фальшивой, показывая всем свою силу и никому — слабость. С виду — хрупкая, нежная, а внутри — стальная, воинственная, сильная. Так проще. Так удобнее.       — Падай на меня, так явно удобнее. Капюшон, натянутый на голову, закрывает лицо и мои до крови искусанные губы. Закатываю глаза, покрепче сжимая руки в карманах толстовки. Не поддавайся, Каштанова, не надо.       — Эй? Обхватывает плечи, медленно наклоняя корпус моего тела к себе на колени, встречая моё сопротивление. Напрягаю тело, упираясь руками в его грудь.       — Перестань, тебе надо отдохнуть, на тебе лица нет, а ехать долго, не упрямься. Касаюсь взглядом полюбившихся черт его лица, ощущая, как его руки призывают прилечь, одаривая нежными, успокаивающими поглаживаниями. Расслабляю тело, припадая на самодельную подушку из его куртки, расположенную на ногах, взгружая вторую половину тела на сидушку, сворачиваясь калачиком. В сознание впивается его запах, расслабляя, окутываяя каждую клеточку моего тела. Утыкаюсь носом в тёплую ткань, чувствуя руки, стягивающие капюшон, и нежные пальцы, молниеносно расположившиеся на моей макушке.       — Спасибо, Андрюш.       — Спи, солнце. Прикрываю глаза, ближе прижимаясь к родному для меня человеку.       Стою на пороге дома, закутываясь в тёплый серый шарф по самый нос, немного подпрыгивая на месте, по-детски пытаясь унять разбушевавшееся волнение. Когда моей руки касается его рука, немного успокаиваюсь, выравнивая рваное дыхание и покрепче сжимая крепкую мужскую ладонь.       — Тебе не о чем переживать, обещаю, всё пройдёт прекрасно, — наклоняется к моему лицу, касаясь губами кончика носа, вновь вынуждая растворяться под тягучей, сладкой нежностью, обволакивающей с головой.       Родители встречают радушно, с нескрываемым восторгом захватывая в кольцо рук их чадо, приговаривая, «как же они скучали», от накопившихся и ярых эмоций даже не замечая меня, стоящую за его спиной, переминающуюся с ноги на ногу.       — Мам, пап, познакомьтесь: Александра, мой творческий партнёр, — захватывает меня под руку, сжимая плечо в подбадривающем жесте. Мама всплескивает руками, обнажая обворожительные ямочки на щёчках.       — Сашенька, мы так много о тебе слышали, и смотрели так много фильмов с твоим участием! Ты — настоящая красавица и умница, а какая маленькая, ну прям как я, — усмехается, обхватывая меня руками, обдавая запахом свежеиспечённой выпечки, окутывая теплом родного дома. — Мы обязательно подружимся. Её слова смущают, а в голове вырисовывается логическая цепочка фактов, подталкивая к образу Андрея — именно того, от кого она так много обо мне услышала и узнала.       На кухне витает буйство ароматов, пробуждающих аппетит; на столе — разнообразный выбор домашних, приготовленных с любовью и душой, блюд, притягивающих моё внимание. Присаживаюсь на небольшой угловой диванчик, наблюдая, как в мою тарелку накладывают всего, да побольше, заботливо приговаривая:

«Ешь, ешь, смотри, худышка какая»

      Андрей сидит, лишь наблюдая за мной с лёгкой улыбкой на лице, в подтверждение слов мамы поддакивая и кивая головой. Обычно я не пила, но изредка могла себе позволить бокал красного под вкусный, сытный ужин в приятной компании — как и случилось сегодня, когда приняла из рук Андрея рельефный стакан с виноградным вином, несущий в себе воспоминания из далёких девяностых.       Алкоголь всегда действовал на меня стремительно, в считанные минуты расслабляя морально и физически. И вот, сейчас, отпив половину бокала, я почувствовала жар в районе щёк и лёгкое головокружение в сопровождении нарушения чёткости зрения. Покрываюсь мурашками, когда рука Андрея касается моей коленки, призывая взглянуть на него, обратив своё внимание. Дольше, чем надо, задерживаюсь на его лице взглядом, любуясь его точёными чертами лица, ощущая тепло, разливающееся по телу сладким томлением. И как ему удаётся дотронуться до самой глубины моей израненной души?

«Нельзя тебе было пить, Саша, нельзя»

