Чай

Время уже близилось к поздней ночи. Все спали мёртвым сном. Но, однако, не все; Великобритания наматывал третий круг по своему кабинету и изредка смотрел на часы. Казалось, что время над ним просто издевалось: оно шло так быстро, что будто сама стрелка не успела менять своё положение. С каждой минутой терпение, подобно струне старой скрипки, заканчивалось и рвалось. Вскоре струн должно было не остаться вовсе. Но Великобритания терпел. Терпел, вздыхал, сжимал ладони, прятал их за спину. Что угодно — без истерик. У себя глубоко в мыслях страна этим яро гордился: педант, умеющий сдерживать страстные эмоции. Джентльмен, готовый сорваться и повысить голос. Но этим он и джентльмен. Так учил и своих сыновей. Чашки подозрительно быстро появлялись на изысканном деревянном столе. Одна за другой. Хоть зелёный чай и успокаивал, но дыхание было всё таким же тяжким: Великобритании казалось, что у него наступила лихорадка с потоком нескончаемых мыслей, за которые, как ни старайся, не удавалось ухватиться. Ни за одну. Все мимо проскальзывали и возвращались. С каждой новой минутой атмосфера становилась всё более осложненной и тяжёлой. Будто кто-то решил здесь покурить и не открыть окна. А джентльмен не любил курение больше всего. Входная дверь открылась и тихо закрылась, впуская в дом холодный сквозняк. Ноздри Великобритании невольно вдохнули такой нужный в данный момент кислород. Сердце перестало биться с удвоенной силой. Даже было больно от таких ударов. Педант бережно положил монокль на стол и повернулся к двери. Мимо его кабинета, как ни в чем не бывало, прошёл сын. Ничто бы не выдало его, если бы не глупая и пьяная походка, а также запах американских дорогих виски. Старый добрый наш бурбон. Он тут же вышел из кабинета, строго скрестил руки на груди и вызывающе смотрел на своего выпившего сына. Сначала медленно вдох-выдох, затем тихий, но чтоб услышали «Стоять». Не хватало других разбудить. Франция переживать будет. США остановился и поставил руку на стену, чтоб хоть как-то удержать равновесие. После — повернулся и, потупив глаза, опустил взгляд в пол. Но через несколько секунд поднял взгляд — так же гордо, как и его отец — и пьяными, затуманенными глазами посмотрел на отца. Великобритания хотел его отпустить спать, видя такое состояние. Уже даже махнул рукой. Но, черт возьми, стойкий, тот самый ужасающий запах сигарет. Тошнотворный, не дающий вдохнуть и выдохнуть. «Мой сын никогда бы не взял в рот эту отраву», — быстро промелькнула мысль и пропала, оставляя после себя миллион терзаний. Мало терзаний — догадок, вопросов, желания получить ответы. И это так ввело в ступор, что язык первые несколько секунд заплутал, будто отсоединился от тела. — Ты курил? — первый спросил Великобритания, но уже зная, что Америка будет отнекиваться и защищаться. Уж санкциями против отца не пойдёт, но пиздеть — ой — врать будет много. Ой как много, целую историю придумает! Однако отца это не остановит: он чётко и ясно хочет знать, как сын посмел прийти сюда в таком гадком виде, как не подобает сыну Великобритании, и оставить после себя этот запах. Юноша помотал головой и приложил ладонь, как спасательный круг, к ней; голова раскалывалась, перед глазами плыли чёрные круги, а тело так и просилось в сон; колени мелко задрожали, предательски показывая уязвимость — насколько это тело может быть беспомощным. И отец скривил губы, нахмурил брови, показывая, что скалой будет стоять за свои вопросы. — Нет, значит. Где был? Почему в таком паршивом состоянии? Вопросы банальны — Великобритания согласен: наверняка сын снова спускает деньги в карты с Италией. Или Германией. Тут уж кого США подхватил. Клянусь, вариантов напарников на сегодняшний день у Америки было много: Италия, Германия, Швеция, Нидерланды и много-много кто ещё. Великобритания ещё даже не всех вспомнил: в таком состоянии сложнее было о чём-то думать. Хотелось провалиться в сон, но упорство Соединенного Королевства заставляло тут стоять. В этот момент отец даже задумался: за кого он больше переживает? Уж боится подвести свою жену — Францию? Или оказаться не таким могущественным, смотря на, данный момент, слабого сына? Но даже сейчас Великобритания готов был услышать что угодно. Спустил все деньги в казино, проиграл Венесуэле, выпил много алкоголя, — что угодно. Но не это… — Я был с… Россией, — как-то подозрительно спокойно ответил Америка, предвкушая, какой скандал ждёт. Отец почувствовал, как воздух моментально закончился в лёгких. Губы сомкнулись в тоненькую трубочку, а всё рядом потеряло значение «быть». Но он всё держался; лишь дрожащие пальцы, скрытые под перчатками, соединил в замок и убрал за спину. Выпрямился, как подобает Королевству. Прошло пару минут, прежде чем мужчина повторил эту фразу у себя в голове несколько раз. Он жадно ожидал продолжения и подробностей. — И что вы делали? — с какой-то маленькой надеждой, будто что-то хорошее