Немецкие корни

Прав был Антон Павлович Чехов. «Человек умирает столько раз, сколько раз он теряет дорогих ему людей.» Иногда ты даже не подозреваешь насколько человек тебе дорог, пока его тело не накроют белоснежной простынёй, а на ногу не повесят порядковый номер. Смерть, это что-то темное, вязкое, не осязаемое, то что нельзя потрогать и увидеть, но с огромной точностью можно почувствовать. Она обволакивает тело и ты становишься себе неподвластным, ты оказываешься в её власти, а её правила очень жестоки. Ты умираешь единожды, а твоё окружение страдает долгие годы, копаясь в воспоминаниях, как в стеклянных осколках разбитой вазы, каждый раз порезавшись ими вместе с кровью и слезами отпуская часть собственных чувств и души, сходя с ума в перегибах собственного отчаянья. Нихштер никогда всерьез не задумывалась о смерти до прошлого года, её всегда это обходило стороной. Все её родные были здоровы, а друзья молоды и крепки, что никакая хворь их не сломит, а остальные её мало волновали. Для неё посторонние люди были словно массовка собственного фильма в котором она в главной роли, поэтому, что они были, что их не было, её не гложело. Ровно до дня гибели Василисы. Она не была для Софьи кем-то значимым и заботить её тоже не должна была, но засела девушка в её голове надолго, прикрепилась к стенкам сознания, так что не отлепишь, даже если попытаться. Непонятно, что повлияло так на мировоззрение Нихштер, факт того что Ильина была ей знакомой или же чувство вины за несовершенное преступление. Да, Соня не виновата в смерти давней знакомой и да, виновен только лишь её муж, но сколько бы девушка не внушала себе эту простую истину, она не хотела откладываться в голове, поэтому по сей день совесть Нихштер боролась на равных с её же гордостью. Бой в котором она ещё не скоро узнает победителя. Следующий удар был самым неожиданным. Смерть Пчелы. Сколько бы Софья не пыталась, а возвращаться к воспоминаниям о любимом мальчике, она не любила, хоть и делала это часто, после чего приводила себя в порядок от внезапно нахлынувших эмоций. И завершился прошлый год тоже смертью. Смертью ребенка. Самое страшное -это родителям хоронить собственных детей, пусть даже нерожденных. Когда девушка оказалась с простреленными ребрами в больнице, врачи сделали всё, чтобы и мать и ребенок остались живы и у них это удалось, но по собственной глупости Соня лишилась всего, что имела. После того, как уехал Макс, началась череда истерик и громких скандалов, от чего ещё недавняя рана обострилась вызывая кровотечение и вот тогда малыш умер, не успев даже увидеть этот свет. Наверное это стало последней каплей. Девушка часто прощала мужа, всегда поддерживала и защищала, но этот удар она никогда не забудет и никогда не простит. Он виновен в том что произошло и только он на суде перед богом будет отвечать за это происшествие. Хоть Соня в бога и не особо верила, но ей нравилось иногда разбавлять речь или мысли библейскими фразами, был в этом особый смысл. Семнадцатого марта, в воскресенье, Нихштер, как обычно занималась какими-то домашними делами, позволяя на несколько минут отвлечься на шумящий телевизор, показывающий очередной советский фильм. Соня уже домывала прихожую, как ей позвонили, весьма неожиданно, ведь на работу ей не нужно, а Витя никогда не звонит перед приездом, она сразу подумала об отце, но голос на той стороне был явно не отцовским. Он был хриплым и довольно уставшим, его можно было принять за какого-нибудь курильщика или алкоголика. —Софья Андреас Карельская? —Да, это я,—недоверчиво подтвердила девушка,—А кто меня спрашивает? —Вас беспокоит главврач клинической онкологии Онкоцентра имени Н.