Сломанный веер

Прощальные стихи

На веере хотел я написать –

В руке сломался он.

© «Расставаясь с другом» Мацуо Басё

       В Инадзуме дождь. Пасмурно. В Инадзуме всегда пасмурно и так до чёртиков промозгло. Говорят, раньше, при предыдущем Архонте, всё было иначе. Говорят, что сёгун Райдэн намеренно даёт волю молниям, что так и норовят попасть по зазевавшимся беднягам, путешествующим между островами. Возможно, это лишь слухи — басни, несомые хладным ветром вместе с лепестками душистой сакуры, украшающей улицы столицы. Где правда? Не разберёшь. Не осталось больше в живых человека, что застал бы прошлого Архонта.       В день прибытия златовласого чужестранца было солнечно. Эфемерные лучи яркого светила прогревали землю, столь изголодавшуюся по ласковому теплу. Путешественник привёз за собою ворох чаяний и опасений, а так же, как говорят особо поэтично настроенные жители: путешественник привёз солнце.       В прославленном иноземце нуждались, возлагая на него большие надежды, жители вот уже трёх стран. И принцесса клана Камисато в их числе. Она сидела с замершим от колкого волнения сердцем за роскошным старинным бёбу, борясь с желанием взглянуть на путешественника через небольшой просвет между створками ширмы из листов бумаги гампи. Надежда на его положительное влияние на переломный момент в гражданской войне становилась всё хрупче с каждой секундой и каждым судорожным выдохом. Отказ. Такой твёрдый и уверенный. Страх провала разлился раскалённой массой по нутру, вынуждая Аяку буквально ткнуть Итэра лицом к лицу с несчастными, потерявшими Глаза Бога, рассчитывая на его доброту и сострадание. За что ей потом будет очень совестно, но это будет потом, когда она узнает цель путешествий будущего героя Инадзумы.       С путешественником оказалось легко. Он не отвергает её личной просьбы, скромно прошенной в один из дней, и с готовностью помогает с подарками для Цубаки; не остаётся в стороне при виде похитителей сокровищ, после чего готовит отменную пиццу — блюдо, какого в Инадзуме раньше не видывали, — и просто так, без корыстного умысла, пишет его рецепт хозяйке ресторана «Киминами». Юноша учтиво отходит, прихватывая за собой вездесущую Паймон, в тот момент, когда Аяке нужно было осмыслить весь груз прочитанного в послание и добродушно выслушивает её переживания, смотря так спокойно, ласково, в то время как у самого в душе скребут кошки от потери сестры. Аяке снова станет необъяснимо неловко перед ним.       Он с искренней радостью ходит с ней по пёстрой улице шумного фестиваля. Подбадривая своей улыбкой, не даёт снова замкнуть себя в ненужных оковах в этот первый за долгие дни радостный и беззаботный момент. Итэр словно не из мира сего. Путешественник уважает местную культуру, однако ему абсолютно безразлично на статус Камисато Аяки, на то, что она порой забывается в своих манерах, предписанных воспитанием, хотя происходит такое, только когда она с ним. Ему плевать на устройство Тейвата и всех его Богов: златовласый бесстрашно ищет встречи с Архонтами — даже с такими, как Электро Архонт, невзирая на всю её жестокость, — так, словно бы ему вся Селестия по плечу. Но в то же время он относится с глубоким уважением к Рекс Ляпису.       Аяка в который раз за день отдаётся порыву полной трепета души с головой и заходит в озеро прямо в гэта, краснея, исполняет свою давнишнюю мечту, казавшуюся неисполнимым детским бредом доселе. Танцует в мокрых таби, изящно подкидывая свой верный тэссен с железными спицами; замечает в своих движениях ряд ошибок и сжимает в разочарование челюсти, как вдруг ловит на себе восхищённый взгляд. Такой, словно бы она абсолютно и неоспоримо идеальна. Такой, каким ещё никто на неё не смотрел.       Борясь со страхом, готовая уже кинуться на церемонию Охоты, Камисато еле дожидается путешественника в чайном доме. Рассказ о случившемся давался ей через силу и саднящее горло, из-за которого слова застревали, комкаясь друг с другом. Тот, лишь несколько посерьёзнев, с трудом убедил никуда не ходить и стремглав помчался к площади, оставляя Аяку один на один со своими терзаниями. Вернувшийся парой часов позже растрёпанный Тома из первых уст поведал ей о произошедшем: о том, как юноша бросился за его Пиро Глазом Бога, о том, как тот неожиданно исчез, вернвушись при смерти, об их побеге, а также про направление Итэра в лагерь сопротивления. Пожалуй, Аяка снова почувствовала себя виноватой пред путешественником.       Позже до комисси Ясиро дошли слухи о невероятно сильном блондинистом новобранце, появившемся на фронте, о трусливом побеге войска сёгуна с поля боя и об увеличившемся количестве дезертиров опять-таки со стороны сёгуната.       