Последствия привязанности к ещё не умершим

День 2 Минхёк угрюмо тащится вниз по ступеням, держа подмышкой свою открученную голову. Когда тот заходит, Хёну, подняв бровь, отрывается от недавно найденного ими экземляра «Руководства для недавно умерших». — Как всё прошло? Голова Минхёка хмурится, и он возвращает её на плечи, небрежно вкручивая на шею. — Никак. Этот мелкий с лицом хомяка не смог меня увидеть, — грустно пробормотал он. Хёну ухмыляется, возвращаясь к книге, лежащей на руках. — Зачем ты опять этим занимаешься? — спрашивает он, хотя уже знает ответ. — Потому что мне скучно! — восклицает Минхёк и плюхается на старый диван, стоящий напротив его бессмертного, такого же мёртвого соседа. — Потому что быть мёртвым херово, понял? Прошло двадцать пять лет, и это первые люди, которые приехали реставрации дома, поэтому я просто хочу немного повеселиться. — Тебя, похоже, веселит их нытьё, — беззлобно отвечает Хёну, переворачивая страницу. — Заткнись, — взгляд Минхёка становится ещё более сердитым. Хёну вздыхает, отбрасывает книгу в сторону и приглаживает волосы. — Смотри, всё, что я хочу сказать — это то, что они первые, кто сюда переехал за очень долгое время. Мы — призраки, которые не могут отсюда выбраться. И мы уже сейчас будем отпугивать хорошую компанию? Минхёк прекращает хмуриться и спрашивает возмущённо: — Я же не страшный? — в его голосе слышна нотка волнения, а нижняя губа немного выпячивается от раздражения. Закатывая глаза, Хёну позволяет Минхёку положить голову на свои колени и машинально гладит его по волосам. — Нет, Минни. Ты не страшный, — отвечает он, успокаивая. На секунду Минхёк перестаёт думать, сдвинув брови. — Но мы мертвы. Те, кто жив, считают нас страшными, — поясняет он. — Должно же быть ещё что-то весёлое, что мы могли бы сделать. Что-то менее… злое. Всё ещё не поднимая головы с коленей Хёну, Минхёк медленно вздыхает. — Если найдёшь, дай знать. День 7 Кихён хмурится, поднимая очки на лоб и отодвигаясь от ноутбука. — Чжухон. Два ночи, одумайся! Тут кое-кто пытается работать! — орёт он вглубь огромного дома, надеясь, что Чжухон его слышит из… оттуда, где бы он ни был. Стук, который он слышал последние несколько часов, не прекращается, поэтому он догадывается, что его обращение не дошло так далеко. Кихён поднимается со стула и, зевая, выходит из своей студии в тёмный коридор. Он всё ещё привыкает к планировке их нового/старого дома и врезается прямо в стену, которой, как он думает, раньше здесь не было, и пытается наощупь выбраться из холла к огромной лестнице. Потирая на удивление быстро возникшую на голове шишку, Кихён наконец доходит до гостиной, а затем поднимается по лестнице; грохот до сих пор не стихает. Кихён мысленно ворчит. Он любит своего соседа и лучшего друга, правда любит, но «творец» внутри него, похоже, вообще не знает границ. Как и нормального режима сна. (Не то, чтобы Кихён сам спит нормально, но не будем об этом.) Кихён перешагивает через ступеньку и быстро поднимается вверх, тут же врезаясь в очередной предмет, которого здесь не было, когда он тут проходил в последний раз. Этот предмет теплее, да ещё и дрожит. Кихён едва может разглядеть что-то вокруг, но определяет, что это Чжухон. — В доме кто-то есть, — шепчет Чжухон в следующую секунду, подтверждая опасения Кихёна. Он хочет сказать, что уже совсем поздно и пора заканчивать с этим грохотом, но вскоре до него доходит. Чжухон стоит прямо перед ним, скручивая руки и дрожа от страха. А стук до сих пор… продолжается. — Что за хуйня, — бормочет