Н. Блохина. Соня напряглась и выпрямилась, как струна. Никогда ей ещё не звонили из подобных мест, в груди всё сжалось, а сердце стало стучать в три раза сильнее словно пытаясь пробить ребра. —Вам известна Тарасова Екатерина Владимировна, 1952 года рождения? Пенной рукой девушка провела по лбу размазывая жидкость по лицу. —Да, это моя... родственница,—Соня не решилась называть эту женщину матерью, поэтому подобрала для неё более подходящее слово.—А что от меня требуется? —Екатерина поступила к нам вчера с тяжёлой болезнью. Из её документов мы нашли ближайших родственников, бывших мужей и дочь-Нихштер Софью Андреас. Изучив картотеку, нами был найден ваш номер. —Я действительно Нихштер Софья, просто замуж вышла.—Отмахивалась она от доктора, как от надоедливой мухи.—С этой женщиной я связи не держу, поэтому врятли буду вам полезна. Девушка хотела отключиться, но врач продолжал, что-то говорить. —В любом случае вы можете посетить Екатерину Владимировну в каждый будний день с 11:00 до 13:00 и с 15:00 до 17:30. —Приму к сведению, до свидания. Нихштер отключилась раньше чем услышала ответное прощание от врача. То что она услышала только что, выбило её из привычного режима. Соня понимала, что скорее всего её мать всё это придумала для того чтобы выжать из неё и отца ещё больше денег. И это было бы весьма логично, если учесть, что она развелась со своим французом. Но какая-то часть девушки всё же рвалась поехать в клинику, чтобы просто узнать правду и усмирить любопытство. Недолго думая, Соня бросила уборку на полпути и рванула на Каширское шоссе, на встречу с близкой родственницей. До клиники девушка добралась на удивление быстро, чего сама не ожидала и её ноги начинали вести её в противоположную сторону от входа, давая понять, что плохая идея была приехать сюда, но взяв всю свою силу в кулак Соня пересилила своё волнение и вошла в здание. В просторном коридоре её встретила милая женщина регистраторша. Это была пухленькая блондинка лет сорока, с вздёрнутый носиком обсыпанным тысячью веснушками. —Здравствуйте девушка, сегодня приемных часов нет.—голос её был точно таким же, как она представила себе в голове. Нежным словно шелк и мягким, как сладкая вата. —У меня мама вчера поступила, мы очень давно не виделись, можно как то нам встретиться.—Выдавливала из себя доброту по отношению к Екатерине Соня. —Извините, но я ничем не могу вам помочь. Приемные дни только по будням. Нихштер грустно улыбнулась и полезла в свою сумочку ища свой кошелек. Отсчитав несколько купюр, она положила их в открытую тетрадь и тут же закрыла её. —Надеюсь так, мы сможем договориться. Женщина стала мяться, но все же отвела девушку в нужную палату, под полную свою ответственность всего на пятнадцать минут. Регистраторша постучала по двери палаты и услышав хриплый «Входите», просунула голову в щель между дверью и стеной. —Екатерина Владимировна, к вам дочь пришла, впустить? Тарасова заметно оживилась и перешла из положения лёжа в сидячее, поправляя при этом свою прическу, чтобы не казаться Соне такой жалкой, какой она являлась. —Да, зовите.—в двух словах женщины чувствовалось столько радости, сколько она не испытывала последние года два. Светловолосая женщина регистратор удалилась на пост, а Нихштер неловко переминаясь с ноги на ногу, все же зашла в комнату пытаясь скрыть волнение наигранной уверенностью. —Сонечка, как ты изменилась. Такая взрослая стала, что даже не узнать. Глазами Нихштер пробежалась по матери с ног до головы. Аристократично бледная кожа с розоватым оттенком посерела, огнено-рыжие волосы утратили прежний цвет и объем и выглядели так, будто их кто-то постирал с белизной и сильно выжал, под глазами женщины залегли синие мешки, а зелёные глаза ранее искрящиеся, сейчас были потухшими и словно мертвыми. Да она в целом выглядела безжизненной. —Ну здравствуй!