Harmonia Nectere Passus

James Newton Howard — Leta's Theme (Solo Piano)

      Утро субботы было удивительно добрым даже для такого не-фаната-квиддича, как она. Проснуться в собственной мягкой постели вместо неудобного больничного кресла ещё и без характерной боли в спине было сродни чуду.       Живоглот, явно недовольный тем, что его разбудили, издал какой-то неразборчивый звук и, потоптавшись на месте, снова улёгся у неё в ногах.       После разговора с Гарри она приняла решение немного отпустить себя и, для начала, позволить себе оставить Малфоя хотя бы на ночь, тем самым получив возможность выспаться в уютной башне Гриффиндора. Конечно, её сон можно было назвать спокойным лишь с большой натяжкой — несколько раз она просыпалась, в панике ища глазами привычную койку Драко — но всё же комфортная домашняя обстановка влияла на истерзанное сознание как никогда благотворно.       Солнечные лучи пробивались сквозь щель полога, смывая остатки сна и вызывая улыбку, которая со вчерашнего вечера почти не покидала её лица. Она будто заново родилась: все ранее простые и рутинные процедуры, как душ или выбор между жилеткой и джемпером школьной формы, вызывали у неё непривычную радость. Казалось, вместе с затяжными снегопадами прошла её хандра, словно она вышла из какого-то транса или наконец открыла глаза после продолжительной комы.       В Большом зале, как обычно, было шумно в преддверии школьного матча. Слизеринцы всё так же свистели и улюлюкали в спину противникам, а за столами других факультетов оживлённо переговаривались студенты, обсуждая предстоящую игру и желая Гриффиндору удачи. В прочем, в этом не было необходимости: ещё из окна спальни она увидела, что погода была более чем прекрасной для полётов, а у их команды и без того существовало преимущество: у них был ловец.       Она отогнала от себя негативные мысли, как назойливую муху.       Впервые за неделю у неё появился аппетит. Ароматы яичницы с сочным беконом, пирога с почками, хрустящих тостов и кофе заставляли живот призывно урчать, а рот — наполниться слюной. Даже на своём первом пиру в Хогвартсе она не была такой голодной. Казалось, что только сейчас организм вспомнил, что ему нужна энергия, потому что в последнее время он явно функционировал на каких-то резервных запасах.       Проходя мимо Гарри и Рона, она остановилась — она сменила своё привычное место рядом с ними из-за хамского поведения последнего и завела привычку есть отдельно, а потом потребность в собеседниках и вовсе отпала. Поэтому она неловко переминалась с ноги на ногу, не зная, может ли она присесть здесь сейчас.       — Как настроение, мальчики? — она старалась звучать максимально дружелюбно, но вопрос был адресован скорее Рону, затылок которого она немного напряжённо буравила взглядом.       — Отличное, — откликнулся Гарри, сделал странное движение над стаканом тыквенного сока и пододвинул его другу, который так и не удостоил её ответом. — Держи, Рон. Выпей.       На лице Гарри появилась заговорческая улыбка, которая не сулила ничего хорошего. Он имел удивительную способность попадать в неприятности даже особо не стараясь, а в тот момент Поттер выглядел откровенно подозрительно. Прищурившись, она изучала оранжевую жидкость так, будто на поверхности вот-вот должен был всплыть ответ. И вдруг её осенило, Мерлиновы кальсоны…       — Рон, не пей! — стакан замер в дюйме от его рта.       — С чего это? — они с Гарри обернулись на неё.       Она не могла поверить. Неужели жизнь Гарри ничему не научила? Да, они нарушали школьные правила и посерьёзней, но во имя спасения магического мира, а не ради глупых школьных соревнований.       — Ты что-то добавил в стакан! — настроение стремительно портилось.       — Что ты сказала?       — Что слышал! Я видела, ты что-то подлил в сок. Пузырёк и сейчас у тебя в руке! — возможно, не свети сегодня такое яркое солнце, она бы и не заметила, как блеснуло что-то стеклянное, зажатое в кулаке Гарри. Но теперь она была абсолютно уверена, что Поттер добавил Феликс Фелицис.       — Не понимаю, о чём ты говоришь, — буркнул он быстро сунул флакончик в карман. Она чуть не задохнулась от возмущения: Гарри Поттер сидел и откровенно врал ей в глаза. И ради чего? Ради и так не слишком сложной победы! Он поражал её.       Рон снова схватил стакан.       — Рон, я тебя предупреждаю, не пей! — голос немного дрогнул и привычного приказного тона, который обычно хорошо действовал на мальчиков, не получилось.       Но она даже не успела договорить последнее слово, как Рон залпом проглотил сок и недовольно бросил:       — Нечего тут командовать!       Несколько секунд она глупо хлопала глазами, потрясённая до глубины души. Никогда прежде они её так не разочаровывали. Губы снова вытянулись в узкую линию. Она наотрез отказывалась понимать эту их острую необходимость глупо подставляться лишь бы насолить Слизерину. А сейчас казалось, что это было сделано ещё и назло ей.       Посмотрев на Гарри самым осуждающим взглядом, на который была способна, она наклонилась к его уху и зашипела:       — Тебя за такие дела надо бы исключить! Не ожидала от тебя, Гарри!       — Кто бы говорил, — хмыкнул он в ответ. — Давно ни к кому не применяла заклятие Конфундус?       Она резко отпрянула от него, как от больного драконьей оспой, постаравшись скрыть за гневом в глазах обиду. Уж точно не ему её попрекать! И она сделала это один единственный раз ради Рона, что, видимо, было зря, потому что её стараний никто не оценил. Так теперь ещё и лучший друг вздумал оправдывать этим своё вопиющее нарушение школьных правил, за которое точно могло грозить исключение, о чём Слизнорт предупреждал Гарри.       Чувство голода мигом испарилось, уступая место бешенству. Поэтому она зашагала прочь, даже не обратив внимания на Рона. Желания с кем-либо разговаривать не было, а ноги сами понесли её на второй этаж к больничному крылу. Она была так зла, что готова была задушить Малфоя подушкой, чтобы избавиться хотя бы от одной проблемы в её жизни — мадам Помфри была на завтраке и не смогла бы остановить её.       Но всю энергию, которая наполняла её ещё час назад, будто выкачали. Она обессиленно рухнула в скрипучее кресло рядом с хорошо знакомой койкой, сжимая подлокотники, чтобы не закричать от досады. Она решила, что не даст себе заплакать. Только не здесь. Потолок показался ей на удивление интересным для изучения: кое-где можно было видеть следы протечек — камень в этих местах потемнел, и то тут, то там начинала появляться плесень. Также всю поверхность покрывал причудливый узор из сотен, если не тысяч, трещин. В попытках посчитать их она смогла наконец подавить слёзы и опустить глаза.       На тумбочке стояла всё та же ваза с нарциссами. И хотя цветам было уже точно больше суток, они выглядели такими же идеальными, как в тот день, когда они здесь появились, но сегодня в лучах солнца они будто светились изнутри. Это была самая красивая магия, какую она когда-либо видела. Волшебник, сотворивший что-то настолько утончённое, определённо был очень искусен, потому что преображения любых предметов требуют определённого уровня мастерства, которого можно добиться только годами упорных тренировок. А работа с цветами невероятно тонкая, поэтому она даже думала, что их мог принести кто-то из преподавателей, потому что никто из студентов, кого бы она знала, не был способен на такое волшебство.       Она считала, что тратить своё время на овладение таким искусством бесполезно. Особенно в такое неспокойное время, когда мир стоит на пороге войны. Когда Волдеморт обретёт былую мощь, всем будет всё равно, насколько красивую одежду или цветы ты умеешь создавать.       