Кихён, отдёргивая руку от Чжухона, когда тот тянется, чтобы её взять. У Чжухона руки сильно потеют, когда он волнуется, что бывает довольно часто. Он ведь настоящий трусишка. Кихён вздыхает, оглядываясь вокруг, и возвращается в холл — теперь у него есть хотя бы дрожащий свет фонаря в телефоне Чжухона, который тот держит над головой, чтобы освещать путь. — Это трубы, наверное, — мычит Кихён. — Дом-то старый. Чжухон, идущий сзади, громко сглатывает — так громко, что все их соседи на расстоянии в милю, наверное, это услышали. — Нет. Я кого-то видел. Кихён закатывает глаза, сбегая вниз по лестнице и чувствуя Чжухона прямо за спиной. — Чжухон, тут никого нет. Только мы. И, может, один-два приблудившихся енота, — поясняет он, хотя знает Чжухона слишком хорошо, чтобы понимать, что его не переубедишь. — Это было привидение, — шепчет Чжухон, и это очевидно. Конечно, он верит в подобную дичь. — Да не было там никого, — огрызается Кихён, пытаясь не обращать внимания на скрипящую дверь в подвал, которая сама собой приоткрылась на дюйм сразу после его фразы. Это просто ветер, думает он. Они, наверное, где-то окно не закрыли. Кихёну интересно, смогут ли они справиться с этим домом, который купили по слишком выгодной цене. Дешёвая цена была оправдана какой-то давней трагедией — пожаром, в котором погибли люди, и рассказами о призраках, которыми пугали прошлые жильцы. Странное дело. Именно такое Чжухон любит и ненавидит одновременно — в равной степени. Он толкает дверь в подвал и тащится вниз по короткой лестнице к печи. Стук прекращается, как только они заходят на порог, но Кихён проверяет всё. Кажется, печь в норме, особенно после стольких лет работы. Никого стука быть не должно, его и нет — по крайней мере, сейчас. Отступая, Кихён бросает взгляд на Чжухона и пожимает плечами. — Думаю, что бы там не стучало, больше стучать оно не будет, — с будничным видом заключает он. Чжухон роняет челюсть на пол. — И это всё? — едва не визжит он. — Ты просто… возьмёшь и вот так всё оставишь? Кихён закатывает глаза и щипает Чжухона за щеку, заставляя того раздражённо отмахнуться. — Да. Я вот так всё оставлю, — говорит он, поворачиваясь, чтобы пойти на верхний этаж. Чжухон тащится за ним, слегка нахмурившись. Он косится на каждый тёмный угол подвала, туда-сюда водит фонариком, и выглядит это более жутко, чем он может подумать. Наверное, это всё его воображение, но ему кажется, что он видит пару глаз, принадлежащих прозрачному телу, которое убегает от резкого света фонарика. — Чжухон. Пошли, — зовёт Кихён, уже почти поднявшийся наверх. Чжухон вздыхает и сдаётся. Он в последний раз бросает взгляд в кромешную тьму, а потом разворачивается и уходит. * Минхёк вжимается в стену, Хёну зажимает ему рот рукой, чтобы тот молчал. Он рад, что ему уже нет нужды дышать, потому что сейчас дышал бы он наверняка очень громко и сбивчиво. Он глядит во все глаза на уходящих Чжухона и Кихёна, и когда Хёну удостоверяется, что они ушли, то наконец убирает ладонь с губ Минхёка и с чувством отвращения кидает прочь трубы, которыми ему нужно было стучать об пол. — Это было… не весело, — заявляет он через какое-то время. Минхёк опускается на какую-то кучу на полу, до сих пор не придя в себя. — Он меня увидел, — говорит он поражённым тоном. — Что? — Чжухон, — говорит Минхёк, не смущаясь от восторга в своём голосе. — Он меня увидел! — Который с ямочками? — Хёну хмурится. — Ага, — говорит Минхёк, хрипло смеясь. Хёну хрюкает, падая на диван. — Не позволь ему в следующий раз тебя увидеть, понял? Минхёк, всё