Bonds: diablerie, enemy

Чонин расстроенно идёт в зал, привлекая этим внимание Джисона. — Хэй, чувак, чего нос повесил? — Из-за Чана. Джисон закусывает губу. Крики Сынмина полчаса назад слышали все, и теперь вампиры с оборотнями вели себя тише воды ниже травы, чтобы ненароком не разозлить Кима с Кристофером. — Нужно что-то придумать, — из кухни показывается Минхо и подходит к спине Джисона, оставляя рядом с ним чашку кофе. — Спасибо, — улыбается Хан. — Спасибо в карман не положишь. Вилард в недоумении изгибает бровь. Ли усмехается и, почти выпрыгивая из-за чужой спины, с громким причмокиванием целует Джисона, затем отстраняется, снова скрываясь где-то на кухне. — Пиздец, — Хан переводит свой шокированный взгляд на лучшего друга. — Он стал таким диким в последнее время. Чонина аж перекосило от того, насколько им плевать на мнение других. — Как было бы классно, если бы вы Чана с Сынмином заразили своей любовью. — Таким не заражают, они сами должны создать свой собственный вирус, — будто из пустоты рядом с Чонином появляется Хван, обнимая за талию. — Хён... — Ян отталкивает старшего, смущенно улыбаясь. — Хёнджин, что ты сделал с моим другом? Я никогда его таким не видел. — Любовь и немного игривости, — ухмыляется Кронос. — Я вижу у всех тут брачные игры кроме тех двоих? Не считаете нужным помочь им? — Хонджун заходит в дом, а за ним хвостиком следуют Чонхо и Ёсан. — Пора перестать оттягивать момент, либо сейчас либо никогда. — Он прав, — выдает Минхо и садится рядом с Джисоном. — А вы время зря не теряли, да, малыш? — ухмыляется Хонджун, обращаясь к Хану. — Ну, типа того, — пожимает плечами Вилард, вставая со своего места. Не успел вампир сделать шаг, как вновь изгибает бровь в недоумении, чувствуя чужую руку на заднице. — Извини?! — Что я тебе недавно говорил? — холодно спрашивает Минхо, решивший, что теперь он может всё. — Но это не подкат, руку убери, извращенец! — почти пищит Хан и, оставляя чашку в раковине, облокачивается на шкафчик, презрительно поглядывая на Ли. Хонджун надоумил Хёнджина и тот в приподнятом настроение пошагал в комнату Сынмина. Его состояние можно понять, ведь Ким по уши влюблён и уж точно не хочет смерти Чана. Хван поведал ему свой план по вразумлению Кристофера и Сынмин действительно в два часа ночи вновь завалился к хёну. — Почему ты снова тут? — спрашивает Чан. — А почему ты ещё не сдох? — цедит Ким. — Из-за твоего заклятия. — Ой, как жаль, ты подниматься когда собираешься? Скоро оборотни придут. — Подойду через пол часа, можешь идти. — Хён. — Что? — Ты мне нравишься. Кристофер молчит. Кажется, даже не дышит. Моргает часто и смотрит в одну точку на стене. А Сынмин сгорает от ожидания, ему хочется провалиться сквозь землю, лишь бы не допустить этого момента. Зачем он вообще послушался Хёнджина? Чан встаёт с кровати, та в свою очередь издаёт довольно громкий скрип. Вампир направляется прочь из комнаты, по пути похлопав Сынмина по голове. Он ушёл. Глаза Кима вновь наполняются слезами. Его отвергли... Его правда отвергли. Его отвёрг Чан, в которого Нергалл влюблен с подросткового возраста. Как же это больно, чёрт возьми... Ким хватается рукой за сердце, сминая футболку, и тихо плачет, сгибаясь. Сердце невыносимо жжёт, будто слабый орган бросили в костёр. Сынмин медленными шагами выходит из такой ненавистной комнаты и уходит к себе. Сегодня он никуда не пойдёт, не в таком виде, не в таком состоянии и не при таких обстоятельствах. Вампир ложится на свою кровать и отворачивается спиной к двери. К утру на подушке не останется сухого места. Кристофер выходит к остальным, вызывая удивленные возгласы. — У Сынмина получилось? Наш герой! — вскрикивают все. Как же глубоко они все ошибаются...

