Удобнее, чем кажется

Из спальни доносится кашель. Настолько наигранный, неправдоподобный и намеренно слишком громкий, что хочется выплюнуть горький черный кофе и рассмеяться. Арсений сглатывает. Он всё-таки актёр, и эмоциями управлять умеет, в отличие от некоторых. А ещё он — дизайнер (не самый известный, но все же!), которому иногда поступают абсолютно сумасшедшие и эксклюзивные предложения. Вчерашнее короткое приглашение в тонком черно-золотистом конверте — лишь тому подтверждение. Поход в люксовый салон обуви — залог приятной субботы, полноценная коллаборация с ними — мечта, которой видимо суждено сбыться. Видимо. Единственное условие сказочного предложения — Шастун. Не понятно, то ли хозяин салона сам является шиппером, то ли просто хочет привлечь большую аудиторию… В любом случае приходится Арсению несладко. На уговоры Антона влезть во что-то кроме кедов и кроссовок и так уходит прилично времени, а чтобы убедить добровольно ехать и примерять непривычную обувь наверняка бы ушли дни. Хорошо, что Арсений актёр. — Нет, ни за что, блять! — Ну чего кипишь, — голос Попова негромкий, а рука поглаживающая бедро действует весьма успокаивающе, — никто же не заставляет тебя в этом ходить. — А я бы и не стал! Оно узкое все и давит, зачем вообще кто-то над собой так издевается? — Предела возмущениям Антона, кажется, просто не существует. — Да и если бы не хотели, чтобы носил, не звали бы. — Шаст, ну может они хотят, чтобы ты просто там покрутился, пару фоток сделал, какую-то рекламу. Ничего ведь ещё даже не обсуждали, — рука поднимается выше по бедру, мягко поглаживая нежную кожу на внутренней части бедра, почти касаясь кромки трусов. — Все равно какая-то хуйня, Арс. Ну какая из меня икона стиля? — Антон говорит уже чуть спокойнее, внимательно наблюдая за рукой Попова. Отрицание и гнев пройдены, наступает время торгов. — Я тут подумал, а если придумать стоп-слово? — Арсений уже беззастенчиво поглаживает член партнёра через тонкий слой нижнего белья. Антон удивлённо вскидывает бровь. Разговор подозрительно быстро меняет русло. — Я имею в виду… Если тебе что-то не будет нравиться, — ласки умелых пальцев чуть ускоряются, заставляя Антона прогнуться и поерзать бедрами, — в салоне, если будет неудобно, неприятно или дискомфортно, ты просто скажешь его, и я остановлюсь, — рука действительно резко исчезает, от чего Антон разочарованно простанывает, — а потом разрулю ситуацию так, чтобы всем снова было хорошо… Длинные пальцы плавно проходятся от солнечного сплетения вниз, до дорожки мелких темных волосков внизу живота, а после забираются и под резинку трусов. — И что же за слово? — уточняет Антон, наконец ловя взгляд Арса. — Ну не знаю. Как насчёт стоп? — На полном серьёзе предлагает Попов, чуть наклоняясь для поцелуя. — Неплохо, — тянет Антон, задумываясь, — я согласен, если это начнет работать незамедлительно. — Конечно, — Арсений кивает, делая вид, что понимает, к чему ведёт Шастун, выдвигая это условие. — Что ж, тогда стоп, — с улыбкой, зеркалящей самого Арса несколькими минутами ранее проговаривает Антон, медленно отстраняя от себя руку Попова. Мужчина послушно замирает, ожидая дальнейших комментариев. — Хочу тебя снизу сегодня. Как там обычно говорят? И рыбку съесть и на хуй сесть? У Попова определенно джекпот. Улыбаясь событиям прошлой ночи и отпивая ещё кофе, Арсений вновь слышит наигранный кашель. Упертый этот Шастун все же. Ничего не поделаешь, надо идти и разоблачать, иначе «рыбка» может и обломиться. В машину Антон садится с всё ещё поджатыми губами. План притвориться больным и остаться дома был обречён на провал с первого, осуждающе-хитрого, взгляда Арсения, вернувшегося в спальню. Менее обидно от этого, однако, не становилось. — Стоп, — Антон заявляет прямо посреди дороги, — кофейня. — Шаст, не наглей, ты отказался от завтрака сам, — тянет Арсений, всё-таки притормаживая перед поворотом. — Но ты обещал, — знает на что надавить, скотина. Попов не слишком аккуратно паркуется и выходит из машины. Спросить, будет Антон сегодня ла́тте или латте́ он не удосуживается. Шастун тут же открывает Инстаграм. И нет, не чтобы похихикать над котиками в рилс, или лайкнуть несколько фоток друзей. Он заходит на страницу бренда, уже почти привычно. Порывы посмотреть, с чем же ему возможно светит коллаборация начались сразу с объявления этой новости, однако дальше пары постов мужчина продвигался едва-едва. На