это время державший в руках крышки от кастрюль, с улыбкой бросает их из рук. — Ага. Ни за что. — Никогда. День 11 Чжухон просыпается, на дворе давно уже день, солнечный свет струится через окно, и птички щебечут на деревьях неподалёку. Он недовольно фыркает, падая с кровати и подползает к окну, открыв только один глаз, пытается задёрнуть шторы так плотно, как только можно. Получается только с третьей попытки, и путь свету наконец отрублен. Чжухон доволен. После долгого горячего душа он чувствует себя немного бодрее. Он наконец открывает оба глаза и, насвистывая, становится на коврик в ванной, обтирая полотенцем туловище и склоняясь над раковиной, чтобы почистить зубы. Он бросает быстрый взгляд в зеркало. Неплохо, с гордостью думает. Тренировки с Хосоком начинают себя окупать. Чжухон опускает голову, чтобы выплюнуть в раковину воду, а когда поднимает голову снова, на запотевшем зеркале уже написано «ПРИВЕТ!», и внизу нарисовано улыбающееся лицо. * Визг Чжухона раздаётся эхом по всем дому и подвалу в том числе. Хёну поднимает глаза на потолок, положив книгу на колени. Проходит всего одна-две секунды, и Минхёк уже слетает со ступеней. Он именно слетает, потому что слишком спешит, чтобы просто бежать, Хёну всё понимает. Так он больше ощущает себя как сверхъестественное существо. Хёну с подозрением смотрит на Минхёка, а его вечный сосед пытается спрятать улыбку от уха до уха, на полной скорости носясь по подвалу и словно пытаясь израсходовать остаток энергии. — Мне казалось, я сказал тебе больше ему не показываться, — сухо комментирует Хёну, наблюдая, как Минхёк крутится вокруг. Он останавливается прямо перед Хёну, не перестав улыбаться. — Он меня не видел. Хёну вздыхает. День 16 — Я хочу на завтрак, наверное, вафли, — говорит Чжухон. Кихён что-то мычит в ответ и возвращается к электронным письмам. День 17 Чжухон глядит, раскрыв рот, на огромную тарелку дымящихся горячих вафель на кухонной тумбе. Кихён уже несколько часов на работе. На самом деле, работает дома один Чжухон, хотя и Кихён привык делать большую часть работы здесь. В данный момент дома только Чжухон. Он в этом уверен. Он дрожащими руками достаёт телефон, ища переписку с Кихёном. Чел… ты мне делал вафли перед уходом? Чжухон нажимает «отправить» и прожигает взглядом телефон, словно тот — тикающая бомба, и вот Кихён отвечает. Чжухон, ты перепил. Чжухон невольно вскрикивает и кидает телефон, будто ошпаренный, на тумбу рядом с вафлями. Он делает несколько шагов назад и, прищурив глаза, глядит на большую тарелку. Проверяя, реальная она или… может, призрачная. Вафельные призраки… которые прячутся в этих вафлях, приготовленные непонятно кем. Наконец, голод побеждает чувство тревоги, и Чжухон хватает вафлю с верхушки вафельной башни и полностью засовывает в рот. Он чуть не визжит от того, какая она вкусная и идеальная, сладкая и вместе с тем маслянистая. Чжухону требуется съесть ещё две вафли, чтобы додуматься, что можно взять нормальную тарелку и съесть всё остальное с сиропом и ещё большим количеством масла — что он и делает. Он слишком опьянён вкусным завтраком, чтобы заметить приведение, выглядывающее из-за двери на кухню и улыбающееся, светясь так сильно, насколько это возможно в его неосязаемом теле. День 25 Хёну захлопывает «Руководство для недавно умерших» как только можно громко, пугая Минхёка, лежащего у его ног, и пробуждая его ото сна. — Нам нужно поговорить, — серьёзно заявляет он, глядя сверху вниз на Минхёка самым серьёзным взглядом отца-призрака. — Да? — едва