ŋ Киля, или Э́та Корабля Арго

Олег смотрит в зеркало так долго, что начинают болеть глаза. Он не сексуальный, вообще, ни разу и нигде. – С чего ты взял? – в отражении материализуется серая башка с белёсыми глазами. Олег сейчас и не вспомнит, когда в безэмоциональных плеврах научился выискивать мельчайшие оттенки настроения. – Мы так не считаем. Волков подвисает. «С чего я это взял?», действительно. Не объяснишь же инопланетной жиже человеческие стандарты сексуальности, не расскажешь о привитых поколениями, настойчиво бьющихся в сознании стереотипах. – Олег, – вырывает его из мыслей мягкий шёпот. Волков моргает пару раз. Чувствует, что Серёжа просит объяснить, не оставлять один на один с дурацкими вопросами. – Прости, – выдыхает Олег, зажмуриваясь на миг и позволяя всплыть в голове мучительным воспоминаниям о крепких мужских телах, накачанных и мощных, в которых тестостерон разве что через жопу не лезет. Потом он показывает себя – отражением в витрине, проходя мимо продуктового, вспотевшим от безуспешных тренировок в зале, жрущим неаккуратно чипсы перед телеком. И ещё: неуклюжим, неловким, слишком медленным и слишком быстрым, не самым стройным и не особо сильным. И, наконец: не таким, совсем _не таким_, до умопомрачения не таким. Серёжа вдумчиво разглядывает его самоуничижительные мысли, обгладывая каждую мельчайшую деталь. Препарирует, будто букашек под микроскопом, а потом... Бессовестно ржёт. – Эй! – Волков слепо мажет ладонью в надежде заехать по наглой ухмылке на зубастой морде. Но Серёжа стекает теплом между лопаток, всасываясь под кожу: только скалящаяся пасть остаётся покоиться на плече. Чёртова пародия на Чешира, что пару лет назад испугала бы до усрачки, а сейчас ощущается также органично, как потребность в близости. – Мы видим Олега иначе. – Да ладно, правда что ли, – саркастично хмыкает Олег, но больше сказать ничего не успевает. Его швыряет куда-то за грань – сознания, планеты, вселенной, за грань эмоционального спектра и ощущений. В глазах сияют триады и туманности, чёрно-фиолетово блестя на подкорке, в пульсе бьётся бесконечный ритм мягкотелой спокойной вселенной. Откуда-то издалека всплывают древние образы, что старше самого мироздания, приоткрывают чернеющую пелену секретности высшего порядка. Всполохи летают перед взором, а взгляд становится гравюрно-диким: метаются неоново-космические силуэты, параболы и трапеции выстраиваются в совершенные черты, высвечивая фон сияюще-ярким чёрным бархатом. И до Олега вдруг доходит, будто донесённое до собственного сознания чужим разумом – это он сам. Вся эта сияющая мудростью великолепная бесконечность, с мириадами и скоплениями, с безграничным великолепием роскоши – это всё он, только он. И это больше, чем сексуальность. – Теперь Олег понимает? – звучит глубоко внутри. Волков приходит в себя, будто после длительного обморока, ёжики бегают по коже, холодит лёгким ознобом, кончики пальцев покалывает почти невесомо. – Что это было...? – собственный голос звучит жалко хриплым на фоне потрясающей картины видений. – Это Олег, как мы его видим. Мужчина поражённо хмыкает и расслабляется, падая на пол - и прекрасно зная, что сильные щупальца подхватят и бережно уложат в постель, не тревожа после этого эмоционального потрясения. * * * За завтраком на следующее утро Олег всё же решается заговорить об этом вслух. Прежде – ни ночью во время сна, ни после пробуждения – Серёжа ни разу даже не думает о событиях прошлого вечера, давая время, чтобы... просто давая время. – Серый? Голова с любопытными белёсыми глазами мигом материализуется перед взором готовящего омлет Волкова. Симбиот точно чувствует, что в голове мужчины крутятся сотни вопросов, один другого важнее, но он позволяет человеку самому выбрать наиболее интересующие. – Эм... это каждый человек для тебя выглядит... так? Серёжа самодовольно хмыкает. Так он и думал, собственнические инстинкты в первую очередь. – Так – только ты, Олег. Остальные люди в сравнении с тобой выглядят как чёрно-белая пустая комната. Волков аж присвистывает про себя – нихера себе! Вслух же только улыбается незаметно и спрашивает: – А почему? Это из-за того, что мы... ну... – Встречаемся? – тут же услужливо поддакивает Серёжа; ему всегда радостно лишний раз смутить человека. Волков на это заявление покрывается чуть заметным румянцем – симбиот