Ворон, лишённый воздуха

Он видел в их глазах беспокойство. Хотя и ворон, и старик, и даже маленькая Анета пытались вести себя как раньше или подбодрить. Словно всё было как и всегда. И все они обязательно доживут до рассвета. Но глаза… Глаза лгать не умели. И кололи кожу как тонкие иглы. В прочем, Корбин всякий раз их с себя стряхивал, разглаживая пальцами чёрные перья на плаще. Нет, он не умрёт, это можно было сказать с уверенностью. Он приехал в Ярнам за обещанным исцелением и он обязательно его получит. За перекрытыми улицами и запертыми воротами церковь не спрячет от него свои драгоценные запасы крови. Чистейшей, святейшей, непредназначенной для простых людей и охотников. Когда он её заберёт - это только вопрос времени. А его у него всё ещё в избытке.

***

Весь квартал был перекрыт. Завален трупами. Кишел чудовищами. Из-за окон с красными фонариками никто не отвечал. На улицах больше не было ни одного человека. Во всяком случае, тяжело было называть людьми обезумевших горожан, с вытянувшимися руками и ослепшими голодными глазами, норовивших разорвать любого, кто не был на них похож. Для Корбина это всё напоминало один большой рынок, где он мог всегда найти себе крови. Пока плохой, помогающей только на несколько часов, но зато её было в достатке. В карманах и сумках убитых уродов, в заброшенных квартирках, в старых тумбочках и сервантах, в чемоданах и тайниках под кроватями и за книгами. Пара-тройка пузырьков в день и никто не смел усомниться, что ворон всегда готов к бою и даже даст фору своим приятелям, которых почти не учили сражаться. А побочные эффекты… Он пока себя помнил. Забывался иногда в желании разорвать очередную жертву посильнее, но быстро брал себя в руки. Можно сказать, последствий не было. Только жажда большего…

***

Если начинаешь стучаться в двери, спрашивая, не найдётся ли у добрых людей лишнего пузырька, значит, пора уходить. Миновать замки и решетки и вырваться с этих грязных липких пропахших дымом улиц. Старик, искавший какого-то прозрения, считал так же. Зная, что весь квартал перекрыт, он повел отряд к тайному пути у часовни Идона, чтобы затем попасть в Соборный округ. Церкви не хватило решёток, чтобы загородить всё. Обходные дороги, переулки, тоннели. Зараза просочилась, раз все святые разом умолкли. Просочатся вслед за ней и охотники. Главное, чтобы ещё осталось, чем пировать.

***

Он обыскал всю часовню Идона, но не нашёл никаких запасов крови. Несколько пузырьков обычной, одна красивая перевязанная ленточной склянка. Местный уродец, распластавшийся на полу среди свечек, сказал, что больше ничего нет. И предложил остаться здесь переждать ночь. Ворон, у которого уже порядком начала болеть голова от заполнивших весь храм благовоний, тактично отказался. И хотя на улицах было нисколько не лучше, с нетерпением поглядывал в окна. Там за резными стеклами ощерились в небо ещё шпили. Идона называли мертвым богом и молящиеся ему сами напоминали трупы. Серые и скрюченные. Конечно же здесь ничего ценного не будет. Высшие саны даже, наверное, не переступали порог этого места. Это скорее крысиная нора, через которую удобно пробираться в соборный округ. Проникла зараза, проникнет и ворон.

***

Как блестит золотая вышивка на лоскутах грязной одежды, торчащей из изуродованной массы мяса, требухи и костей... Этот блеск завораживает. А остальное несомненно ещё явится в кошмарах. И не даст забыться надолго и сладко. А в прочем кашель тоже не даст. Раздерёт горло и заставит дрогнуть и проснуться онемевшее тело. Сжаться и повернуться на бок, чтобы не подавиться. Холод и слабость. Иногда Корбин ощущал себя паршивее трупов, недоеденных падальщиками. Им спалось крепче. И спокойнее.

***

В огромной пустой зале сразу бросилась в глаза маленькая фигурка в белых одеждах. Амелия, как назвал её старик. Девушка сидела на коленях в глубине храма у алтаря с оплывшими свечами. Она низко опустила голову и прижала руки к груди, став похожа на маленькую бесформенную кучку светлых тряпок. Разве такой вид подобает викарию? Высшему сану Церкви Исцеления? А вокруг была только темнота и тишина. И ни души. В присутствии викария ворону следовало испытывать трепет и благоговение, но… Он не чувствовал ничего, кроме отвращения, словно смотрел на прокаженного бродягу. Фальшивку. Но эта фальшивка знала, куда церковь спрятала свои сокровища… Когда он приблизился к девушке, он различил только как оборвалась тихая молитва, а затем белая фигурка рухнула на пол и забилась в конвульсиях. А потом ворон попятился, заметив, как стали вытягиваться её конечности. А из-под белого капюшона показалась зубастая пасть…

***

Руки уже выпустили серпы в тёплую кровь на полу, но всё ещё дрожали. Чудовище лежало перед ним и его белая шерсть и обрывки ткани на ней уже давно не были белыми. Грязные, почти чёрные, слипшиеся, они торчали в разные стороны и иногда ему казалось, что они всё ещё шевелятся от вздохов зверя. Но он не хватался снова за брошенное оружие. Тишина, опустившаяся на зал, казалась теперь такой неестественной. Ворон бы вовсе решил, что оглох, если бы не различил тихие голоса спутников или их шаркающие шаги. Потом окликнули уже его самого. Но он не обернулся. А только так и продолжил смотреть на огромную тушу, лежавшую перед ним. На вышитые тряпки. На золотые украшения. На то, что мгновение назад было викарием. Но ведь церковь забрала себе лучшую кровь… Чистейшую… Недоступную простым охотникам… Церковь нашла панацею… Они говорили, что даже не от чумы, а от самой смерти… Его окликнули снова и обошедшая ворона охотница даже заглянула ему в глаза. Но он не видел её. Перед глазами был только труп в луже чёрной заразной крови.