Спустя всего пару дней Аяка начала замечать в городе до боли знакомую невысокую фигуру, что через некоторое время появилась на пороге чайного дома «Коморэ», ярко улыбаясь. Тогда-то стало совсем очевидно — тот, кому путь в город заказан сейчас абсолютно спокойно ходит за продуктами и по поручениям Гильдии, высмеивая всех потрульных солдат и саму сёгун Райдэн вместе с её громкой фразой, произведшей настоящий фурор, что обещала в следующий раз бить дважды. К слову, стоило отметить, что на время его пребывания в городе, вместо привычного дорожного костюма, на путешественнике красовалась ничем не выделяющаяся синяя юката и надвинутая на глаза амигаса, скрывающая под собой внушительный узел золотых волос, заколотых голубоватым батигата кандзаси с белоснежной цаплей на нём. Неожиданно для себя, но совершенно уверенно Аяка решила подарить ему кимоно, когда всё закончится, в этот раз уже не обращая внимания на все его сопротивления. Увидев его в таком виде однажды, она больше не смогла отвести глаз, каждый раз смотря на него через окна чайного дома. А тот, в свою очередь, оборачивался, почувствовав взгляд, и задорно махал в её сторону, стараясь не привлекать много внимания. Аяке стыдно. Стыдно за свой взгляд, за то, что она не может его скрыть не только от себя, но даже от Анны Киминами, что начала так странно улыбаться.       Про Итэра разносилось много слухов. Одни — как, например, комиссар Хийраги, который морщился от одного упоминания путешественника, — говорили, что он — всего лишь самодовольный и дерзкий мальчишка, недостойный своей славы; другие же считали его славным воином, достойным не только уважения, но даже подражания; находились даже безмерно благодарные люди, которым он помог; но при всём при том не было ещё ни одного действительно важного доноса о нём в комиссию Тэнрё. Даже от недоброжелателей, даже за внушительную сумму. Свяжешься с тайной полицией однажды и они больше не оставят тебя до конца твоих дней.       На самом же деле у Итэра были все качества, что так ценились в Инадзуме: он был смел, благоразумен и добр, правда, мог быть резок в общении, но только в ответ на грубость. По крайней мере, зачастую. Помимо этого, разнеслись слухи о его подвигах. Говорят, что он стал причиной прекращения вечных гроз на островах Ясиори и Каннадзука, электро анамалии в Татарасуне, даже вылечил Грозовую сакуру. Это приводило большинство людей в неописуемый восторг, а образ златовласого героя становился всё более прозаичным.       Итэр владел множеством элементов, но Аяка от чего-то была уверена, что, имей он Глаз Бога, его стихия была б Анемо и никак не иначе. Он свободен, окрылён ветром за спиной, а его голову всегда ясно освещает солнце, заставляя белокурые волосы словно бы светиться. То же он дарит окружающим: яркое зарево, свободу и, пожалуй, надежду.       Итэр начищал новую катану, которой он заменил свой уже притупившийся, испещрённый множеством царапин старый меч, как вдруг заметил напряжённый силуэт поодаль. Поднимая голову, он встречается со встревоженным взглядом серых глаз. Сейчас должна была решиться судьба всей Инадзумы. Пожалуй, принцесса клана Камисато боится сейчас, как никогда раньше и мечется между множеством тревожных мыслей. Словно бы прочитав тяжкие думы девушки, заглянув в ледяные омуты, он улыбается слишком понимающе, слишком снисходительно, слишком заботливо и слишком беззаботно для того, кто идёт во вторую битву с Архонтом, будучи чуть не погибшим в первую. Всё в его улыбках было слишком. Иногда люди, знающие его лично, начинают задаваться вопросом: «Да кто же этот парень, чёрт возьми, такой?». Сейчас Аяка готова молиться о том, чтобы он оказался каким-нибудь богом из иного мира, а иначе он может не выжить, так и не найдя сестру. Иначе она может лишиться своего солнца, к которому непривыкшая к такому яркому свету душа эгоистично привыкла. По мраморной щеке покатилась слеза, быстро и бережно стёртая ласковыми пальцами. Он целует мягко, почти что невесомо, и тихо шепчет на ухо обещание показать ей одуванчиковые поля Города Свободы, вместо засохших семян в бумажном свёртке, и послушать вместе очередную историю про Властелина камня в Городе Контрактов. «Молния не бьёт в одно место дважды»: так он сказал. И ушёл. Тихо и уверенно, как делает это всегда. Абсолютно бесстрашно ступая прямиком ко дворцу её превосходительства Наруками Огосё. Аяка смотрит вслед, больно кусая бледные губы, ненакрашенные извечной помадой бэни. Она знает точно: он выживет. Не может не выжить. Путешественник дал обещание, а путешественник всегда держит свои обещания. И всё равно в тревоге сжимает в руках, взятый по ошибке вместо привычного тэссена из латуни, хрупкий деревянный веер, расписанный клановой каллиграфией с крупным камоном дома Камисато по середине, вспоминая все нежные поцелуи, все крепкие объятия, лунные ночи, проведённые в прогулках по берегу и самую первую их встречу. То, что началось так быстро не может закончиться так же. Аяка верит в это. Она не может представить ни на миг смерть путешественника, пускай он после и уедет в дальние края, в конце концов, он должен найти свою сестру. Аяка верит и в это.       Веер с хрустом ломается.