Однако с появлением этого букета ей словно стало легче находиться в госпитале. Нарциссы отнюдь не были её любимыми цветами, но пока всё вокруг рушилось, они помогали не отчаяться совсем, помогали поддерживать остатки внутренней гармонии. Она даже немного завидовала Малфою, что кто-то так заботился о нём, что сотворил для него такое совершенство.       Взгляд невольно прошёлся по его профилю. За неделю она успела очень хорошо изучить его лицо. И вопреки мнению мальчишек не нашла ни единого сходства с хорьком. Да, Драко напоминал его своим поведением, но точно не во сне. Во сне он был…       Она боялась себе признаться. Она знала, что должна испытывать к Малфою, по крайней мере, неприязнь, а в лучшем случае — отвращение. Но у неё не получалось. Пока он молчал и презрительно не кривил губы, если отбросить многолетнюю вражду, он объективно был красив. Особенно когда тёплые лучи, проникающие через стрельчатые окна, играли в его волосах. Внезапно ей невыносимо сильно захотелось узнать, какие они на ощупь.       Тогда, месяц назад, на зельеварении и в туалете Плаксы Миртл, они казались ей соломой. Сейчас же, отливая золотом, они выглядели такими мягкими, что желание их потрогать отдавалось покалыванием на кончиках пальцев. Рука была всего в паре дюймов от его чёлки, когда дверь больничного крыла за спиной скрипнула.       — О, милая, вы уже здесь? Вы были на завтраке? — мадам Помфри приподняла бровь и явно неодобрительно посмотрела на неё. — Мистер Малфой никуда не убежит, вам стоит думать в первую очередь о своём здоровье.       Похоже, она вывихнула плечо, когда чересчур резко отдёргивала руку, а лицо горело так, будто она сунула его в камин, забыв воспользоваться летучим порохом.       — В-в-всё в порядке, — она физически чувствовала, как краснеет, если вообще можно было покраснеть ещё больше. — Я позавтракала.       И без особых способностей к легилименции было заметно, что медсестра не поверила ни единому её слову. Ей казалось, что её застукали за каким-то постыдным занятием, и она проклинала все обстоятельства, которые привели её сюда в это утро. Но ещё унизительнее было бы начать оправдываться, поэтому она поднялась и постаралась выдавить самую искреннюю из её улыбок:       — Спасибо за беспокойство, мадам Помфри! Я зашла только эээ… проверить самочувствие мистера Малфоя. — взгляд целительницы стал ещё более подозрительным. — Думаю, мне уже пора, скоро начнётся матч по квиддичу.       Она постаралась склонить голову максимально, насколько это было возможно, чтобы скрыть пунцовое лицо, и вылетела из больничного крыла быстрее любого Нимбуса-2000. Она опомнилась только в Вестибюле, где её подхватила толпа и почти что вынесла из замка, поскольку она едва ли чувствовала собственные ноги.       Морозный воздух приятно обдувал горящие щёки, помогая прийти в себя. Внезапно идея пойти посмотреть квиддич перестала казаться такой уж непривлекательной, и она, проскользнув между группой третьекурсниц с Когтеврана и какими-то мальчишками с Пуффендуя, двинулась к стадиону.       Заиндевевшая трава похрустывала под ногами, а изо рта вырывались светлые облачка пара и поднимались высоко к ярко-голубому небу. Вдалеке уже слышались приветственные комментарии Захарии Смита: он разглагольствовал на тему погодных условий и сегодняшних перспектив обеих команд. Бросив последний тоскливый взгляд на школу, где она планировала с пользой провести это утро, она протиснулась на трибуну Гриффиндора.       Радоваться успехам своего факультета, осознавая их истинные причины, было трудно. Слизерин играл, как обычно, грязно, но даже это не помогало им: Джинни забивала гол за голом, Бладжеры никогда не достигали цели, а Рон, казалось, был рождён, чтобы играть в квиддич на позиции вратаря. Он настолько филигранно блокировал квоффл, иногда дотягиваясь до мяча самыми кончиками пальцев, будто бы не прилагая никаких усилий, что захватывало дух. Хотя понимание, что это не его заслуга, быстро портило всё впечатление.       