Ворон, лишённый воздуха

Эта история началась с крови. Несколько уродливых пятнышек, расползающихся по ткани рукава мундира, говорящих, что досадная простуда вскорости не оставит мужчину в покое. Сообщение о том, что пора прощаться со всем, что знал и что любил. Но слухи о том, что в далёком Ярнаме научились лечить даже от смерти, не давали спать. И вскоре бессонница превратилась в лес, мелькающий за окном повозки. «Особая кровь только для служителей церкви» - сказали они. Он спросил не может ли он как-то церкви послужить. К его удивлению, она попросила его меч. Но меч за жизнь это разве цена? Всего одну ночь. Всего одну ночь он должен был следить за тем, чтобы на улицах города было тихо и спокойно. Он знал, что в условиях договора есть невидимые строки между строками, но сомнения нужны только тем, у кого есть выбор. Клирик стоял на мосту и совершенно будничным тоном объяснял то, как проходит охота, а Корбин молча застыл чуть позади, смотря на тёмные окна собора и пытаясь понять, что за безумные сказки ему рассказывают. Несколько дней без солнца, чудовища, запасной план изоляции и сожжения целого района, как уже случалось. Но если чудес не бывает, он бы сам здесь не стоял. А потому он слушал. И всё-таки… сколько же врагов Ярнама ему придётся убить, чтобы расплатиться? Когда начало смеркаться и у дверей зажглись красные фонарики, он получил последнюю порцию крови и тёмную форму, которая не защитит даже от ножа, но которую не жаль будет замарать или порвать. И в которой проще раствориться в темноте переулков. Он вышел на улицу вместе с множеством других людей, сжимающих в руках всевозможные орудия убийства. Когда в переулке они заметили первого человека, с ненормально вытянутыми мохнатыми руками, этот бедолага быстро распрощался с жизнью. И всматриваясь потом в лицо коченеющего трупа, рассматривая нестройный ряд кривых зубов в чересчур широком рту, белые зрачки выпученных глаз и витиеватые рожки, начавшие прорастать прямо изо лба, Корбин окончательно утратил ощущение реальности и чувство страха неправильности происходящего. Нет, это какая-то фантазия, причудливый сон под капельницей. Даже захватывающий. И он снова был здоров, сжимал в руке холодную рукоять длинного тонкого меча и мог показать, чему его научили на службе в гвардейском полку. Поэтому в этот миг он не хотел просыпаться, он хотел охотиться.

***

- Но ведь охотникам дают лучшую кровь, чем простым жителям? - он стоял, словно немного съежившись от холода, который покалывал словно откуда-то изнутри, и смотрел на мужчину в причудливой птичьей маске и с плащом, расшитым чёрными длинными лентами до колен. Тот только тяжело вздохнул: - Это правда. И поэтому такие случаи - редкость. Но иногда жажда оказывается слишком сильна даже для нас. Поэтому и существует наш орден. И поэтому он столь немногочисленный. - Получается… кто угодно… Мужчина в маске кивнул: - Кто угодно может в конце концов потерять над собой контроль. Лекарство одно - холодный разум и ясность мыслей. - В этом-то городе? - Если я забудусь, моя следующая жертва напомнит цену подобной слабости. Отрезвляет…

***

Они грузили трупы на тележки и увозили их прочь, но зараженная кровь оставалась на камнях дорог и площадей. Оставались и ужасно смердящие потроха. Корбин иногда думал о том, что было бы хорошо избавляться и от этих следов бойни самим, а не оставлять всю работу падальщикам, да только никто ещё не видел, чтобы животные заболевали, а дел всегда было достаточно, чтобы не тратить время на ерунду. Однако какие-то тревожные предчувствия проснулись в нём, когда пошли разговоры, что ночь никак не потушит небо в абсолютную черноту и оттого обещает быть дольше всех предыдущих. И потребует большей сосредоточенности, терпения и выносливости. Небольшая сложность, маленькая неудача. Как несколько красных пятнышек на дорогой ткани… - Я в последнее время работаю один и не слышу новостей. Не знаешь, почему церковь теперь стала поставлять меньше крови? - он сидел на перилах моста и водил кромкой лезвия серпа по точильному камню. - Говорят, у них там какие-то проблемы возникли. Собеседник, охотник в широкополой шляпе, стоял в стороне, опустив плечи и устало скучающе рассматривая улицу внизу. - Какие у них могут быть проблемы? Заперлись там в своем соборе и сидят молятся. Я думал, они собрались отложить несколько ящиков? - Может быть. Говорят, ночь затянется не сильно, но на всякий случай хорошо иметь запасную пулю, если выстрел промахнется. - Вот только позаботиться об этом им бы следовало заранее. - Наверное. Я вообще слышал разное. Кто-то другой говорил, что на самом деле они часть склянок разбили. Или их украли? Не помню. А один охотник сказал, что у них какой-то клирик обратился, и теперь церковники расследуют это дело. - Чушь, - мужчина отложил серп, расправляя затекшую спину. - Никто не сможет незаметно в Собор войти и выйти, они перекрыли все дороги. И обратиться бы никто не смог. Кровь, которую они оставляют себе, чистейшая. В ней просто не может быть заразы и принести её некому и неоткуда. - Значит, экономят или разбили, опять-таки, - всё таким же равнодушным тоном ответил собеседник, не оборачиваясь на ворона. - Значит. Мне всё-таки кажется, что первое. - Как скажешь… Ворон только кивнул, спрыгнул обратно на плитку моста и побрёл прочь, поигрывая свеженаточенным оружием и смотря, как свет фонарей весело поблескивает на лезвии. И только скверное предчувствие никуда не исчезало, а только всё тяжелее давило на рёбра…

***

Как давно это было? - Смотри, такая смешная, важная и злющая! Это точно ты! - он указал серпом на ворону, неуклюже молотящую крыльями по мостовой, не в силах взлететь, и выгибающей шею с распахнутым клювом и каким-то гортанным полукриком, полушипением. - Осторожнее, пока я от смеха не умер, - Адриан, его новый знакомый ворон, даже не оглянулся на больную уродливую птицу, равнодушно обойдя остановившегося коллегу. Корбин не стал его догонять, продолжая разглядывать заходящееся беспомощной яростью животное. Вороны - символы небесного погребения, того, что хотя бы после смерти ты сможешь покинуть эти грязные улицы и вознестись к облакам чёрной стаей. Где уже не будет этого мерзкого запаха разложения и дыма, тихого гудения сотен мух и липкой грязи, насквозь пропитавшей одежду и, кажется, уже въевшейся в саму кожу. Теперь они не летают. Теперь они уродливы и больны как и весь проклятый Ярнам. Насмешка. Его обманули. Он не хотел признаться самому себе, но всё вокруг постоянно пыталось его заставить сделать это. Сделка - ложь. Нельзя избежать смерти, если она уже решила забрать тебя. Ночь не закончится, лекарство - отрава, люди вокруг - его будущие палачи. Он читал каждый жест, каждый взгляд в сторону. Он знал, что болезнь доберется до всех, ведь они все заражены и никто не будет упокоен. Он чаще улыбался, раздумывая над тем, какая же это всё была искусная ловушка для людей, что из-за гордости решили, что могут играть с судьбой. Но эта же самая гордость заставляла из раза в раз ударять себя по рукам и шее, заставляя собраться и постараться остаться собой дольше, чем сможет кто-либо ещё. Потому что он лучший, а лучшие не уходят так легко и так жалко.