      Здравые мысли, пробивающиеся сквозь разум, разрывают пелену накатившего возбуждения лишь совсем ненадолго, тотчас отходя на второй план. Сжимаю пальцы его руки, до сих пор находящиеся на моей коленке, уводя взгляд в пол и разрывая слишком чувственный зрительный контакт.       Его комната осталась нетронутой после его переезда. Всё такой же, какой он мне её показывал на снимках телефона.       Небольшое пространство комнаты было наполнено всеми необходимыми удобствами: небольшая кровать, громоздкий деревянный книжный шкаф и массивный стол с разбросанными на его поверхности бумагами. Обои украшали множество развешанных на стенах фотографий, передающих детство и юность Андрея, обволакивая атмосферой этих ушедших лет, привнося приятный привкус прошлого близкого для меня человека.       — Надеюсь, тебе тут будет удобно, — подходит к столу, захватывая в руки фоторамку с семейной фотографией.       Стою, скрепив руки на груди, чувствуя лёгкое головокружение и спазмы внизу живота, внимательно наблюдая за движением его тонких, чувственных пальцев, слегка поглаживающих тёмный багет рамки. Волосы ниспадают на его лицо, приковывая мое помутнённое внимание. Высокий, статный, до ужаса красивый. Подхожу ближе, облокачиваясь на его руку, рассматривая снимок минувших лет.       — Ты тут такой маленький, — обхватываю крепкую руку, наклоняясь головой к его предплечью, поглубже вдыхая, распространяя его аромат по своим венам.       — Устала, милая, — обхватывает талию, располагая мою голову на своей груди.       — Очень.       — Я тогда пойду.       — Останься. Говорю быстрее, чем успеваю подумать. Алкоголь, плавающий в моей крови, аромат его тела, тесная близость и тусклый свет люстры воссоздали обстановку для игры сердца, а не разума, обнажая неподдельные чувства. Прислушиваюсь к его размеренному сердцебиению, наслаждаясь лёгкими, ненавязчивыми поглаживаниями моей спины, ожидая его ответа, который, возможно, изменит мой уклад жизни.       — Только если навсегда. Глазами впиваюсь в его глубины глаз, пропадая, теряясь, забывая дышать. Замечает растерянность на моём лице, без доли улыбки произнося.       — Я не шучу, Саш. Щёки горят; в голове — бешенный стук разгорячённого сердца; в глазах — застывшие слёзы счастья.       — Мы, наверное, немного перебрали, Андрюш. Отстраняюсь настолько, насколько позволяет его захват рук, упираясь ладошками в его тяжело вздымающуюся грудь, притупляя взгляд. Подходит ближе, неспешно и ненавязчиво целуя мои прикрывшиеся веки.       — Ч-ч-то ты делаешь? Голос не слушается, слова путаются, выдавая таинство моего загнанного сердца. Ведёт носом по моему лбу, медленно спускаясь к щекам, глубоко вдыхает, прокладывая дорожку к моему уху. Шёпот с легкой хрипотцой застилает сознание.       — Ты — солнца свет. Обрубает последние ниточки здравого рассудка, обдавая жаром нежную кожу. Цепляюсь за ворот рубашки дрожащими руками, пытаясь унять дрожь в теле.       — Ты вся дрожишь. Притягивает к себе, надавливая на мою макушку, пропуская меж пальцев пряди моих волос. Расстояние сокращается, оставляя между нашими лицами жалкие миллиметры.       — Это не сон? — полушёпот, полустон срывается с моих жаждущих поцелуя губ.       — Не дождёшься.       Поддаётся вперёд, припадая своими пухлыми, нетерпеливыми губами к моим устам. Очерчивает их контур, касается влажным языком нижней губы, вынуждая простонать в его рот. Ноги подкашиваются, заставляя притянуть его к себе ещё ближе, перемещая руки на его шею. Туманность сознания отключает способность думать обо всех перипетиях, которые могут встать на нашем с ним пути. Наверняка всем нам стоит жить так, как живём сейчас мы — в моменте. В сказке растворяясь, переставая обманываться обложкой Агапова и Мироновой. Их давно нет. Есть мы. Каштанова и Нестеренко.       Захватывает пряди моих волос, с силой оттягивая назад, вынуждая обнажить перед ним нежную кожу шеи. Губы настойчивые, обжигающие, дарящие наслаждение каждым своим прикосновением. Замалчивать свои стенания более не могу; наполняю пространство стонами, в нетерпении запуская руки под его рубашку, хладные ладони располагая на крепком мужском теле. Медленно, не разрывая необходимого, словно воздух, поцелуя, притягивает к кровати, где сегодня во мраке ночи мы будем сжигать друг друга до тла.       Лунный свет заглядывает в комнату, освещая разбросанные по полу вещи и мятые белые простыни. Отблеск падает мне на лицо, заставляя жмурится.       — Как же долго я этого ждал, Саш. Улыбаюсь, игриво проводя подушечкой пальца по рельефу его тела.       — На сцене была не игра?       — Нет, игра закончилась ровно тогда, когда на нашем первом концерте я прочувствовал внутри себя изменения, вдыхая запах твоих волос. Прикрываю рот рукой, покрепче обхватывая его грудь, силясь, чтобы не заплакать от внезапно нахлынувшего счастья.       Всё становится незначительным; былые мысли отходят на второй план; сердце вторит разуму любить и быть любимой; губы, жаждущие поцелуев, наконец, находят свою тихую гавань; две души сплетаются воедино. В мире счастливых людей становится больше. Игра окончена, роли проиграны.

Игра окончена, проиграны последние аккорды.

Мы нашли друг друга средь миллиона ненужных, не милых сердцу, не родных…

Мы, нежностью сплетённые с тобою,

Сгораем раз за разом, в потоке вечности теряясь,

В пропасть нашего с тобою счастья падая без сил.

В круговороте жизни бесконечном, в миллионах лиц родство души не находя.

Мы встретились, спустя так много… наперекор всему, душам жаждущим покой даря.