всех фотографиях профиля были либо «пидороватого вида ботинки» — вникать в реальные названия у Шастуна не было ни времени, ни желания — либо «что-то похожее есть у Арса и я не представляю как он это носит». Определиться какой из двух видов обуви был хуже до открытия водительской двери Антон не успел. Кофе — до неприятного сладкий, почти как улыбка Арсения, когда они паркуются уже у салона. Шастун старается не выдавать себя кислой миной, но, наверное, надо быть совсем придурком, чтобы не понять, что чувствует он себя не в своей тарелке. Почти полный картонный стаканчик отправляется в мусорку у двери. — Стоп, — как только Арс берется за ручку. — Тох, ну прям здесь заднюю дать решил? — Попов смотрит чуть разочарованно, но останавливает руку, не предпринимая попыток зайти наконец в салон. — Нет, просто проверяю, работает ли, — ложь Антона звучит куда правдоподобнее, чем выглядит его улыбка, — заходи. — Только после вас. Арсений то ли играет в джентльмена, то ли просто напросто издевается, делая жест настоящего швейцара. Из пошутить про то, что дамы заходят первыми и послать Попова со всей его дизайнерской хуйней куда подальше, Антон выбирает прикусить язык и зайти наконец в салон. Быстрее начнёшь — быстрее кончишь, или как там. В первые секунды до ужаса банальное «вау» проносится даже в голове Антона. Обувь на картинках в Инстаграме — это конечно круто, но видеть все пары в одном месте, на красивых, дорогуще-стеклянных витринах — куда более впечатляюще. Сам по себе салон — совсем не то, что представлял себе Антон. Никаких душных старичков, никаких высоких деревянных полок и уж точно никакой пыли. Светлое, просторное помещение, несколько стеллажей, большой приятно-фиолетовый пуфик в центре, рядом с кофейным столиком. Кассы нет, конечно. Платят за всю эту красоту где-то в другом, более приватном месте. Атмосферности салону придает лёгкий запах кожи и кофе. Последний, как кажется Антону, исходит от него самого. Их уже встречает кто-то из представителей бренда и Виктория, менеджер бренда Попова. С, кажется, искренней улыбкой, первый предлагает осмотреться на месте. Шастун даже головой покачать не успевает. — А может вы проведёте нам какую-нибудь экскурсию, — Арс говорит спокойно, но явно трепещет внутри. Дорвался наконец до призвания. По крайней мере именно такая мысль долбится в голову Антона не первый день. Он таскается за Поповым и «экскурсоводом», стараясь максимально вникать в происходящее. От обилия дерби, брогов, лоферов и других умных слов для почти одинаковых пар обуви Антона начинает подташнивать. Он до последнего убеждает себя, что с отсутствием завтрака это не связано никак. Арсений же буквально летает от полки к полке. Он обращает внимание на шнуровку, подолгу засматривается на перфорации и, кажется, даже обсуждает союзки. Надежды на быстрое завершение встречи остаются где-то рядом с утренним латте. — Антош, — голос Арсения, вытаскивающий из размышлений, такой же мягкий, как и лёгкое касание запястья, — хочешь попробовать? — А надо? — неуверенно уточняет Шастун, осматривая пару, на которую показывает Арс. — Ну тут вроде как всё по обоюдному согласию, — то, что обувь уже в руке Попова, говорит об обратном. — Ладно, давай. Они подойдут вообще? — В какой-то мере, — представитель компании, имя которого так и не может закрепиться у Антона в голове, отвечает раньше Арсения, — конечно, эта пара сделана не на заказ, не по вашим меркам, но по размеру должно совпадать. Шастун почти прикусывает язык, чтобы случайно не передразнить избыточно важный, деловой тон. Он в два шага приближается к пуфику и плюхается на него. Антон крутит обувь в руках, пытаясь понять, как вообще к ней подступиться. Это ж вам не найки, наверняка нельзя просто расшнуровать посвободнее, а потом надевать, даже не развязывая, тут особый подход. — Помочь? — спрашивает, к счастью, Арсений. Антон отвечает невнятным звуком, стягивая те самые свободные и комфортные кроссовки. Попов медлит и действовать приходится самому. Первым делом Шастун пытается чуть ослабить шнуровку кажется-оксфордов. Взгляд Арсения почти физически ощущается на пальцах и те перестают слушаться окончательно. — Давай, — голос гораздо ближе, чем Антон ожидал. Он поднимает голову и видит Попова буквально в нескольких сантиметрах от себя. Шастун двигается, освобождая больше места. Рядом никто не приземляется. В следующий момент Антон почти жалеет, что