ꗃ

Ровно в три часа ночи за входной дверью слышатся чужие голоса, а после — череда продолжительных и довольно громких стуков. Феликс встречает новых гостей, отходя, чтобы не загораживать им проход. — Сан, Уён, Минги, Юнхо! — вскрикивает взбодрившийся Хонджун. — Малыши! — Ну и орда... На всех мест не хватит, — ужасается Чанбин, особняк которого скоро начнёт трещать по швам. — Не боись, мы компактные! — отвечает Минги. — Точно, в обличии оборотней в одну комнату поместимся, спасибо за ваше гостеприимство! — радуется Ёсан, обнимая Юнхо. — Они такие жизнерадостные... — удивляется Джисон. — Что ж, начнём наше огромное совещание, — парирует Со. — Чан здесь, а где Сынмин? — вопросительно смотрит хозяин дома. — Он скорее всего не придёт. — Почему? — заволновался Хван. — Да так, сказал, неважно себя чувствует. Хёнджин расстроенно кивает головой, но всё же на какое-то время забывает о друге, переключаясь на дела клана. Хонджун разъясняет план своей стае, объясняет, что они должны будут помочь вампирам в развитии их сил и те понимающе кивают, сразу распределяя обязанности. Хонджун настоящий вожак, несмотря на свой характер. И члены его стаи безумно его уважают, вот что заметил Чан. Что бы их главарь не сказал, они всегда последуют за ним и в огонь, и в воду. Последует ли за Чаном его клан?.. Нет, он этого не достоин, — думает Кристофер, невольно вспоминая Сынмина. — Вроде всё решили, тогда расходимся, отдыхаем и завтра снова за работу, — командует Гадес, уходя в коридор. — А нам можно покушать? — спрашивает один из оборотней. — Что? — посмеивается вампир. — Конечно можно. — Спасибо! — кричит вслед Уён.

ꗃ

Сынмин поднимается с кровати и смотрит на свои руки. Если так взять, он же может своей силой воздействовать на себя же? Будет очень хорошо, если он сможет заставить себя забыть о чувствах к Чану. Вампир трёт заплаканные и раскрасневшиеся глаза, всхлипывает и шепчет одно из заклинаний, которое учил с Хонджуном. Постепенно в области сердца будто начал скапливаться холод, а всё остальное тело горело, как от лихорадки. Вены начали увеличиваться в размерах и постепенно с кончиков пальцев до сердца светится темно-фиолетовым. Боль текла вместе со светом, и чем ближе эти нити были к сердцу, тем страшнее Сынмину становилось, но прекратить он не мог, ведь прерывать заклинания ни в коем случае нельзя. Ким изо всех сил сдерживает болезненные стоны, чтобы никто его не услышал. Он плачет. Бог знает какой раз за день. Слёзы текут по щекам, градом осыпаясь на колени. Глаза также вспыхивают светом, а на шее и запястьях появляются следы, больше похожие на татуировки в виде виноградной лозы, сковывающей руки и горло, отрезая от кислорода. Сынмину больно невыносимо. Это последствия применения силы на самом себе? Он вытерпит, лишь бы не было больно каждый раз при виде Кристофера. Он сможет, он выстоит. Наконец боль начинает стихать, а свечение в венах и глазах меркнуть, волосы вампира промокли от пота и были взъерошены от длительного нахождения в постели. Ему очень хочется пить. Нергалл натягивает поверх футболки свитер с длинными рукавами и высоким горлом и выходит из комнаты, направляясь на кухню. Наливая воду в стакан, Сынмин замечает, что правда ничего не чувствует: ни радости, ни злости, ни обиды, но... Он помнит, что пятнадцать минут назад безумно любил человека, который разбил ему сердце. Он не забыл, он просто ничего не чувствует. Возможно, какая-то руна была произнесена неправильно? Застряв в раздумьях, Сынмин переливает воду через край и та проливается на стол. Чертыхаясь, Ким ищет бумажные полотенца и вытирает лужу воды. — Чем занимаешься, очаровашка? — из ниоткуда появляется Хонджун. — Воду пью. — Это я вижу, почему на собрание не пришёл? — расспрашивает оборотень, точно зная, что именно делал вампир в своей комнате. — Приболел. — Так вот почему на тебе свитер? Могу помочь вылечиться без всяких настоев и отваров, что думаешь? — Спасибо, не надо. — Ну... Минни, не стоит так убиваться из-за того упыря, ты выше этого, — игриво шепчет Амелиас, обвивая чужую талию. — А знаешь... ты прав. Оно того не стоит. — Наконец ты это понял, Чан никогда не был достоин твоей любви. Никто не достоин твоей любви, Сынмин, — исподлобья смотрит Хон, приближаясь к чужим губам. Завтра Ким будет жрать себя за содеянное, но сейчас он отвечает на поцелуй, совершенно не понимая самого себя. Им движет ненависть и желание отомстить или обида за себя? Он не понимает. Этот поцелуй какой-то совсем неприятный, не такой, как был с Чаном. Метки