Ворон, лишённый воздуха

Корбин давно наблюдает за ней, прежде чем изящно, словно кошка, спрыгивает на брусчатку. Девушка вздрагивает и резко оборачивается. Глаза неясного цвета с огромными зрачками замирают, уставившись на охотника. Затем взгляд опускается на серпы в его руках, а потом поднимается к лицу. Он улыбается. Отмечает про себя лёгкую дрожь в её пальцах. - Какая встреча! - ворон выпрямляет спину, старается держаться открыто и непринуждённо. - Признаться, охотников на улицах уже почти не увидишь! Так что, верно, я настоящий везунчик. Она не отвечает. Снова пялится на оружие, а затем криво, фальшиво обнажает зубы в улыбке. - Д-да, пожалуй. Но вам всё-таки не стоило бы появляться так... внезапно. - Оу, прошу прощения! - он чуть кланяется. - Я вовсе не собирался пугать такую леди. Это моя работа, выслеживание добычи, научила меня так тихо ходить. На самом деле он не сожалеет. Его лёгкие наполняет тёплое предвкушение состязания. Воздух вокруг кажется сладковатым и спёртым. Всему городу не помешало бы проснуться и развеяться. - И вовсе я не напугана, - незнакомка отворачивается от ворона, но продолжает следить за ним краем глаза, прислушиваться к шелесту его плаща. Бледные пальцы крепко сжимают рукоятку складной пилы. - Тогда я рад! Кстати, чем занимаетесь здесь? Выслеживаете кого-то? - А чем ещё занимаются охотники? - И правда. Корбин выходит чуть вперёд. Осматривает улицу, чуть залитую жёлтым светом вдалеке. Тот неритмично мерцает, и тёмные стёкла домов ловят отдельные всполохи, чтобы тут же погаснуть. Необычайно живое и красивое зрелище для здешних мест. - Может, поищем добычу вместе? - легкомысленно бросает он, и охотница нервно кивает. Несмотря на чуть меньший рост и более стройную фигуру, её шаги тяжелее. Не самые удобные сапоги с тяжёлыми каблуками стучат по брусчатке, массивная пила свисает в руке почти до земли. Ещё чуть-чуть и зазвенит. Но девушка упорно не даёт ей опуститься ниже. Она втягивает голову в плечи и почти ковыляет, бесшумно принюхиваясь. Как старая злая ведьма из детских сказок. Ворон выглядит гораздо более расслабленным и гордым. Как студент, впервые вышедший за стены элитной академии в город, о котором он решительно ничего не знает, но который уже заранее презирает и готовится покорить. Этот не менее нелепый образ уже давно сроднился с ним. Наверное, вместе они занимательно смотрятся, но спросить не у кого. За углом на перекрёстке установлен огромный деревянный крест. Под ним разведён костёр, а вокруг толпятся изуродованные чумой горожане с вилами и факелами. Они смотрят на волколака, прикованного к столбу. Он кажется мёртвым. Чудовищная пасть широко разинута, с бордового языка капает вспененная слюна. Слепые глаза выпучены в никуда. Тёмная сальная шерсть клочьями торчит во все стороны, а на длинных лапах видны стёртые в мясо борозды от верёвок, которые зверь не сумел разорвать. Огонь неохотно поднимается по столбу, обнимает ноги зверя, отчего воздух сразу наполняется мерзким маслянистым запахом палёной шерсти. Стоит только раз почуять, и его уже ни с чем другим не спутаешь. Но охотница наблюдает заворожённо. Ворон невольно вздрагивает, когда мясное чучело перед ним вдруг оживает, вскидывает морду и выгибается вперёд. Челюсть висит сломанная, разинутая в крике, но ни звука не долетает до незванных гостей из-за спин собравшихся палачей. Кто-то тычет под рёбра твари вилами, тёмная кровь струйкой сбегает по плешивому животу и капает в пламя. Огонь поднимается выше. Плоть под ним чернеет и пузырится. - Думаю, нам