—холодным тоном произнесла приветствие Соня, она здесь не для того чтобы разводить сопли. —Здравствуй. —Что ты делаешь в Москве? —Я приехала написать завещание и хотела, чтоб меня похоронили здесь, рядом с мамой.—хриплый голос Екатерины дрожал и слушая её сейчас было сложно предположить, что эта женщина когда была сильной и вольной, от прежней Тарасовой ничего не осталось.—Можешь выполнить одну мою просьбу? Этот вопрос показался Нихштер сверх наглым, но ухмыльнувшись, она всё же позволила ей что-то попросить. —Можешь ли ты приходить ко мне, хоть на полчаса или десять минут.—по щеке потекла одинокая слеза, которую женщина поспешила убрать внешней стороной кисти,—Мне совсем немного осталось, не хотелось бы мне умереть в одиночестве. Соня прикусила щеку, чтобы не сказать какую-нибудь гадость, которая так и рвалась вырваться вместе с отказом. —Ты снова думаешь только о себе. Ты не можешь исчезнуть из моей жизни, а потом просить меня о чем-то.—девушка развернулась в сторону двери и направилась на выход, не забывая постукивать своими каблучками на сапожках.—Мой ответ, нет! Уже на выходе из палаты Соня остановилась, заинтересовавшись новым предложением матери. —Сонечка я понимаю, что прошу многое, но я... Я подпишу всё что есть на тебя, дом в Монако, ресторан в Париже и прочую недвижимость, только за одну просьбу. Пожалуйста!—последнее слово Екатерина слезно шептала, умоляла чтобы дочь согласилась. Конечно перспектива стать владелицей ресторана в Париже застелила Софье глаза, она даже наплевала на то что неопределенное время ей придется находится рядом с ненавистной женщиной. Ей уже было всё равно, главное это материальное составляющее этого союза. —Хорошо, я согласна. Только не думай, что я соглашаюсь из-за тебя. Я просто люблю деньги. Нихштер ушла не попрощавшись, а зачем? Всё равно завтра вернётся сюда, как и обещала на пятнадцать минут.

***

Витя воспринял новость о неожиданно вернувшейся больной матери не так как девушка того ожидала. Она думала он будет прыгать до потолка только от одной мысли, что они станут богаче чем были в много раз, но Пчёлкин лишь угрюмо покачал головой на радость девушки и отвернулся от неё в сторону, а после и вообще уехал к себе. Неделю Витя не появлялся у Сони в квартире, а на работе обсуждал лишь рабочие вопросы, но позже остыл и приехал с бутылочкой вина. Он не поддерживал то, как Нихштер относилась к матери и считал это мерзким, но это её право, как ей общаться с Екатериной. Соня, как и обещала уже почти две недели захаживала к Тарасовой, но лишь для того чтобы получить желаемую часть наследства. Женщина с каждым днём потухла всё сильнее, а её дочь радовалась предстоящему обогащению Сидя в больничной палате Соня отключала мозг и просто смотрела в стену, она не нанималась шутом гороховым, поэтому просто молчала, даже когда Екатерина пыталась что-то спросить, если мать начинала воодушевленно рассказывать истории из жизни, то Софья сразу одергивала её простым «Мне не интересно» и взгляд женщины снова потухал, а в уголках глаз скапливались горькие слёзы отчаяния. Всё шло ровно. Соня приходила, молчала и уходила, и так всё время, пока в один день они всё же не сцепились языками. Уже привычно уходя из такой знакомой палаты Соня, почему то обернулась и встретилась своими карими глазами с зелёными глазами матери, она всматривалась в лицо дочери не волнуясь того, что она может резко высказаться на этот счёт. —Чего ты такого интересного на мне увидела?—С самой грубой интонацией спросила Соня. —Ты так похожа на меня в молодости. —Мы не похожи.— вроде бы простое сравнение, но от него девушку бросало в холод, она не хотела быть похожей на мать даже внешне. —Ты моё маленькая копия.