Но его улыбка… она окупала обман сполна. Видя друга таким счастливым, она готова была закрыть глаза на некоторые нарушения правил. Это всё ещё не снимало ответственности с Гарри, который сознательно толкнул Рона на этот поступок, однако порождало сомнения в правильности своего утреннего поведения в Большом зале. Они болезненно скреблись, заставляя жалеть о том, что она в очередной раз не сдержалась.       Гарри поймал снитч через полчаса после начала игры. Трибуны взорвались аплодисментами, а рёв толпы почти заглушил финальный свисток. Гриффиндорцы высыпали на поле, чтобы поздравить всех с победой. Дин прыгал на месте, как сумасшедший, и кричал что-то о праздновании в гостиной. Она чувствовала себя неловко, стоя поодаль и ожидая, когда её друзья останутся одни. Она не была уверена, что они заслужили такую похвалу, но всё же не хотела новой ссоры — только донести свою точку зрения.       Когда из раздевалки вышли Симус в обнимку с Дином, распевая песню «Рональд Уизли — наш король», она наконец набралась смелости и вошла. Там остались только Гарри и Рон, но она впервые испытывала удивительный дискомфорт в их обществе.       Нервно потеребив шарф, она начала заготовленную речь:       — Гарри, мне нужно с тобой поговорить. — Она глубоко вздохнула. — Зря ты так поступил. Ты же слышал, что сказал Слизнорт, это незаконно.       — И что ты сделаешь? — Гарри не успел даже рта раскрыть, как Рон с вызовом поинтересовался. — Донесёшь на нас?       Недавно задушенная на корню злость вновь начала закипать внутри.       — Ребята, вы о чём? — спросил Гарри, вешая спортивную мантию на крючок.       — Ты прекрасно знаешь, о чём я! — возможно, получилось громче, чем она хотела бы, но сейчас её это не волновало, Гарри явно держал её за наивную первокурсницу, если считал, что подобная ложь сойдёт ему с рук. — Ты за завтраком добавил Рону в стакан зелье, приносящее удачу! Феликс Фелицис!       Безумно хотелось топнуть ногой, чтобы показать всю степень своего негодования. Обиднее всего было то, что её лучший друг продолжал ей врать! Несмотря на то, что она была готова их простить, они всё ещё не считали её достойной доверия!       — Не-а, не добавлял, — сказал Гарри, повернувшись к ней лицом.       Он улыбался.       — Нет, ты добавил, Гарри, поэтому всё и шло так замечательно, и у слизеринцев заболел охотник, и Рон брал все мячи! — ей начинало казаться, что вся та сцена за завтраком ей привиделась, потому что Гарри Поттер не мог лгать ей с таким выражением лица.       — Ничего я туда не наливал! — сказал он, улыбаясь во весь рот, что окончательно выбило её из колеи. Видимо, заметив её смятение, Гарри сунул руку в карман и достал флакончик, который она видела у него утром. Он был полон золотистой жидкости, а залитая воском пробка была нетронута. — Я хотел, чтобы Рон подумал, будто я так сделал, вот я и притворился, когда увидел, что ты подходишь. — Он посмотрел на Рона. — Ты брал все мячи, потому что был уверен в своей удаче. А на самом деле ты всё сделал сам!       Она была поражена. Гарри придумал отличный план, чтобы помочь Рону справиться со страхом и поверить в себя. А Рон! Рон такой молодец: сам брал все эти голы, даже самые сложные!       Он, не менее ошеломлённый, что-то уточнил у Гарри, разинув рот, но потом повернулся к ней и, презрительно скривившись, передразнил:       — «Ты за завтраком добавил Рону в стакан Феликс Фелицис, поэтому он и брал все мячи!» Видишь, я и без посторонней помощи умею брать мячи!       — Я не говорила, что не умеешь… — она инстинктивно сделала шаг назад. — Рон, ты же и сам думал, что выпил его!       Но он лишь закинул метлу на плечо и зашагал к двери, будто бы случайно задев её локтём по дороге.       