стоит идти дальше, пока горожане не переключили своё внимание на нас, - полушепчет Корбин. Девушка, если и слышит его, не подаёт вида. Невзирая на близость костра, ворон чувствует лёгкую дрожь, ледяные покалывания пробегают по позвоночнику, словно ветер забрался под воротник. Корбин озирается и замечает в темноте переулка неподвижное чёрное изваяние. Огоньки жёлтых глаз сфокусированы на них. Зверь пригибается до самой земли, а в его подрагивающем оскале сверкает, отражая пламя, слюна. Ворон бесцеремонно хватает девушку за плечо, выводя из транса, и разворачивает к зверю. Она только вздрагивает, а потом поднимает пилу, тоже заметив оборотня. Тощие руки дрожат, ворон с легкостью читает её оцепенение. Возможно, он ошибся насчёт охотницы? Времени не остаётся, и он первый бросается во тьму переулка, выхватывая серпы. Зверь клацает челюстью даже раньше, чем совершает прыжок. Промахивается. Опытный охотник проскальзывает снизу, оборачивается и бьёт по задней лапе. Она такая сухая, что почти не кровит, оборотень взвизгивает, несколько человек в толпе оборачивается на звук. С вытаращенными глазами и высохшими губами, больше не способными спрятать зубы, горожане сами уже больше похожи на зверей, но, несмотря на это, их ненависть к чудовищам отчего-то стала только сильнее. К охотникам, впрочем, тоже. Быть может, ничего, кроме жажды крови - и неважно, чьей - они чувствовать уже не могут. - Мерзкая тварь! - рокочет кто-то, уроды хватают оружие в обе руки. Корбин бьёт оборотня всем телом, отбрасывая к стене. Девушка вскрикивает и ранит одного из ярнамитов, подошедшего слишком близко. А потом бросается в тот же переулок. Зверь отталкивается от стены и отступает. Засада не удалась, он попробует снова, когда выпадет следующий шанс. Охотница бежит в ту же сторону. Корбин решает последовать за ней. С другой стороны проход закрыли палачи, за их спиной в огонь падает крест, поднимая снопы искр. - Чуть не попались! - шутит ворон, едва нагоняя девушку. Она ему не отвечает. Корбин мрачнеет и присматривается к её фигуре. Нет, это не страх гонит незнакомку вперёд. Плечи дрожат от нетерпения. Ноги стремятся догнать. Запах горелой плоти, осевший на их одежде, звучит пожеланием доброй охоты. И ворон её понимает. Но всё же... - Мисс! - пробует докричаться он. - Мисс, а давайте посоревнуемся? Кто первый добудет этого зверя? Наконец она бросает на него молниеносный взгляд и снова оборачивается к цели. - Не утруждайтесь! - Боитесь проиграть? - Здесь хватит одного охотника! - Я уже положил начало! Спор прекращается: чтобы выдержать темп, нужно сохранить дыхание. Особенно сложно это сделать ему самому. Но жажда охоты всё ещё захватывает сильнее всего на свете. И он бежит, бежит, стараясь двигаться наравне с девушкой. Зверь скрывается от них в переулке, в другом, пересекает улицу, играючи перепрыгивает перила моста, ныряет в темноту высушенных каналов. - Вот ведь тварь! - бросает сквозь зубы охотница, с трудом повторяя путь добычи. Ворон хмыкает и старается вырваться вперёд. У него получается лучше. Он давно наловчился прыгать по крышам и карабкаться по фасадам. Девушка обиженно вскрикивает и, спотыкаясь, прибавляет ещё в шаге. - Прости, красотка, но добыча моя! - Нет! Нет! Расстояние между охотниками и зверем тает, как фитилёк свечки. Массивное чудовище с порезанной лапой начинает путаться в улочках, поворачивать в тупички и сразу же возвращаться. Уродливые патрульные с факелами сторожат незнакомые перекрёстки, в тёмных провалах окон и дверей горят глаза