на руках и шее начинают адски зудеть и Ким не понимает с чем это связано, пытаясь игнорировать то, что они вновь начали светиться. Благо на нём свитер и никто этого не заметит. Зуд рос в прогрессии, а затем на этих местах начала трескаться кожа. Когда Амелиас наконец отстраняется, Сынмин распахивает глаза и видит за спиной оборотня чью-то фигуру. Привыкнув к темноте, он отчётливо узнаёт силуэт Чана, прожигающего в Киме дыру. Сердце вновь ужасно жжёт, метки горят ярче и даже свитер не скрывает фиолетовый свет. Сынмин падает на колени и кашляет, задыхаясь, всё ещё чувствуя чужой взгляд. Кристофер подбегает к младшему с беспокойством, не переставая выкрикивать его имя, но Нергалл ничего не слышит — он словно тонет в этой боли, он захлёбывается в страхе, а кашель всё больше усиливается, розовыми шипами растягиваясь по глотке и заставляя Сынмина схватиться за горло и сквозь замыленные глаза видеть сгустки крови перед собой. Солёная жидкость льётся водопадом, а попытки вампира сказать хоть что-то отдаются глухим, хриплым шипением, пугая ещё больше. Пол окрашивается в алый цвет за считаные секунды, а Сынмин, кажется, начинает терять сознание. На крики сбегаются практически все, в непонимании распахивая глаза, заливаясь испугом и опаской. Хёнджин, увидев эту картину, закрыл рот ладонью, пытаясь сдержать накативший крик. Чан изо всех сил старался не подавать виду, но ему тоже было страшно, он винил себя. Корил за то, что именно из-за него с Сынмином что-то случилось. — Сними с него свитер, — диктует Хонджун. Кристофер слушается, не совсем понимая, зачем он это делает, и перед глазами целой толпы открывается вид на изнеможенное тело, будто тысячи осколков прошлись по нежной и чувствительной коже вампира, изрезая каждый миллиметр его плоти. Порезы кровоточат, а капельками стекающая кровь перекрывает рисунки виноградной лозы, что теперь тянулась по всему телу, будто запутывая собой сердце. Оборотни сразу смекают что к чему. Видно, в их школьных библиотеках хранится куда больше запретной информации. — Он вляпался по самое «не хочу», — отмечает Сан. — В кого он был влюблён? Кристофер, склонив голову, делает неуверенный шаг вперёд. — О том, что ты мудак, ты послушаешь после того, как мы его спасём, а сейчас перетащите его с пола на диван. Сан погрузился в свои мысли, но длились они не долго, так как через, примерно, три минуты, Сынмин уже лежал на мягком диване без сознания. — Ты знаешь, что с ним? — с надеждой спрашивают Чан и Феликс. — Contritos corde, — внезапно заговорив на латинском, оборотень продолжил. — Или разбитое сердце, по-нашему. Он наложил на себя руки магией. Своей магией. Начали проходить метаморфозы. Существует легенда, которая гласит, что издревле, когда все чудесные расы жили в мире и здравии, дочь регента, будучи оборотнем в кошачьем обличии, влюбилась в прекрасного вампира, что одурачил бедную девушку, заполнив собой её сердце, душу и разум целиком и полностью. Дочь регента слёзно надеялась на снисхождение судьбы, но, увы, та была слишком жестока по отношению к ней и не наградила её взаимностью, ведь сердце вампира принадлежало другой красавице. Когда «грациозную кошку» — так её прозвали в народе, — отвергли, она решила, что виной всему случившемуся — её сущность. Тогда она решила, во что бы то ни стало, избавится от всего, что связано с её расой. Поглощённая печалью и разбитым сердцем, девушка обратила собственную магию против себя же, навлекая на душу великий грех, ведь сотворимое сравнимо с тёмной магией. Часть её души безвозвратно попала в ад, оставляя после себя незамысловатые рисунки по всему телу, сопровождаемые ужасными болями. Так это проклятье и прозвали. «Проклятье разбитого сердца». После случившегося, грациозная кошка скончалась. От невыносимой боли или же от одиночества... Об этом легенда умалчивает, — подытоживает Сан, строго осматривая Кристофера. — Красивая легенда, было бы замечательно, если бы её не существовало, — влезает Джисон. — И как же нам ему помочь? — спрашивает Хван. — Ты сказал, что это тёмная магия и частица его души в аду, значит, это неотвратимо? — Ну почему же неотвратимо? Столько лет с тех пор прошло, метаморфозы уже научились сменять гиперметаморфозами. Правда это стоит не малых усилий, но, думаю, вы к этому готовы. Если нет, то можете смело идти и сдаваться правительству. Есть специальный ритуал, который может ему помочь... Только вот... есть один нюанс. — Какой? — задаются одним и тем же вопросом все вампиры. — Видите ли, когда верховные