Раздевалка погрузилась в тишину. Обида набухала в груди, перекрывая доступ кислорода. Рон из раза в раз делал ей больно, и она уже не понимала, за что. Он словно специально старался побольнее уколоть, разодрать свежую рану, чтобы снова брызнула кровь. Она не могла больше это терпеть. Только вчера она считала, что у неё есть двое любимых друзей, которые всегда будут рядом, что бы ни произошло, но теперь…       — Э-э… — нарушил молчание Гарри. — Ну что, пойдём на праздник, что ли?       — Иди! — она сморгнула подступившие вновь слёзы. — Меня от Рона сейчас просто тошнит. Не понимаю, что я опять сделала не так…       Ногти врезались в нежную кожу ладоней. Горло саднило от сдерживаемых рыданий. Волосы растрепались сильнее обычного, лезли в глаза и рот. Холодный воздух забирался под распахнутую мантию и нагло разгуливал по телу, когда она, выскочив из раздевалки, бросилась в сторону замка. Она не знала, куда идти: в любом случае, её путь лежал бы через башню Гриффиндора, где она оставила перед завтраком все вещи.       Увидеть там сейчас Рона, купающегося в лучах славы, было бы невыносимо. Она всеми силами пыталась найти к нему подход, но с самого начала семестра он только отталкивал её, огрызаясь на любое замечание. Он всегда был излишне эмоционален и несдержан, но в этому году это вышло на новый уровень. И по какой-то причине весь его негатив выплёскивался только на неё.       Нет, она не пыталась примерить роль жертвы, но Рон точно реагировал в таком ключе только на неё. Он мог злиться на Гарри, если тот вставал на сторону подруги, но всегда быстро отходил. На неё же он мог дуться и срываться неделями. Их дружба ещё никогда не казалась ей такой шаткой и хрупкой — она уже была вся в трещинах, а Рон продолжал и продолжал наносить удар за ударом, стоило одной из них зарасти.       Он абсолютно не хотел её услышать. Он слушал, интерпретировал полученную информацию каким-то особо извращённым образом и злился, не слыша, что конкретно она хотела до него донести. Скорее всего, Рон считал, что она пытается выставить его виноватым, но это никогда не было её целью. Она хотела достучаться до него, чтобы он вылез из своей скорлупы и огляделся вокруг.       Чтобы он увидел страдания и одиночество Гарри. Чтобы заметил, как отдалился от неё. Чтобы понял, что существует ряд проблем в их взаимоотношениях, требующий срочного решения. Но Рон будто покрылся панцирем, как соплохвост, и наотрез отказывался его снимать. Такое поведение не было для неё новым, но обычно подобный настрой исходил от Малфоя, а потому не задевал так сильно. Сейчас же это был Рон, её милый Рон, кто отталкивал и грубил ей.       После тихих коридоров шум гостиной едва не оглушил её. Здесь собрался весь Гриффиндор. Ребята наперебой поздравляли игроков, а потом, вытащив Рона, которого она только заметила, в центр комнаты, в который раз затянули «Рональд Уизли — наш король». Этот самый «король» явно чувствовал себя в своей тарелке, наслаждаясь всеобщими овациями и посылая Лаванде воздушные поцелуи.       Прикрыв глаза, чтобы спрятать слёзы, она попыталась пройти вдоль стены к спальням. Повинуясь минутному порыву расслабиться, вчера вечером она забрала все книги из больничного крыла, и теперь была вынуждена пробираться к ним через толпу однокурсников, которые то и дело наровили отдавить ей ноги.       Внезапно она столкнулась с Роном. Она даже не заметила, что хоровод вокруг него закончился. Он держал в руках стеклянную бутылку, половина содержимого которой точно осталась на её мантии, и она уловила знакомый аромат:       — Это что, сливочное пиво?       — А что, побежишь к Макгонагалл? — он вскинул брови и так мерзко усмехнулся, что она еле сдержала рвотный позыв.       — Почему ты постоянно пытаешься меня в чём-то обвинить? Что я тебе сделала? — она понимала, как жалко это звучит, но действительно очень хотела узнать ответ.       — Не понимаю, о чём ты, — он пожал плечами и двинулся дальше.       — Рон! — в ней говорило отчаяние. — Постой! Давай обсудим!       — Отстань от меня! — его брови метнулись к переносице. — Иди поучи кого-нибудь другого!       — Рон!       Он даже не обернулся. Спустя мгновение, полностью игнорируя её, он уже мило общался с Лавандой, улыбался ей и приобнимал за плечи. Первая слеза обожгла щёку. А затем вторая. И третья. Одиночество накрыло её ледяной волной, заливаясь в нос и уши, заполняя её целиком. Она буквально слышала, как оно плещется внутри, заставляя сердце трепыхаться в клетке рёбер подобно загнанной птице.       Дверь с портретом Полной Дамы закрылась за ней, и от навалившейся тишины ей показалось, что она оглохла. Мокрое лицо то тут, то там целовал сквозняк, гуляющий по каменным коридорам замка. Боль в груди была уже невыносимой. Сил терпеть просто не осталось. В первой же незапертой классной комнате она осела на пол, зарываясь руками в запутанные волосы.       Всё рушилось. И как бы она ни пыталась что-то исправить, она неизменно всё только портила. А теперь Рон больше не хочет с ней общаться, отмахиваясь, будто она пуговицами в разнос торгует. Никогда прежде она не чувствовала себя лишней в их трио, но сегодня, похоже, Рон поставил точку в этом длинном предложении.       Она заставила себя подняться, чтобы не выглядеть такой жалкой, дрожа на полу пустого кабинета, и, убрав взмахом палочки пыль с учительского стола, аккуратно устроилась на краю и прошептала в пустоту:       — Авис…       Кончик древка объяло голубоватое свечение, и из него вылетела стайка жёлтых птичек. Они весело защебетали, кружа над её головой. Концентрация на такого рода заклинаниях помогала немного очистить сознание и отвлечься. Она попыталась заставить маленькие комочки летать подобно планетам Солнечной системы. «Юпитер», не поделив что-то с «Сатурном», пытался ущипнуть того за хвост, а «Марс» двигался слишком быстро, обгоняя даже «Меркурий». Но от наблюдения за тем, как её творения забавно кувыркаются в воздухе, её отвлёк тихий скрип. В дверном проёме показался Гарри.       — А, привет, Гарри, — голос был ломким и хриплым. — Я тут решила поупражняться.       — Ага… ну да… они… э-э… здорово у тебя получаются, — сказал Гарри, выглядя довольно потерянным.       Он мялся, очевидно не зная, что сказать.       — Рон, кажется, веселится вовсю там, на празднике. — она сама слышала, как неестесственно звучала.       — Э-э… да? — начал Гарри, но дверь у них за спиной с грохотом открылась, а в класс вошёл Рон. Он со смехом тянул за руку Лаванду, которая заметив её и Гарри, хихикнула и выскочила из комнаты.       Она могла бы сломать себе зубы от силы, с которой сжала челюсти. Продолжать этот парад унижения перед Рональдом Уизли она была не намерена, однако смотрела на него в упор. Рон же старательно отводил глаза, но сказал со странной смесью смущения и бравады, как будто её здесь и вовсе не было:       — Привет, Гарри! А я всё думал, куда ты запропастился, — его губы растянулись в глупой улыбке.       Соскользнув со стола, она направилась в выходу, держась очень прямо, чтобы ничем не показать Рону, как ей было больно. Стайка золотистых птичек по-прежнему порхала у неё вокруг головы. Уизли тихо гоготнул, и это стало спусковым крючком. Стремительно обернувшись, она направила волшебную палочку на него и выкрикнула:       — Оппуньо!       Птички ринулись к нему, и она видела, как они клевали и рвали коготками везде, где только могли достать, пока Рон пытался уворачиваться и размахивал руками. Это подарило краткое удовлетворение, но лишь на мгновение, поэтому, быстро развернувшись на каблуках, она поспешила оказаться как можно дальше от этого человека.       