ощущает это по поднявшейся на пару десятых градуса температуре, по чуть дёрнувшимся лицевым мышцам. – Ну... типа того, – сдаётся Волков после длительного молчания. Он гасит конфорку и выкладывает омлет на тарелку. Руки у него не дрожат, подумал бы кто угодно: но Серёжа чувствует лёгкое трепетание где-то в глубине мышц, намного глубже визуала. – Можно и так сказать, – почему-то неохотно отвечает Серёжа. В голове у него происходят очевидные мыслительные процессы, отчего Олег едва ощутимо усмехается. Наконец, симбиот медленно проговаривает: – Я не могу это объяснить... Но могу показать. – Давай, – тут же соглашается Олег. Серёжа неосознанно переходит на единственный род, говоря о себе, а это обозначает что-то серьёзное, Волков уже усвоил. Хоть он и пожимает плечами, в его голосе слышится ажиотаж и взбудораженность. Серёжа чувствует это подспудно, тонкие щупальца успокаивающе обволакивают его руки, плечи и шею. Олег прикрывает глаза. – Это будет не так красочно, как вчера, – медленно начинает симбиот, поглаживая человека и помогая ему воспринимать. – Потому что вчера я показывал тебе свои ощущения. Теперь я покажу тебе воспоминания, и ты... многое не поймёшь, я сразу хочу предупредить. По ходу воспоминаний я буду давать пояснения, чтобы ты не... э... не заблудился. Но кое-что я должен рассказать тебе заранее. Олег к тому времени доедает свой омлет, и Серёжа юрким языком подцепляет кусочек бекона. – Мне нужно для этого... что-то? – осторожно спрашивает Олег, пока в голове мелькают способы релаксации от счёта баранов до тяжёлых наркотиков. Олег готов даже на последнее – он даёт этому ощущению растечься по телу, достигая Серёжа в чувственном виде. – Мне льстит это, – отвечает симбиот ощущениям словами. – Но пока не нужно. Позже тебе понадобится отсутствие кислорода. Олег давится кофе, широко распахнутыми глазами глядя во внимательные глаза пришельца. Чего...?! – Не пугайся, Олег, – не особо успешно успокаивает тот. Щупальца мягко скользят по телу, неощутимо массируя чувствительные точки. Против воли Волков расслабляется. После долгого молчания Серёжа продолжает: – Я обеспечу твой организм кислородом, но через кожу. Не спрашивай, как, механику я и сам не могу объяснить. Это ощущения. Олег недоверчиво хмыкает, отрешённо поглаживая голову довольно урчащего Серёжи. Покажи, просит он про себя, и выдыхает. Вдохнуть он не может. Осознание лупит наотмашь, паника мигом запускает сердце в бешеном темпе, ладони начинают потеть – всего несколько секунд, прежде чем перед глазами возникает знакомый оскал. Симбиот насильно успокаивает сердцебиение и мягко транслирует мысль о том, что дышать нет необходимости. Волков медленно расслабляется, откидываясь на спинку стула и не отрывая взгляда от белесых глаз. Часы мерно тикают на стене, отмеряя минуту за минутой, а кислородного голодания так и не наступает. Тогда Олег пробует заговорить. – Охренеть... Серый, это пиздец как странно, – без дыхательной атаки голос звучит слишком быстро и слишком плавно, без малейшей задоринки. Секундная стрелка сползает с одной секунды... – Думаю, к этому можно привыкнуть, но боюсь, что через какое-то время это всё же станет опасно. – ...и приземляется на соседнюю. Резко возросшую скорость речи Волков замечает отстранённо, даже не успевает удивиться. – Но мне нравится. Симбиот в глазах человека теперь двигается медленнее, как-то более лениво и спокойно. Олег транслирует ощущение, получая в ответ... горечь на языке. – Серый? – Меня ненавидели из-за моих особенностей, – спокойно отзывается симбиот, но Волков чувствует в его голосе тоску и давнюю обиду. – Всех, кто отличается от совершенных форм жизни, у нас ненавидят. – Понимаю тебя, – грустно хмыкает Олег. Он упирается лбом в щёку симбиота и прикрывает глаза, и позволяет сожалению и ласке растечься по телу. Серёжа благодарно пихает его плечо языком. – Наша раса должна быть совершенной, – тянет Серёжа, будто опасаясь ответа человека. – Мы должны быть молниеносными и прекрасными, должны стремиться к бесплотию и наша пара должна быть... одного с нами вида. Олег размышляет над его словами пару минут – мысли, кажется, тоже ускорились. Удивительно, какими бы развитыми не были существа, но даже они не принимают «не таких». Это, наверное закон вселенной, дополняет мысленно Серёжа. Мужчина позволяет их мысленным потокам