слышно отзывается тот, глядя на Хёну в ожидании. Хёну устраивается поудобнее. Ему не нравятся конфликты, и он, очевидно, избегает даже думать о конфликте со своим единственным собеседником, но когда-нибудь он должен был начать это. — Я прочёл большую часть этого руководства, — говорит Хёну, махая закрытой книгой перед Минхёком, — и понял несколько вещей. Минхёк садится на полу с видимым интересом в глазах. — О, правда? Например? Хёну знает, чего он ждёт. Он ждёт, что ему скажут, что так неприкрыто влюбляться в живого — это нормально, это никому не навредит, это не повлечёт никаких проблем. Но… — Ты должен перестать делать добрые дела для Чжухона, — настаивает Хёну. — Так сказано в книге. — Что? — хмурится Минхёк. — Как так? С каких пор быть хорошим — это плохо? — спрашивает он обиженно и смущённо, и боже, Хёну просто ненавидит это, ненавидит расстраивать Минхёка, но он вынужден. Он открывает книгу на шестой главе и поворачивает к Минхёку. — «Что нельзя делать, когда у вас появилась компания», — монотонно читает Минхёк, а потом поднимает щенячьи глаза на Хёну. Тот игнорирует их, потому что уже научился. Он опускает глаза в книгу и прочищает горло. — «Каких бы не было искушений, если в вашем вечном доме поселяются живые, будьте гостеприимными хозяевами», — внимательно читает Хёну, водя по строчкам пальцем. — «Однако, обратите внимание: нарушение границ приведёт только к испугу и замешательству обоих сторон». Минхёк придвигает колени к груди и кладёт на них подбородок, ничего не говоря. Хёну продолжает: — «Внимательно проследите за тем, не развивается ли у вас привязанность к живым. Это нарушение Кодекса мёртвых, статья 47». Хёну зажимает эту страницу и начинает листать книгу, в которой, как оказалось, есть ещё и содержание Кодекса. — «Статья 47», — читает он. — «Последствия привязанности к ещё не умершими». Минхёк хранит молчание. Хёну как бы невзначай бросает на него взгляд и видит, что он больше не смотрит на Хёну. Он глядит на пол под собой, нахмурив брови, но Хёну знает, что он слушает. Надеется на это. — «Последствия и влияние сформированной привязанности к кому-либо из живых, проживающих в настоящее время в вашем доме, могут быть серьёзными. Они могут повлечь следующее: изгнание из дома, потерю привилегий призраков (вплоть до перемещения в другое место жительства) или, в особо опасных случаях, испарение». Голова Минхёка вдруг поднимается. — Испарение? А это ещё что за херня? Хёну цокает языком, перемещаясь в другой раздел руководства, в словарь. — Я рад, что ты спросил, Минхёк, — говорит он, ища на странице нужно слово. — Испарение. Процесс отделения души призрака от его неосязаемого тела. — А это значит… — Минхёк хмурится ещё сильнее. Хёну вздыхает, захлопывая книгу и серьёзно глядя на Минхёка. — Это значит, что ты больше не будешь существовать. Ни в этом доме, ни на этой планете, нигде. Минхёк, судя по виду, вот-вот расплачется, но он не может плакать. Ни один призрак не может. — Поэтому я должен… — Как и раньше, просто наблюдать за Чжухоном и Кихёном… — продолжает Хёну. — Как и раньше, просто наблюдать за ними и всё остальное? — тихо говорит Минхёк. Рот Хёну сжимается в тонкую линию. — И всё остальное. День 27 Кихён кричит. Даже ревёт, скорее. Орёт даже, и орёт так громко, что Чжухон пробуждается от глубокого сна. Он вскакивает с кровати как можно быстрее, выбегает из комнаты и спускается в холл, где спит Кихён. Дверь заперта, потому что Кихён всё ещё очень печётся по поводу личных границ несмотря на то, что они уже много лет