чудовищ пострашнее. Чужая рука хватает крыло плаща ворона и дергает назад. Он падает, явно не ожидая такой силы рывка. Боль пробегает по позвоночнику, но она не такая сильная, чтобы его парализовать. - Ах ты... - выдыхает Корбин, глядя в спину девушки. Подбирает серпы и рывком поднимается. Догнать. Он должен её догнать. Зверь забегает в тупик и на этот раз не успевает вернуться. Охотница одним взмахом раскладывает пилу, а вторым рассекает воздух перед его мордой. Оборотень щерится и отступает. Пригибается. Она успевает уклониться от прыжка. Бой закипает вновь. Корбин прибывает к месту битвы с небольшим опозданием. Смотрит, не решаясь вмешаться. Но недолго. Стоять на месте никак нельзя! Нужно попытаться зацепить зверя снова. Пила падает на плечо волколака подобно топору. Охотница дергает её на себя, брызги крови заливают одежду. Ворон подлетает сбоку, загоняет серп в живот. Чудовище пытается схватить руку с пилой зубами, рывок лезвия-полумесяца распарывает бок, останавливая зверя. Он воет, неуклюже оборачивается. - Добыча моя! - рычит охотница и снова обрушивает пилу. Тяжело поднимает и рубит. Ещё раз! И ещё! Зверь почти не сопротивляется. Охота уже больше смахивает на казнь. Корбин собирается нанести ещё удар, когда массивное лезвие крошит дорожную плитку прямо перед ним: - Что из моих слов ты не понял?! Ворон отшатывается. Отходит на три шага и замирает, наблюдая за расправой. Маленькая девушка забивает зубчатым куском железа большое чёрное животное, распластанное на земле. Крови под ним почти нет, лишь мелкие капли подлетают вверх красной пылью и с глухим треском ломаются кости. Сухое, но даже в чём-то изящное тело медленно превращается в рваный мешок с потрохами и крошевом. Удар за ударом. Тошнота подкатывает к горлу, но ворон только тяжело откашливается. Охотница внезапно останавливается и поворачивается к нему. Он вытирает перчаткой кровь и выпрямляет спину: - Что ж... Отличная охота! Признаться, из нас вышла неплохая... - Уйди. Она стоит неподвижно, точно изваяние. Зрачки, не мигая, сфокусированы на нём. Он отмечает дрожь в её пальцах. Снова? Нет, она никуда не исчезала. И тогда перед крестом тоже... Ворон выпрямляет спину и пожимает плечами: - Ох, ну если вы настаиваете... Как истинный джентельмен, я не смею отказывать дамам... Охотница не отвечает. Так и стоит, сжимая пилу. Кусочки кожи свисают с зубьев, кровь блестит на чёрном пылевике в свете уличных фонарей. Несмотря на свои слова, Корбин не спешит уходить. Опускает взгляд на труп, глубоко вдыхает. Свежеубитая тварь всегда пахнет особенно. Без привкуса сладкой гнили. Без примеси горьких испражнений личинок, проедающих себе ходы сквозь плоть. Без солоноватой слизи, склеивающей пальцы. Что-то внутри него любит этот запах, но недостаточно сильно. Впрочем, он всё равно смотрит на тело с тоской. И отходит ещё на шаг. Девушка оборачивается. Не выдерживает того же соблазна. Он подлетает к ней и бьёт ногой под колено. Она падает, ворон ловит её за воротник, а второй рукой вонзает лезвие в шею. Острие погружается легко, как в толщу масла, но стопорится, упираясь в позвонок. Скребет по кости, когда его рвут назад. Охотница не успевает даже вскрикнуть, кровь хлещет из раны, как эль из опрокинутой кружки, заливает плечи, спину и грудь. Ворон продолжает её удерживать сидящей на коленях, когда цепляет крюком живот. Рубаха трещит, но не может сдержать всегда прекрасно наточенное оружие. Корбин улыбается. - Не бойся, я не трону волколака. Моя настоящая добыча - охотники вроде тебя.