не сможет пересматривать на повторе то, как Арсений опускается перед ним на колени. — Ножку? — тихо, почти шепотом, но с той самой улыбочкой, которая не несёт за собой ничего хорошего. Шастун не сопротивляется ни когда ему помогают влезть в тесную, но неожиданно мягкую обувь, ни когда знакомые пальцы осторожно проходятся по щиколотке, задевая косточку, обводя по кругу, чуть задирая штанину широких джинсов и, как бы невзначай, поправляя перекосившуюся резинку носка. Он лишь оглядывается по сторонам, замечая, что где-то возле очередной витрины ведётся оживленный спор относительно подходящей модели. Отсутствие внимания к ним не остаётся незамеченным и для Арсения. Иначе как объяснить лукавый взгляд и вторую руку, поднимающуюся уже по бедру. Антон краснеет слишком явно, и щека, коснувшаяся колена, явно не помогает ситуации. — Арс, — Шастун то ли шепчет, то ли шипит, — стоп, хватит. Тут же люди, — последнее чуть неуверенно, ещё раз оглядываясь. Руки, однако, тут же исчезают. Попов помогает и со вторым оксфордом, осторожно, очень бережно подтягивая шнуровку. Тесно. Мягко и жарко, невероятно приятно, но в тоже время чуть стыдно и дискомфортно. И все эти слухи про эмоциональный диапазон как у зубочистки — полнейший бред. — Арсений, что думаете? — про них наконец вспоминают. — Повторюсь, я полностью согласен. И на рекламную фотосессию, и на футболку, — Попов улыбается во все тридцать два, но вставать, кажется, так и не собирается. — Тогда можем составлять и подписывать бумаги, — Виктория заполняет короткую паузу, уже шурша чем-то в сумке. Антон искренне старается следить хотя бы за этим разговором, но рука Арса вновь накрывает щиколотку. На этот раз цепкие пальцы стремятся вниз, проходятся по швам на обуви, повторяют шнуровку, легонько надавливают повыше твердого задника. И нет, Шастун не какой-то фетишист, или извращенец. Ему, кажется, это все вообще нравиться не должно. Только вот почему-то приходится прикрываться свободной рубашкой и провожать нескрываемо радостным взглядом удаляющихся из комнаты людей. — Попо-ов, — всё ещё тихо, потому что стены тут наверняка тонюсенькие. — Что-о? — в той же манере, почти дрязнясь. — Ты чего творишь? — Никто ведь не смотрел даже, — все же невинный взгляд снизу вверх, из-под длинных ресниц, — и тебе нравится, — только улыбка выдает неладное. — Пожалуй даже слишком, — Шастун в очередной раз тянется, чтобы поправить рубашку. Его рука фланелевой ткани так и не касается. Вместо этого пах накрывает уже чужая. От простого движения Антон плавится ещё сильнее. Он ёрзает на злополучном пуфике, стараясь то ли потеряться, то ли уйти от прикосновения. — Что, не нравится рука? — удивление Попова не искреннее, наигранность выдают совсем немного приподнятые брови, — могу заменить ртом. — Арс, ты точно сошел с ума, — Антон повторяет движение, теперь уже слишком очевидно ёрзая. — Да, но я не слышу стоп-слова, — ремни Шастун вне спальни не уважает, — а молчание, как известно, — пуговица и молния джинсов поддаются как никогда быстро, — знак согласия, — белье решительно сдвинуто. Антон не уверен, замолкает ли Попов потому, что закончил фразу, или потому, что мягкие губы уже накрывают головку члена. Он больше не сдерживается. Окольцованные пальцы зарываются в темные волосы, направляя ниже. За нетерпеливость Шастун тут же получает царап коротких ногтей прямо над щиколоткой. Он сдерживает стон, лишь тихо поскуливая и закусывая губу. Уже в следующую секунду рот снова приоткрывается от шумного выдоха, ведь Арсений наконец начинает двигаться. Он проходится языком по головке и наконец опускается ниже, вбирая член почти до половины. Дыхание сбивается окончательно, а пальцы путаются в волосах от того, как пошло Попов смотрит прямо в глаза, медленно посасывая, вбирая каждый раз все глубже и глубже. Он придерживает член у основания одной рукой, помогая себе, так же медленно водя пальцами вверх и вниз. Свободная рука все также остаётся на щиколотке, то игриво щекоча, то мягко надавливая. И, кажется, за столько лет вместе, все особые точки на теле уже изучены, но почему-то именно в этот день Антона ведёт от подобных манипуляций. Глаза прикрываются сами собой, а стоны становятся едва сдерживаемыми, когда Арсений ускоряет движения. Шастун мечтает застыть в этом состоянии тотального наслаждения, однако собственный организм с ним не согласен. — Арс, Арс, — сбивчивым шепотом произносит