дружат и до этого жили по соседству в разных квартирах и даже в доме. Чжухон быстро барабанит в дверь, крича сквозь толстые доски. — Кихён! Ки, ты там как? Что происходит?! — отчаянно орёт он, слыша, что теперь Кихён вопит уже как-то совсем истерично. Чжухон, придя в совершенный ужас, оглядывается вокруг в поиске чего-нибудь, чем можно было бы сломать дверь, раз уж на то пошло. Он готов уже разбежаться и врезать по двери ломом, который нашёл неподалёку, как вдруг слышит щелчок дверного замка, и дверь открывается. Резко развернувшись и забыв даже вдохнуть, Чжухон вбегает в комнату Кихёна — из-за паники у него вылетело из головы, что он, в первую очередь, хотел удостовериться, всё ли в порядке с его другом. Такое с ним часто бывает в последние годы. Ворвавшись в комнату, Чжухон уставляет глаза в пол, чтобы дать себе подготовиться перед тем, как взглянуть на то, что он собирается увидеть. Он делает глубокий вдох и поднимает глаза. Кихён стоит в пижаме на своей кровати, тяжело дыша, сжимая руками свои плечи и глядя примерно в то место, где стоит Чжухон. Чжухон там ничего не видит. Он, не закрывая дверь, проходит вглубь комнаты. — Ки… — Стой! Не двигайся. Ты провалишься! — надрывно кричит Кихён, выставив дрожащую руку перед собой. Чжухон видит, что она указывает в середину комнаты. Он потирает глаза и смотрит на пол. Там те же доски, что и и те, которые были, когда они переехали сюда около месяца назад. Ничего, куда можно было бы провалиться, хотя Кихёну, похоже, так не кажется. — Ки, — снова начинает Чжухон, — что происходит? Кихён снова сдержанно всхлипывает, и Чжухон видит, как у него медленно закатываются глаза, а потом возвращаются в нормальное положение, начинают дрожать ресницы, и из глаз катятся слёзы. Чжухон продолжает смотреть, окаменев от ужаса и шока, а Кихён наконец падает обратно на кровать, хватается за голову, словно пытаясь собрать себя по кусочкам. Сглотнув, Чжухон пересекает комнату и садится на кровать напротив Кихёна. Обычно его сосед не демонстрирует открыто свою привязанность, но теперь он сворачивается на руках у Чжухон, вжимается мокрым лицом в его футболку и беспомощно дрожит. Чжухон понятия не имеет, что делать, но поглаживает его руку в попытке успокоить, и это, похоже, помогает, хотя его мысли бешено летают в голове, пока он пытается понять, что за хуйня творится. Через некоторое время Кихён начинает что-то мычать в его футболку, и Чжухон немного отстраняется, всё ещё придерживая Кихёна, чтобы тот не думал, что он уходит. Он не собирается никуда уходить. — Ну? — осторожно подгоняет Чжухон, и Кихён глубоко вздыхает. — Там была дыра, — повторяет он, устремив невидящий взгляд в середину комнату. — Дыра? — спрашивает Чжухон, чтобы убедиться, что услышал правильно. Из головы пропадают все мысли. Кихён кивает. — Я проснулся, а потом услышал такие звуки, словно пол осыпается и разверзается земля, а когда я открыл глаза, там была дыра, и из неё шёл зелёный свет, и я слышал оттуда чей-то рёв. Слышал, Чжухон. Чжухон морщится. У Кихёна всегда был страх провалиться под землю, в люки, во всякие решётки, и да, перед ним уже не раз разверзалась земля, готовая его поглотить. — Это был кошмар, Ки, — говорит Чжухон, пытаясь сохранить ровный и спокойный тон. — Я видел, что ты проснулся, честное слово. Там не было дыры, — он обнимает друга крепче. — Она тебе привиделась. Кихён вздыхает, шмыгая носом. — Блять. Ладно, ты прав. Прошло много времени с тех пор, как я последний раз с таким сталкивался, — говорит он всё ещё напряжённым