слиться в один, течь в спокойном удобном темпе. Это несправедливо и грустно, думают они. Почему кто-то там сверху считает, что вправе устанавливать стандарты, будь это бог или Бестелый? – Бестелый, – Олег осознаёт, что это слово (даже мысленно оно нарисовалось с большой буквы) принадлежит сознанию симбиота. – Кто это? Серёжа думает несколько секунд, прежде чем ответить. Укладывает зубастую башку на плечо Олега и чуть покачивает ей, заставляя человека покачиваться вместе с ним. Волны спокойствия приносят на берег ощущений тихий-тихий голос Серёжи, и Волков не может понять, звучит ли он вслух или мысленно. – Бестелый, это вроде... короля планеты, если говорить на человеческом языке. Он пришёл к власти так давно, что предки моих предков уже не помнят Его становления, – пришелец повествует неторопливо и спокойно, но Олег улавливает в его голосе застарелую боль. Да уж, с моральными травмами пришельцев ему ещё не приходилось иметь дел. – Он превратил безжизненный кусок неорганических соединений в пригодную для существования систему планет, он сделал это своей сущностью. Тогда ещё у него было тело – и он пожертвовал часть его, чтобы создать похожих на себя особей. Постепенно раса становилась больше и сильнее, появились порядки и законы, прописанные неоном, магнием и серой в нашем общем сознании, – Олег мысленно ухватывается за последнее выражение, вытаскивая его на передний план. Говорить не хочется, хочется бесконечно слушать гипнотизирующий голос и представлять далёкие системы планет с кучей таких же пришельцев. – Общее сознание? Хм... это также, как ты иногда позволяешь нам думать как одному существу. Мне это приятно, если сравнивать – тебе также приятно получать сексуальное удовольствие. – Серьёзно?! – не выдерживает Волков, распахивая глаза. – То есть, когда мы думаем одновременно, мы... мы что, трахаемся? Серёжа обвивает вокруг шеи упругое щупальце, будто бы уйдя вглубь своих мыслей и не осознавая своих движений. Он выглядит завораживающе настолько, что Олегу хотелось бы запечатлеть этот момент в вечной памяти. – Если тебе так удобнее говорить, – будь у симбиота плечи, он бы ими пожал. – Ты знаешь, что получение удовольствия для меня – это доставление удовольствия тебе, ведь я чувствую те же эмоции, что и ты. Но люди... не столь развитые существа, и без своего симбиота они в силу эволюционного не-прогресса не могут познать иные виды удовольствия. – Какое самодовольство, – хмыкает Волков совершенно беззлобно. Чернота струится по телу мягкими волнами, будто имитируя приливы и отливы. Мужчина нежится в объятиях своего симбиота, наслаждаясь ощущением его пребывания в каждой молекуле тела. – Вовсе нет, – спокойно парирует Серёжа. – Однако ты не можешь донести до кролика мысль о прекрасном в картинах Боттичелли. Люди, конечно, не кролики, и это единственное, почему в сотрудничестве с симбиотом у человека есть возможность познать такое наслаждение, которое ему раньше даже не могло почудиться. Покажи мне, просит мысленно Олег, поглаживая свою шею, где ещё миг назад было тоненькое щупальце. Ощущения причудливым клубком сплетаются с чужими, мягким перезвоном гармонируют с глухим удовольствием чужого организма. – Вау... – Это лишь самое начало, Олег, – чарующе тянет Серёжа. Тьма растекается тонким слоем и снова всасывается под кожу – и так по кругу, пульсируя бесконечным наслаждением. – Это также мало в сравнении с нашими возможностями, как мала ваша планета в сравнении со Вселенной. Они ещё долго нежатся в колышущемся удовольствии и единении – для Олега этого уже много, так глубоко внутри ощущать Серёжу трудно, почти невозможно; жгуче приятно чувствовать единение с ним, что глубже тела, чувств и души. Это вселенское слияние сущностей на уровне первородных атомов, несущихся быстрее света по столь далёким глубинам космоса, что вообразить их просто страшно. – Я думаю, что готов показать тебе. * * * Олег открывает глаза и осознаёт, что плывёт в космосе, двигает руками и ногами – ощущается всё как под толщей воды. Возможно, думает Олег, я плаваю в формалине, пока безумный гений творит с моим телом злодеяния, а Серёжа... В голове пустота первородная. – Серый?.. – тишина отрезает от своих чувств, окуная в мгновение страха. – Серёжа! «Олег», мягко тянет голос откуда-то с края вселенной, разносясь звёздным шумом по галактикам. Волков