он, беспорядочно шаря руками по плечам, пытаясь хоть как-то потянуть на себя, — я же так… Стоп. — последнее звучит на выдохе-полустоне. Синхронно с этими словами, самый кончик языка проходится по уздечке, пальцы крепко сжимаются вокруг щиколотки, а все другие движения останавливаются. Слишком поздно. Слишком много всего. Шастун распахивает глаза и прогибается, изливаясь прямо в рот Арсения. Попов отстраняется плавно, облизывает губы и снова пытается поймать взгляд Антона. Все ещё затуманенный и потемневший. — Блять, — очень коротко и ёмко. Молния джинсов застёгивается теми же руками, что расстегнули её чуть ранее, — это пиздец, — Арс не сдерживает смешок. — Понравилось? — наконец поднявшись с колен и устроившись на пуфике рядом, уточняет Арсений. Вопрос, конечно, риторический. Тем не менее Антон выдает очередной невнятный звук и почти наклоняется за поцелуем. Дверь из кабинета открывается довольно громко. Не ясно, сколько слышала женщина, представившаяся секретаршей, и специально ли она делает всё чуть громче, чем этого требуется. Уточнение и утверждение договора затягивается, а потому им предлагают кофе и воду. Когда секретарша приближается, Арсений непринужденно закидывает ногу на ногу. Только теперь Антон замечает насколько тот возбуждён. Пальцы Попова мелко подрагивают, когда он тянется за стаканом воды. Волосы растрепаны, обычно бледные щеки тронуты румянцем. Кажется, произошедшее взволновало Арса ничем не меньше Антона. Впрочем, и сам Шастун вряд ли выглядит намного лучше. Он поднимается и осматривает себя в зеркало, подмечая и покидающую комнату секретаршу. В зеркале — типичный Антон после секса. Растрёпанный, но довольный. Взгляд невольно скользит вниз и наконец останавливается на оксфордах. Все таких же тесных, не слишком удобных, но, черт возьми, красиво смотрящихся на худых ногах. Кажется, это подмечает и Попов, отставляя опустошенный стакан, устраиваясь на пуфике удобнее и осторожно сжимая член прямо через тонкую ткань брюк. Шастун оказывается рядом буквально в один шаг. — Стоп. — Тон уже не такой игривый и шутливый, как прошлые несколько раз. Теперь это больше похоже на приказ, особенно если принять во внимание ногу, опустившуюся на бархатное сидение в опасной близости от паха Арсения. Он тяжело сглатывает и действительно останавливается, после чего поднимает затуманенный взгляд, и кусает губы. — Продолжай, но медленно, — в том же тоне. С брюками Попов ковыряется чуть дольше, чем с джинсами, но белье поддается все так же просто. Когда он наконец касается перевозбужденного члена, спина прогибается будто сама собой. Антона снова ведёт от одного взгляда на Арсения, от одной мысли, что тот настолько возбужден именно из-за него. Рука Попова двигается медленно, точно так, как двигал бы ей сам Антон. Дыхание сбивается, а взгляд так и не поднимается от кожаной обуви. В попытке раздразнить ещё сильнее, Шастун ведёт ногой, задевает самым носком оксфордов яички Попова прямо через нижнее белье. Состояние последнего явно было оценено неправильно. Ведь от лёгкого прикосновения Арсений весь сжимается, зажмуривается и наконец кончает с тихим стоном. Пара белых капель падают на обувь. Антон смотрит на них пару секунд, а после обтирает об обивку пуфика, боясь, что на дорогущей коже могут остаться следы. Он устраивается рядом с Поповым, и моментально оказывается вовлечённым в поцелуй. Горячий, чуть грубоватый, максимально чувственный. — Эй, эй, стой, — с улыбкой произносит Шастун, плавно отстраняясь, — нам тут и одного раунда достаточно, прибереги остальное до дома. Попов лишь улыбается и отводит взгляд, тщетно пытаясь поправить волосы. «И когда таким скромным стал…» — проносится в голове, пока Антон передает Арсу салфетки, так кстати оказавшиеся на подносе, а себе берет маленькую чашечку с кофе. *** — Как думаешь, у них есть камеры? — неуверенно, уже за дверью салона, с документами в одной руке и пакетом с потрясающей парой челси в другой, спрашивает Антон. — А что, хотел бы забрать записи для личного архива? — звучит в ответ с такой привычной Арсеньевской ухмылкой. — Нет, просто хочу знать на что рассчитывать в следующий раз. От удивления одна бровь ползет вверх. Вот тут искренне. — И да, я хочу вернуться когда-нибудь. Кофе у них вкусный, обувь красивая и пуфик удобнее, чем кажется. Арсений чувствует маленькую победу. Надежда, что одну из пар найков всё-таки заменят оксфорды, вызывает мурашки.