после воплей голосом. — Ага, — соглашается Чжухон. Он смотрит на дверь, всё ещё раскрытую, потом — на Кихёна, и аккуратно предлагает: — Может, я посплю здесь сегодня, а? Один раз оставим дверь открытой. Он ожидает, что Кихён будет возмущаться, особенно насчёт двери, но тот не говорит ни слова. Он просто устало падает на кровать, сворачивается клубком и тянет Чжухона за руку. Кихён уснул за двадцать минут. Чжухон не мог уснуть дольше, глядя в темноту комнаты. Думая, увидит ли ещё раз те глаза, которые уже видел однажды. * Минхёк падает на диван в подвале, не глядя на Хёну. Хёну всё понимает и не начинает разговор. Он слышал крики Кихёна. Проходит несколько минут прежде, чем Минхёк начинает говорить, но когда он начинает, то говорит тихо. Почти пристыженно. — Там… это я был. Доволен, сатанист? — Нет, вообще не доволен, — вздыхает Хёну. — Нам просто нужно через это пройти, Минни, — говорит он, пытаясь звучать хоть сколько-нибудь позитивно, но зная, что, по большей части, провалился. — Как знаешь, — мычит Минхёк. Хотел бы Хёну, чтобы мёртвые умели спать. Ему бы сон пригодился. Хотя бы на сорок-пятьдесят лет. День 29 — Минни, там просто несколько насекомых. Несколько маленьких страшных ползучих тварей. С ним всё будет нормально, — бормочет Хёну, идущий в студию Чжухона. Минхёк медленно идёт за ним, скрестив руки на груди. Он не хочет этого делать. Он не сможет этого сделать, поэтому этим займётся Хёну. И всё же Минхёк настоял на том, чтобы пойти тоже. И это не садистическая потребность увидеть испуганного (снова) Чжухона. Он просто… хочет его защитить, если это понадобится. Он знает, что не должен. Умом он это понимает. Но сердцем?.. Это уже другое. В отличие от Кихёна, Чжухон всегда оставляет дверь студии открытой, когда работает. Минхёк иногда любит за ним понаблюдать, поглядеть, как он заботливыми движениями вылепливает скульптуры из глины. Поглядеть, как он делает красивые вещи из уродливых. Хотел бы Минхёк уметь так же после смерти. Хёну стоит по одну строну двери, а Минхёк — по другую. Их взгляды встречаются на миг, а потом Минхёк смотрит в другую сторону. Хёну выглядит смиренно и вместе с тем решительно, зная, что его ничто не остановит. Минхёк всё ещё смотрит в другую сторону, когда вокруг становится холоднее и звучит голос Чжухона — «чтозззахуйня», и Минхёк выглядывает, наплевав на указы. Стул Чжухона царапает пол, когда он отъезжает на нём назад, капая глиной с пальцев. Незаконченная скульптура заваливается назад, и Минхёк получает возможность свободно наблюдать за тем, что происходит. Тараканы, большие, и толстые, и чёрные, и безмозглые — лезут из медленно раскрывающейся трещины, расползаясь по изделию Чжухона, но Минхёк на них не смотрит. Он уныло следит за Чжухоном. Его глаза раскрываются шире и шире, челюсть падает вниз, и Минхёк думает, что сейчас раздастся крик, но всё оказывается хуже. Минхёк глядит и понимает, что Чжухон не может закричать. Он видит, как Чжухон падает со стула, разинув рот в ужасе, и ползёт по полу в попытке скрыться. Минхёк мрачнеет. Так быть не должно — совсем не должно, одним чувством вины не отделаться за то, что его заставили напугать до смерти того, о ком о заботился, как мог. Минхёк продолжает смотреть и замечает секунду, когда на лице Чжухона вместо паники появляется дикий страх, и он всё понимает. Понимает прежде, чем из глаз Чжухона катятся слёзы и тот выпускает не крик, не вопль, от которого кровь в жилах стынет, а сдавленные всхлипы — понимает, что они зашли слишком далеко. Они дёрнули тот