иррационально успокаивается. «Я могу быть рядом только мысленным голосом, потому что ты в моих воспоминаниях». – Воспоминаниях? – хмурится Олег. Восхищение великолепием вселенной затмевается миллиардами вопросов. – То есть, ты это всё сам видел? «Наблюдай», возникает в голове. Серёжа непривычный – не подшучивает, не говорит смущающих вещей. Голос его величественно разносится отовсюду сразу, окуная в первозданную тишину безвременья, заставляя почувствовать себя огромнее каждого сверхгиганта, громаднее Денеба и Ригеля. Олег проживает миллиарды лет одним мгновением, вокруг него порхают, словно крылья бабочек, сияющие лиловые водовороты галактик и систем. Существо – «Бестелый», звучит в голове голос Венома, – появляется из ниоткуда, формирует себя само из звёздной пыли, отброшенной от светил взмахом хвоста кометы. Он собирается, будто бы обретая тело, и тут же распадается на бесконечность мельчайших, неуловимых глазу частиц – и так по кругу, от циклопической бесконечности до атомарности. Пульсирование Существа напрягает всё больше, давит на сознание, погружённое вглубь другого сознания, и даже сквозь призму тысячелетий, разделяющих настоящее и воспоминания, человек чувствует благоговейный ужас симбиота перед этим Существом. И вдруг вселенную раздирает напополам, звёзды сбиваются с траекторий, пульсация ускоряется до невероятной скорости. Существо разлепляет и собирает себя триллионы раз в мгновение, издавая безумное в своей полноте безмолвие. От него отделяются тонкие нити – тонкие в сравнении с привычными тёмными щупальцами Серёжи, – и каждая из них легко расталкивает созвездия, крутясь в болезненной пляске. Нити вращаются, извиваясь, будто змеи на раскалённом огнём камне, дерутся друг с другом, разрывая несуществующую плоть, и заходятся истошным молчанием, что рвёт слух на части. А потом всё стихает – ещё больше. В молчании рождается первое дитя. Сгусток темноты отделяется от Существа, пульсирует, мягко светится чёрным, плавая в блаженном забытьи. Само же Существо вновь рассеивается молекулами первородных атомов, и собирается - уже с бо́льшим трудом. «Так появился первый представитель нашей расы», возникает в измождённом видениями сознании Олега неспешный тихий голос Серёжи. «Он был огромен и чудовищно силён, взмахом одного "крыла" материи он мог снести нечаянно пару соседних галактик. А потом это повторилось, и повторилось миллиарды раз, так что у Бестелого уже не осталось сил создавать таких же особей. Мы измельчали, и нас обвинили в этом». Несправедливо! – хочется крикнуть Волкову. Это ужасно несправедливо! Но где вообще во вселенной можно найти справедливость? Наверное, думают они общим сознанием, только в единении, бесконечном и всепозволяющем. * * * Утро мягко щекочет солнечным светом, и Олег фырчит сонно, бурча в подушку, что этот кретин, который бог, если существует, то пусть вырубит солнце к херам. В бога, кажется, пора начинать верить, потому что солцне действительно исчезает. Волков недоверчиво приоткрывает один глаз и успевает заметить метнувшееся от занавески чёрное щупальце. – Доброе утро, Олег, – довольно тянет Серёжа, поглаживая живот почти неощутимо. – Доброе... и в правду, – он протягивает руки куда-то вперёд, и в них тут же умощается скалящаяся морда. Мужчина язвительно добавляет: – Кто бы мог подумать, что сияющая великолепием космическая жижа будет подобно щенку ластится к рукам, едва не урча от восторга. Серёжа тихо хмыкает, совершенно не обижаясь и, кажется, не собираясь отвечать на колкость. Олег чувствует, что он должен сказать что-то о вчерашнем дне, но понятия не имеет, как заговорить. – Мх... Серый, слушай... – он прокашливается, давая себе время собраться с мыслями, и говорит совершенно искренне: – Я... я правда благодарен тебе. Это очень много значит для тебя, я понимаю, и этот шаг с твоей стороны, он говорит, что... ну... – Что у меня серьёзные намерения? – Это фраза из сопливых сериалов! – Но это правда. – Да ты издеваешься! Тихий смех плывёт под потолком мягким потоком, и Серёжа позволяет себе на миг углубиться внутрь собственных мыслей, отделяясь от Олега. Он ощущает, кажется, впервые в жизни, что быть таким же великим и сильным, как первородные особи уже не хочется. Вполне хватит и того, что есть: родного человеческого существа, которое понимает его куда лучше самой Вселенной.