—продолжала будто травить дочь женщина. — Я перекрашусь, чтобы быть непохожей на тебя. —Хоть переделай всю себя, мы будем одинаковыми. Мы одно и тоже, Сонечка. —Нет, мы не одно и тоже, я не такая как ты, я другая. —У тебя даже поступки, как у меня. —О чём ты? —Я изменила твоему отцу с молодым любовником, также как и ты; я бросила дорогих людей и уехала в 84, также как и ты в 89; ты ценишь в жизни только деньги, как и я когда то.—Софья была вступоре, никогда её ещё так не озадачивали, как сделала сейчас её мать. —Откуда ты всё это знаешь? —Неужели ты думала, что я к тебе безразлична. Слежка.—Так просто и равнодушно. Слежка. Будто семечки обсуждали. Екатерина заметила удивление дочери и прокашлевшись продолжила,—Но ты права дочка, у нас и вправду есть отличие. Я росла в семье военных, всё детство делила с отцом и матерью корку хлеба, поэтому мечтала вырваться наконец, иметь то чего не было в моём детстве, носить в школу красивые туфли, а не военные сапоги сорок четвертого размера, примерять красивые платья, а не перешитый мамин старый сарафан, я хотела раз и навсегда избавиться от голода и нищеты, а ты... Ты другая. Ты жила в сказочном домике в котором всё, что ты хотела всегда исполнялось, ты принцесса с богатым папой королем, а я золушка которой посчастливилось когда-то выйти замуж за принца, вот и всё разница. Нихштер внимательно слушала мать, а после не сказав ни слова просто вылетела из палаты громко хлопая дверью и под ругань персонала убежала из клиники обещая никогда не возвращаться. Но обещание не сдержала, пришла на следующий же день, но не из-за денег, как ходила обычно, а просто захотелось поговорить. Впервые с того момента, как мать бросила её и отца, ей захотелось поговорить. Слова Екатерины ранили девушку, но в то же время заставили задуматься о том, что действительно они похожи. И ненавидя мать, она ненавидела в первую очередь себя саму, а это ей совершенно не нравилось. Впервые Соня входя в палату постучалась, обычно она заходила не спрашивая разрешение, но сегодня что-то изменилось. —Входите,—всё тот же хриплый голос вперемешку с кашлем впустил девушку вовнутрь.—Оу, а я уж думала ты не придёшь. Я наверное тебя обидела сильно. —Нет, не обидела, даже наоборот...—Но Соня не договорила, не хотелось ей выворачивать душу на изнанку. Девушка присела на край кровати к матери, как никогда ещё не делала. Сегодня женщина выглядела куда хуже чем обычно. —Помнишь обещала переписать всё наследство на тебя.—Соня качнула головой, но уже без прежнего энтузиазма, ей это стало безразлично.—Я всё сделала. Врачи сказали, что мне максимум неделя осталась, не доживу я до следующей среды. —Что ты говоришь такое, ты сильная, ты справишься, мы справимся...—Теплая ладонь коснулась холодной руки матери и из глаз полелись слезы которые она сдерживала.—Мам не умирай пожалуйста. Ты выздоровеешь, мы с тобой наконец-то помиримся, станем семьёй наконец, только не умирай. Соня сама не понимала почему так реагировала, ведь ещё два дня назад была готова сама придушить мать подушкой, ещё два дня назад не осмеливалась назвать эту женщину даже матерью, в сегодня называет мамой, так жалобно, так трепетно, как никогда не называла. На её руку легла свободная ладонь Екатерины, сотворяя ручную пирамиду, она бы наверняка посмеялась бы над этим, но не в этой ситуации. Соня подняла опущенный взгляд на мать и мозг стал подкидывать ей воспоминания из детства. Как папа возил её на спине, а Екатерина держала его за руку; как в приливах нежности она целовала Соню в щеку, но тут же отстранилась, будто её кожа обжигала; как Соня притворялась спящей и замечала, что мама, такая равнодушная мама, стоит в дверях и смотрит, как она спит; как в уже осознанном возрасте она садилась к Софье и пыталась начать разговор, но всё время молча уходила. Всё это нахлынуло с головой от одного её взгляда, такого пустого, потерявшего какую либо надежду. —Почему ты всегда была ко мне равнодушна? Ты же любила меня, да по своему, но любила. Так почему никогда не показывала этого?