нерв, который дёргать было нельзя. — Хёну, остановись, — шипит Минхёк, ударяя Хёну по руке. Тот стоит с закрытыми глазами, сосредоточившись на деле, но, почувствовав руку Минхёка, хмурится. — Минни, уже почти всё, — шепчет Хёну. — Он действительно напуган, — настаивает Минхёк и поднимает руку, чтобы дотянуться и как-то помочь, перешагивает через порог, но потом отступает обратно, дальше, всё дальше, бесполезный, даже хуже, чем бесполезный. Чжухон забивается в угол студии, прижав колени к груди и накрыв голову руками, и Минхёк слышит его всхлипы, и это уже слишком, они очень резко всё это начали, и он уже не хочет, и… — Минхёк, назад! — кричит Хёну, и тогда Минхёк понимает, что стоит на пороге студии, пожираемый тревогой и желанием сделать хоть что-нибудь, чтобы Чжухон успокоился. Он не обращает на Хёну внимания, пока не слышит вздох за спиной, за порогом, и в этот момент насекомые, заполонившие все углы студии, разом исчезают, как и сам Хёну. Минхёк шумно выдыхает и сразу спешит к Чжухоном. — Эй, — тихо говорит он, пытаясь звучать успокаивающе. — Эй, всё хорошо. Чжухон вскидывает голову, и глаза у него все в слезах, глаза делаются ещё шире, когда он впервые видит Минхёка, по-настоящему видит, а не просто замечает белые пятна и холод, с которым Минхёк улетал. Он всё ещё не двигается, глядя на Чжухона, а тот глядит на него, и долгое время оба не говорят ни слова. * — Мы погибли в этом доме, — говорит Минхёк Чжухону, позволив их плечам на долю секунды соприкоснуться. Если он достаточно напряжётся, то сможет ненадолго сделать это, совсем на чуть-чуть, пока ему не станет слишком тяжело и он не вернётся в неосязаемую оболочку. — Что произошло? — спрашивает Чжухон, потирая глаза. Минхёк рад, что он уже не выглядит таким напуганным от мысли о призраке. Он старается не думать о том, что страх, возможно, у него из-за того, что он только что столкнулся с теми, кто пугает в тысячу раз больше, чем Минхёк. — Пожар из-за электрики, — вздыхает Минхёк, уставив взгляд в стену. — После того, как мы окончили колледж, нам арендовал этот дом семья Хёну. Мы прожили здесь всего несколько месяцев. Хёну, как всегда, спал как мёртвый, — Минхёк замолкает, а потом коротко смеётся из-за случайно вырвавшегося каламбура. — Я был снаружи, с чем-то копался на заднем дворе. Я поспешил внутрь, чтобы вытащить его, но… никто из нас не выбрался, — заканчивает он, стараясь звучать позитивно. Чжухон шмыгает носом, уставив на Минхёка такой внимательный взгляд, что тот покраснел, если бы мог. — И теперь вы здесь. — И теперь мы здесь — думаю, навечно, — подтверждает Минхёк, кивая. — Прошло двадцать пять лет, и это руководство появилось в тот момент, когда приехали вы… Он замолкает, махнув рукой вперёд, и в пальцах появляется «Руководство для недавно умерших». — Тут говорится, что дружить с новыми жителями — это плохо. Это может нехорошо обернуться для всех, — говорит Минхёк, хмурясь. Он бросает книгу в протянутые руки Чжухона, и сам не понимает, почему так удивлён тем, что это реальная книга, что Чжухон может её держать и листать с таким же успехом, как Минхёк или Хёну. Он показывает Чжухону все главы, которыми его нарядил Хёну, все главы, которые заставили его почувствовать опасность и вину. Чжухон тихо читает, перемещаясь по главам, и Минхёк почти забывает себя, глядя на него. Чжухон красивый, думается ему, странно красивый. Из-за этой красоты ему становится больно и хочется получить больше, чем он может иметь. — Прости, — тихо бормочет Минхёк, прожигая взглядом профиль