придумывали противоядие, они настолько прониклись болью влюблённых, что совершенно закрыли глаза на тех, кто этих влюблённых отверг. Они ведь не виноваты в том, что их сердце принадлежит другим, но совет это мало волновало, да и ковены против не шли, в общем... Снять заклятие может только отвергнувший с помощью поцелуя и всяких магических штук. — Я готов, — чётко отвечает Чан. — Готов он! — закатывает глаза Хёнджин. — Это ты его довёл, урюк засохший! Чан понимает, что всё недоверие имеет место быть, ведь он и вправду довёл ситуацию до степени невозврата. Что мешало ему обсудить всё в той комнате? Собственная никчемность? Страх? Пора перестать строить из себя жертву аборта, коей ты не являешься! — Нам нужно разбудить его в ближайшие три часа, я пока сварю отвар, Чан, нужна будет твоя кровь, готовься его целовать. И запомни, — оборотень вновь остановился, — целуй искренне, или я тебе язык оторву и в жопу засуну. Сынмин сейчас не проснётся, если, конечно, кто-то из вас не умеет манипулировать разумом. Хёнджин выскочил из толпы, громко завопив, что он! Он умеет! Юнхо сел рядом с Хваном, контролируя его действия, по противоположную сторону уселся Хан, пытающийся исцелить раны на теле друга, а Сан с Хонджуном пошли зелье варить. Кронос сосредоточился на Киме, полностью отдаваясь делу. Он сконцентрировал сгусток энергии в своей руке, которой только что коснулся чужого плеча, и начал что-то шептать, словно мантру. Джисон закрыл глаза, касаясь Сынмина двумя руками. Он дышал учащенно, так как его вмешательство было колоссальным и отнимало у него не мало сил. Глаза Виларда распахнулись, моментально вспыхивая розово-золотым свечением. Что-то мешало ему, точнее, его силе, проникнуть внутрь. — Джисон? — зовёт Минхо, заметивший, что у младшего началась сильная отдышка. Он слегка потряс его плечо, обеспокоено смотря. Как только рука Эклипса коснулась Джисона, его глаза вспыхнули новой силой, насильно проталкивая энергию в Сынмина. Спустя два часа два оборотня подошли к вампиру со склянкой перламутровой жидкости. Хан теперь сидел чуть поодаль. Он без сил развалился на соседнем кресле, мыльным взглядом смотря в сторону друзей. Заклятие выжало все соки. Рядом, так кстати, стоял Минхо, впустивший свои длинные, холодные пальцы в копну волос Хана, массажируя кожу головы и посылая тому мелкие импульсы, что потихоньку питали ослабшего вампира, как солнечная батарейка. Сан объяснил, что как только Ким проснётся, нужно будет вобрать в себя глоток жидкости и передать её проклятому, смакуя отвар и чужие губы в трепетном, искреннем поцелуе. Содержимое бутылька должно смешаться со слюной обоих существ и после быть проглочено. Также обоими. Очень странный ритуал, особенно он покажется таковым для тех, чьё сердце принадлежит другим. Хёнджину и Джисону удалось разбудить Сынмина, правда проснулся он не сразу, а примерно через пятнадцать минут после того, как вампиры обессилено плюхнулись кто куда, лишь бы отдохнуть. Ким разлепляет глаза, думая, что всё позади, но внезапно его сердце снова простреливает болью, будто только что в него прилетела серебряная пуля, разрывая его сердце в клочья. Кристофер молниеносно оказывается рядом, отпивает из бутылька и касается чужих губ своими, аккуратно переливая жидкость, чтобы ни одна капля не была утеряна. Сынмин не понимал, что вообще происходит, но Бан делал всё так настойчиво, что не идти ему на поводу было невозможно. Чан, как и было сказано, терзал раскрасневшиеся губы с трепетом и искренностью, стараясь вложить в каждую секунду всего себя. Наконец, когда Чан удостоверился, что жидкость совершенно точно смешалась со слюной, он резко надавил Сынмину на талию, чтобы тот от неожиданности потерял бдительность и проглотил отвар. У него это получилось. Последний штрих и он так же делает глоток. Ким замирает на несколько секунд, а потом его руки начинает потрясать, после необъяснимая тряска начинается по всему телу и становится дико страшно, прям как Джисону во время приступов. Внезапно он оказывается не в зале, а в каком-то тёмном-тёмном помещении, где нет ни одного источника света. Кристофер обвивает друга обеими руками, крепко прижимая к себе и надеясь, что это хоть как-то поможет, и он оказался прав. Спустя три минуты Сынмин успокаивается и разлепляет глаза, устало косясь на всех вокруг. Смотрит пару секунд, наклоняет голову, утыкаясь носом Чану в шею, и засыпает. Да так крепко, что изредка были слышны звуки, похожие на храп. — Ну-с, поздравляю вас, вы справились! — радуется Сан.