***

Он сидит возле ещё тёплого тела, копошась в влажных внутренностях. Кожа да кости, как и у зверя, что с неё взять? Разве что печень, сердце, и, может быть, лёгкие. Только рёбра ломать не хочется, нужно проявить аккуратность и потрошить постепенно. Ворон осторожно вырезает кишечник, отбрасывает в сторону. Достаёт почку, пробует на зуб. Кровь стекает по подбородку, впитывается в воротник. Пожалуй, их тоже можно съесть. - А говорил, что здоровые люди других людей не едят. Знакомый голос, всегда осторожные шаги. Корбин оборачивается и встречается взглядом с Анетой. Она всегда выглядит как перепуганный воробушек, но в глазах читается только лишь любопытство, и больше ничего. Он криво улыбается: - А это и не человек, милая. - Выглядит как человек. - Мёртвые, да. Потому что их выдают их движения. Их взгляд. Их жажда крови... Анета подходит ближе и опускается на корточки рядом с трупом. Рассматривает его, словно убитая сейчас всё это ей покажет. Но та лежит смирно изрезанная и смотрит в небо. А в неподвижных зрачках её отражается Луна. - А на вкус они отличаются? - Я не... не знаю? Корбин откладывает оружие в сторону и садится поудобнее, откидываясь назад. Задумывается, разглядывая фигуру, выпотрошенную как рыбку. Это даже и на человека теперь не очень-то похоже, даже несмотря на то, что он не хотел его уродовать и не портил ни лица, ни формы, ни даже одежду, кроме рубахи. Мясо и мясо, ничем не отличаюшееся от того, что валяется под стенами на брусчатке и гниёт на полу тесных комнат. Что разложено по гробам и брошено на съедение падальщикам. Что ещё сохранило какие-то очертания или перемолото в кашу с костями и обрывками шерсти и ткани. Просто вещь, еда, ничего большего. Ему кажется, что оно, возможно, никогда и не жило. Он просто его нашёл. - А мне можно попробовать? - Анета снова заглядывает ему в глаза. Её собственные, потусторонне-зелёные, вместе с её серыми волосами и бледной кожей, делают её похожей на привидение, из-за чего Ворон иногда сомневается даже, не грезит ли он наяву. И как она его всё время находит? - Конечно. Девушка осторожно расстёгивает задранную рубаху трупа, чтобы лучше рассмотреть разрезы. Опускает тонкие белые пальцы в раны, как кисть в краску. Ищет чего-то с интересом, словно проглоченную золотую монетку. Ворон сидит неподвижно и наблюдает. Он часто видел, как чудовища копошатся в останках, но это чем-то всё-таки отличается. Словно, несмотря на равнодушие к мёртвым, они вдвоём всё ещё видят в них какую-то красоту, которую стараются сохранить. Поэзию смерти. Что-то большее, чем торжество небытия над бытием, что-то вечное, разбитое на короткие мгновения. Жизнь словно никогда не умирает, а продолжает существование в прошлом, в которое они просто не могут вернуться. А эта странная бережная любовь к убитым дарует палачам прощение. Хотя назвать себя философом Корбин никогда не мог. Откуда в нём это? - Как ты думаешь, я чудовище? - вдруг спрашивает он. Анета замирает и задумывается. Потом качает головой. - Нет, рядом с тобой мне, наоборот, спокойнее. - Почему? - Не знаю. - Думаешь, я не могу тебя убить? - Можешь. И, может быть, даже иногда хочешь. Но не убьёшь. - С чего ты так решила? Охотница замолкает и не отвечает. Он ждёт, молчание разливается по улице, проливается лунным светом. Но не смущает. Корбин знает ответ. Он чувствует, что не сможет убить что-то настолько знакомое, сроднившееся с ним. Как нельзя убить отражение или воспоминание. Нельзя... вперёд самого себя... - Пойдём в церковь. У меня от запаха крови голова кружится. - И ты это всё оставишь? - Да и ладно. Лучше чудовищ отведать вина и хлеба. В них нет привкуса скверны. - Как в людях? - Нет, в них есть. Корбин тяжело поднимается и направляется прочь. Анета ступает за ним. Алый диск Луны провожает их взглядом сквозь сумерки.