ещё было, спросил Великобритания. Мало ли что обсуждать могли, вместе выпить, поссориться. — Пили чай. Америка нежно подхватил Россию за её упругие ягодицы, сжимая в своих пальцах. Вышло чересчур эгоистично и грубо. Будто юноша показывал этим, что он кукловод, жарко принимающий марионетку в свои палящие объятия. Но Россия не марионетка, а живое создание, издающее громкие стоны. Он бы никогда не подумал, что будет так прижиматься к тёплой груди своего близкого врага; грудь поднималась, а дыхание было настолько тяжёлым, что что-то сказать стоило усилий. Оба не хотели терять время впустую — Америка, всё ещё чувствуя себя в роли доминанта, скинул документы и папки на пол; есть один важный документ, который бы США хотел проверить, «прочитать», проанализировать. На место, которое освободилось от документов, Америка закинул Россию на стол. Никто не хотел выглядеть, как животное с инстинктами. Или как человек, потерявший разум от такой пьяной развращенности. Но алкоголь помог раскрыть души, те желания, которые были спрятаны глубоко-глубоко. Которые закрыли на ключ. И виски нашёл этот самый ключ. Всё выглядело слишком соблазнительно: манящие холодные губы, волосы, традиционный сарафан. Одежда уже казалась лишней. Но Америка, наблюдая за эмоциями России, приятно удивился: оказывается, эта страна умеет краснеть, быть не безэмоциональной и проявлять тёплые чувства. Первым не сдержался США — как-то неумело (видимо, из-за алкоголя) поцеловал Россию; неожиданно, от быстроты действий, стукнулся своими зубами с верхними зубами девушки. Она положила свои ладошки, напоминающие освежающий мороз, которого так не хватало в комнате, на затылок Америки; так она хотела успокоить торопливого врага, с которым ссорилась буквально несколько часов назад и показывала себя отстраненной и гордой. Америке же хотелось всё сразу: поцеловать, сжимать нежную кожу в горячих пальцах, кусать губы, узнать все интимные места. А от мысли того, что это враг, согласный на всё, юноша ощутил дрожь по телу. Россия же, заблудившая в нетрезвом состоянии, всё также оставалась гордой и недоступной. — Потом обсуждали важные вопросы… Парень, уже потерянный в чувствах, ощутил на кончике языка странный, новый привкус. Он был чуть противен, и США сразу признал его — сигареты. Но вскоре привкус стал мучнистым и сладким, подобно ваниле и корице. Это уже бурбон. Он помог скрыть вкус сигарет. И эта идеальная совместимость позволила Америке прибавить уверенности и сплести языки. Но отстраненность, исходящая от России, казалось, давала повод для США в наглую положить ладони на бёдра и сжать их. Синяки не останутся — он просчитал — но покраснения позволят напомнить об этой ночи. Девушка и не пыталась остановить того, кого проклинала до этой встречи. Она снимала любимую футболку США с надписью «NATO» и кинула куда-то на пол. Её ладони проскользнули к ширинке парня, который так был увлечён губами и шеей своей собеседницы, даже не заметив прикосновения на бёдрах. Они нехотя отстранили губы, понимая, что из-за температуры в комнате воздуха будет не хватать чаще. Поэтому, будто пробежав какой-то турнир, попытались быстро восстановить дыхание. Им не хватало прикосновений, изучения тел друг друга. Так заебались носить перед всеми маски, мол, готовы растерзать друг друга. Но Америка не скрывал свои чувства — умело прятал за хищным оскалом, пока Россия одаривала его равнодушным взглядом, который переняла у отца — СССР. И, смотря на это гибкое, стройное тело, которые вечно было спрятано за строгим костюмом во время переговоров, парень успел себе позавидовать. Правда, даже не знал, какая реакция будет у всех, узнай кто-то об этом. Однако не это было важно для них. Сарафан полетел вслед за футболкой. Аристократичные пальцы отодвинули прядь волос и уже менее быстро исследовали белоснежное тело. Россия, вся эта девушка напоминала холод, заморозки, отрезвляющую стужу. Она олицетворение строгости, силы и, как бы странно ни звучало, щедрости. То, каким взглядом наделила девушка, Америка не видел никогда. Это новый доступ. И оба хотели больше; даже не знали: врут ли они сейчас или врали тогда, без алкоголя. — И разошлись, — закончил свой рассказ США, наблюдая, как помягчел взгляд отца. Он вздохнул с таким облегчением, будто камень скинул с плеч. — Ну хорошо. А то эта Россия вся в отца. Будем держаться всей семьёй подальше. Спокойной ночи. Великобритания скрылся в своём кабинете. Хоть Америка и был жутко пьян, но на его лице застыла хитрая улыбка, которая имела двусмысленность, известная лишь ему. У кончиков пальцев приятно защекотало. Дрожь вновь прошлась по телу, будто цунами. Однако он перевел дух уже свободнее из-за отсутствия отца. Даже боялся не совладеть собой в данную минуту. Возбуждал куда больше тот сценарий, где педант не знал свежих событий и оставался зрителем, не видящий происходящее за занавесом. — Завтра надо будет снова навестить Россию.