Кажется, она разразилась рыданиями, не успела дверь полностью затвориться, но ей было уже абсолютно плевать. Такого просто не могло быть! Это точно происходило не с ней. Она на всякий случай больно ущипнула себя за руку, чтобы убедиться, что это не ночной кошмар, который скоро закончится. Но это была реальность, безжалостное настоящее.       На счастье, до самого второго этажа ей никто не встретился, вероятно, все были в своих гостиных и праздновали победу Гриффиндора. Больничное крыло встретило её привычными запахами лекарственных зелий и чистого постельного белья. День клонился к закату, и солнце окрашивало палату в красно-оранжевые цвета, будто вся комната была в огне. Мадам Помфри на посту не было.       Малфой же лежал на своём месте, похожий на каменное изваяние. Она видела в фильмах, как в склепе на гроб покойного иногда устанавливают памятник — его точную копию при жизни. Драко походил как раз на такую фигуру, ровную, идеальную, неживую. Это точно была какая-то жестокая насмешка судьбы — в час своего полного отчаяния она сидела наедине с еле живым Малфоем, а не со своими друзьями. Последний луч заходящего солнца словно на прощание ярко вспыхнул на горизонте, и небо стало приобретать всё более тёмные оттенки.       Можно было бы сделать это и с помощью волшебства, но маггловский метод мог занять чем-то голову, так что она решила зажечь свечи поочерёдно. Руки ещё била лёгкая дрожь, а передвигать ногами удавалось с большим трудом, но процесс отвлекал, заставляя контролировать заклинание, чтобы не сжечь весь госпиталь, поэтому она продолжала медленно обходить больничное крыло по периметру и механическими движениями выполнять поставленную задачу.       Наконец опустившись в скрипучее кресло, она облокотилась на прикроватную тумбочку, пряча лицо в руках. Из-под прикрытых век снова побежали слёзы. Одна из них, скатившись по носу, упала на пол. Как же хотелось, чтобы этот день закончился. Запах нарциссов убаюкивал, но больше не дарил успокоения.       Воспоминания подобно кадрам киноплёнки проносились перед глазами. Гарри и Рон спасают её от тролля, рискуя своими жизнями, но это принесло им множество тёплых вечеров у камина в башне Гриффиндора за разговорами и выполнением домашнего задания.       Малфой впервые называет её грязнокровкой, а Рон пытается защитить её. Не будь его палочка тогда сломана, Драко точно не отделался бы лёгким испугом.       Ребята навещают её каждый день после её неудачного опыта с оборотным зельем. Они смеются и рассказывают, что происходит на уроках. Рон иногда даже приходит один, чтобы поддержать её.       Они с Роном пытаются уберечь Гарри от Сириуса Блэка и остаются вместе в Хогвартсе на Рождество, которое проводят за игрой в шахматы и поеданием сладостей на диванчике в общей гостиной.       Мальчишки утаскивают её дальше в лес, потому что слова Малфоя — не пустая угроза. Она замечает, как Гарри постоянно оборачивается, чтобы убедиться, что они в безопасности. Рон старается прикрыть её, когда на них нападают сотрудники Министерства магии. Он утягивает её за собой назад к палаткам. В небе зеленеет метка: из открытого рта уродливого черепа выползает не менее жуткая змея. Рон оборачивается. Его губы шевелятся, но не слышно ни звука. Она изо всех напрягает слух. Ей необходимо знать, что он говорит.       — Во имя Салазара, — его голос хриплый и необычно низкий. — Это что, дохлый барсук?       — Что? — что он несёт?       — Это я должен спрашивать, — изображение стало мутным, как будто она смотрела на всё через грязное стекло. — Ты долго собираешься тут валяться?       — Ты… — это был точно не голос Рона. Где на краю сознания тихо скреблась догадка, чьим он был.       — Я говорю на русалочьем? — внезапно она поняла.       Она резко распахнула глаза и вскочила на ноги, из-за чего голова закружилась и она чуть не потеряла равновесие. На неё смотрели больше не яркие голубые глаза Рона, а серые и пронзительные цвета бури. Такие глаза были только у одного человека.       — Малфой…