—вопросы сами по себе вылетели из уст девушки, она хотела, но боялась услышать ответы, боялась, что их хлипкий мостик взаимопонимания снова обрушится. —Я боялась. —Чего? —Любить боялась. —А сейчас чего ты боишься? —Боюсь, умереть в полном одиночестве. Соня громко всхлипнула и поместила голову на живот матери, так как хотела сделать всегда в своем детстве. —Ты не умрёшь, мам. Ты будешь жить. —Рак не лечится, Сонечка, как бы мы с тобой этого не хотели.—снова это отчаяние в голосе, которое бьёт больнее самого тяжёлого кулака. —Ты справишься. —Я люблю тебя, дочка. Соня сильнее прижалась к маме, ведь наконец-то услышала то чего так давно хотела, услышала слова любви. Она любит её и за эти слова, она отдала бы все свои деньги, лишь бы их услышать снова. Размышления и слезы склонили девушку сон и она даже не заметила, как провалилась в царство Морфея.

***

Открыв глаза после неудобного сна в позе три погибели, Соня заметила, что мама спит и широко улыбнулась, подумав о том что наконец-то Екатерина смогла нормально выспаться. Нихштер взглянула в лицо матери и улыбка сошла на нет. Её губы были синими, а лицо мертвецки бледным, оглядев аппараты стоящие вокруг женщины, она остановила свой взгляд на кардиоманитор на котором была ровная красная полоса. —Нет, нет, нет, нет. Этого не может быть. Соня выбежала в коридор крича на помощь, но никто не отзывался, в клинике было пусто словно все вымерли и девушке стало казаться что всё это просто дурной сон. Она ущипнула себя и почувствовав боль, снова стала звать на помощь, пока в коридоре не появился лечащий врач мамы. —Что случилось, чего вы кричите?—его голос был равнодушным, но взглянув на перепуганную девушку, он тоже не на шутку испугался. —Мама.. она... Она умерла.

***

Снова кладбище, за последние полгода она бывает здесь чаще, чем хотелось бы. Вернее не хотелось бы совсем. На похороны Екатерины пришла только она, Витя хотел присутствовать, но Соня его отговорила, не захотела, чтобы он был здесь, поэтому он остался ждать её в машине. Слез больше не было, они остались в клинике, сколько же она рыдала над мертвым телом матери, она навсегда запомнит тот день и навсегда запомнит, что так и не ответила на признание мамы. Но сделает это хотя бы сейчас. Склонившись над могилой Нихштер улыбнулась портрету Екатерины, на нем она молодая, красивая, как она и хотела в завещании. Соня провела ладонью по холодному мрамору и прошептала. —Я тоже тебя люблю, прости мам и я тебя за всё прощаю. Софья поместила на свежевырытой могиле мамины любимые красные розы и последний раз взглянув на улыбающуюся Екатерину ушла. Ушла прочь с этого ужасного места. Она может и простила маму, но обида всегда будет с ней, ведь исповедь Екатерины никак не отменяет того, что она бросила их с отцом когда они в ней нуждались. Когда то Нихштер слышала стихотворение: «Любовь нужна не мертвым, а живым. Известно, что имеем- не храним...» Наверное именно оно подтолкнуло девушку к очень важному для неё шагу. Сев в машину, Соня прильнула к руке Вити провела по плечу щекой, ластясь, как кошка жаждя ответной ласки. Парень поцеловал девушку в макушку, понимая, как ей сейчас тяжело и приобнял её за плечи. —Вить...—Она любит вытягивать его имя и он это прекрасно знает. —Ммм. —А я тебя люблю!—Наверное не самое романтичное место для признаний, кладбище, но зато оно вышло искренним, таким каким и должно быть.