Чжухона. — Мы не думали, что так вас напугаем. Чжухон кривит уголок рта, продолжая читать, и пожимает плечами. — Да всё норм. У меня просто траблы с насекомыми, — говорит он с притворной небрежностью, и Минхёк готов поклясться, что здесь таится что-то посерьёзнее, но он не заставляет Чжухона об этом рассказывать. Он наматывает на ус и надеется не забыть. Они сидят так ещё немного, и вот Чжухон выводит Минхёка из мыслей, ткнув пальцем в страницу и крикнув: «Ага!». Минхёк несколько раз моргает, пытаясь сфокусироваться на странице. Он ведёт взгляд вниз, к пальцу Чжухона, а затем читает вслух: — «Возможен способ безопасной дружбы с жильцами вашего вечного дома без предполагаемых последствий и наказания». Минхёк старается не обращать внимания на то, как сжимается от надежды его несуществующее сердце. — «Если данных жильцов удастся убедить добровольно выехать, необходимость в запугивании пропадёт, и если данные жильцы смогут привести взамен новых, тогда настоящие хозяева дома получат свободу выходить и идти куда им угодно, а также возможность видеть и при необходимости взаимодействовать с каждым недавно умершим в рамках физики». Боже, эта книга утомляет Минхёка. Кто вообще так разговаривает? Минхёк вздыхает и просит Чжухона: — Переведи. Тот беззлобно хихикает и улыбается. — Это буквально значит, что если мы съедем и заставим кого-нибудь сюда въехать, у нас всё будет хорошо. Мы сможем вместе тусить, если я буду приезжать в гости. Минхёк открывает рот и коротко вздыхает, раскрыв глаза. — Как думаешь, ты сможешь заставить Кихёна съехать? — спрашивает он. — Я знаю, что он в это всё не верит. Он не верит в нас, — говорит Минхёк и от этих слов ему, на удивление, не становится грустно. Мысль о человеке, который не верит в существование загробной жизни, ничего в нём не вызывает. — Ки, может, и не верит в призраков, но он понимает, что с этим домом что-то не так, — смеётся Чжухон. — Сомневаюсь, что мне будет сложно убедить его найти какое-то другое жилье. — Какое-то неподалёку, — подсказывает Минхёк, и Чжухон, немного поразмыслив, кивает. Подумав ещё, Минхёк продолжает: — И знаешь ли ты кого-нибудь, кто захотел бы сюда переехать? Кого-нибудь, кто, — он сглатывает, с волнением и сожалением вспоминая о том, что они с Хёну делали, коротая свою призрачную жизнь. — Кто не слишком испугается? Чжухон некоторое время молчит, а потом начинает улыбаться. — Да. Думаю, знаю. День 43 Агент по недвижимости спускает очки на нос, исследуя контракт о покупке дома, лежащий перед ней. Она, не веря своим глазам, смотрит на пару молодых людей, сидящих по другую сторону стола. — И вы уверены, что вам будет комфортно в этом доме? Даже несмотря на все предупреждения и информацию, которую я вам предоставила? Тот, что более общительный, энергично кивает, сжимая руку своего тихого возлюбленного. — Именно так. Мы с Хёнвоном просто в восторге от этого места. Мы ждали подобной возможности уже очень долго. Агент по недвижимости фыркает с той стороны большого дубового стола, будучи до сих пор озадачена всей ситуацией. — Ваши друзья съехали и расторгли договор, потому что сочли этот дом непригодным для жилья, Мистер Им. Чангюн перемещает глаза к паре призраков, парящих над диваном в углу комнаты, а потом вновь смотрит на агента. Одарив её тёплой улыбкой, он осторожно подбирает слова: — У нас не будет проблем, я вас уверяю. Вы видите нас с Хёнвоном? — говорит Чангюн убедительным тоном, на миг переглянувшись с парнем. — Мы не верим в приведений, — заключает он, стрельнув глазами в Минхёка.