На пару градусов южнее Песчаной Смерти

***

Каракура.

      Ичиго тихо опустился на обломки бетона и асфальта, покрывшие аллеи, проезжую часть и бывшие дворы неравномерным слоем, внушающим отголоски тоски и отчаяния. Знание того, что жители Каракуры не пострадали и сейчас находятся в другом измерении не слишком помогало прогнать возникающие при взгляде на полную разруху эмоции. Зашуршали кусочки строительного материала, ранее бывшего частью дома, когда Куросаки пристроил на бетонную плиту бессознательного отца, и мрачная решимость при взгляде на истощённое, покрытое капельками пота лицо колыхнулась внутри него тяжёлой волной, потеснив глухое отчаяние. Они бились и страдали не зря. Новая техника, которая могла уничтожить даже бога, требовала от Ичиго всей духовной силы без остатка и отнимала возможность восстанавливать её в будущем. Один точный, один единственный удар страшной силы, который убьёт либо Айзена, либо Ичиго. А значит, надо было вывести врага из себя, заставив его показать максимум духовной силы, а после сразу ударить.       Ичиго поднялся медленно, будто поднимая на плечах всю тяжесть затопленного внутреннего мира и пропитываясь его холодом, прекрасно осознавая опасность врага и свою обязанность: убить бывшего шинигами так, чтобы не пострадали сёстры, отец и друзья или погибнуть вместе с нынешним хозяином Хоугиоку. С прямой спиной и тяжёлым взглядом, изучающим Айзена сквозь отросшую чёлку, совершенно недвижимый и неощутимый в духовном плане вайзард выглядел высеченным из скалы и полной противоположностью новорождённого Бога - сияющего, проникновенно говорящего и постоянно находящегося в плавном и гармоничном движении. Но приросшие к рукам клинки, сейчас совершенно безмолвные и пустые, были у обоих.       Враг стоял совсем рядом: красующийся, самоуверенный, полный сил, и ослепительно белый после тьмы внутреннего мира, своей силой уже не похожий ни на пустого, ни на бога смерти, ни на их смеси в различных концентрациях. Он не чувствовал духовной силы Ичиго и даже не пытался понять, куда делась такая нестабильная реацу, списав всё на отчаяние, на беспомощность и тяжёлое состояние, в котором должен находиться временно исполняющий обязанности шинигами после прошлого боя, обернувшегося поражением. Рыжеволосый угрюмо наблюдал сквозь отросшую чёлку, как новорождённое Божество упивалось новой силой и давило морально, желая словами в пыль растереть возникшего здесь Куросаки, чьи "заледеневшие" на время эмоции, застывшие в мрачной готовности убить и быть убитым, а также маска абсолютной невозмутимости потихоньку начинали трескаться: надрывные рыдания Рангику, склонившейся над умирающим Гином, абсолютная тишина и мёртвая пустошь внутреннего мира, руины вместо части родного города, убитые по прихоти безумца существа и неизвестное количество душ, пострадавших от прямых и косвенных действий... Ничего из этого не могло успокоить вздымающуюся изнутри бурю, обычно отражающуюся на его реацу и окрашивающая её в предбанкайный красноватый цвет. Слова, сказанные охрипшим, сухим голосом прервали божество, изображающее в данный момент жалость и снисходительность, на середине фразы: - Айзен, - Ичиго перевёл внешне равнодушный взгляд с шестикрылой фигуры куда-то вдаль, игнорируя протянутую руку, обещающую эволюцию непонятно во что, - Найдём другое место. Я не буду сражаться с тобой здесь. - Ты говоришь так, будто имеешь достаточно сил, - существо с непонятной реацу презрительно усмехнулось и в такт вспышке эмоций ярче запульсировал Хоугиоку в его груди, - чтобы сражаться со мной. Или ты боишься, что настолько слаб и не сможешь сдержать ни единой атаки, которая нанесёт вред Караку-!       Ичиго оттолкнулся от бетонного остова, раскалывая его на несколько частей и в прыжке очень жёстко схватил за лицо (в частности, за глазницы и надбровные дуги) новорождённое Божество (немного напомнив себе этим о мяче для боулинга), утянув его за собой на несколько километров от города. Мощный бросок в землю, оглушительный грохот и новый кратер, начавшаяся схватка: жёсткие блоки Куросаки, резкие, скупые удары изменившейся чёрной катаной, которые наталкивались на хитрые блоки, стремившиеся вырвать клинок из рук противника, короткая передышка-разрыв, во время которой Айзен будто по привычке плёл кончиком обыкновенного теперь меча ныне бесполезные сложные вязи, раньше помогающие накладывать гипноз и подготавливать кидо, а потом серия атак уже со стороны шестикрылого - размашистые, наполненные бьющей через край духовной энергией, крошащей горы и оставляющие после себя глубокие "шрамы" в земле: Божество продолжало осваивать свои новые возможности и испытывало восторг от новой разрушительной мощи, принадлежащей теперь только ему. На мгновение они замерли - источник чудовищной реацу и фигура, этого давления совершенно не ощущающая, то есть равная первой по силе, а то и превосходящая. Любое столкновение клинков разносило на мелкую пыль холмы, горы, почву. Айзен то взлетал, то падал и с азартом, ранее ему несвойственным, нападал на временного шинигами. Шестикрылый даже испытывал некое подобие благодарности и уважения к мальчишке, который достойно сдерживал все нападки и заставлял атаковать быстрее и яростнее, помогая раскрыть скрытые возможности.       Ичиго всё также пытался стать равнодушным камнем, сосредоточенным только на том, чтобы умертвить врага раньше, чем он сам сделает это с бой. Иногда получалось, иногда разговорчивое Божество всё-таки задевало что-то в душе временного шинигами и с удвоенной силой начинал топтаться по найденной больной точке, пытаясь заставить Куросаки следовать эмоциям и ошибиться. Получалось тоже не всегда: вайзард вместо острых слов использовал в разы более острый занпакто, раз за разом оставляющий на теле божества унизительные порезы и царапины, быстро затягивающиеся белой пеной и восстанавливающиеся вместе с одеждой. Почему-то Божество игнорировало небольшие ранения, продолжая словесно топтаться на саднящих мозолях временного шинигами. Во время очередного приступа шизофренического бреда об исключительности такого уникального себя, Ичиго сумел перехватить прямой удар Айзена голой рукой, выбесив его этим действием до невозможности и наконец-то понял, как вывести врага из себя: в очередной раз совершить то, что по мнению владельца Хоугиоку является невозможным. То есть, давить на самолюбие и неспособность анализировать и понимать. Айзен использовал излюбленное хадо под номером 90: Курохитсуги, в чёрные стены огромного гроба заключая несопротивляющегося Ичиго. Бывший капитан снова не принял значения бездействию временного шинигами, что было коренным образом на него не похоже: раньше бы он обдумал странное поведение противника, но сейчас лишь обрадовался, потому что враг никуда не бежал и строить во круг него хадо было донельзя просто.       Мощнейший удар нарушил проявляющееся кидо, разрушая его на крохотные, рассыпающиеся фрагменты, шаг в сюнпо и Ичиго размашистым ударом отрубает Айзену воздетую в чистое голубое небо кисть руки, а потом в лучших традициях бывшего капитана презрительно улыбается и хмыкает, поворачиваясь к Божеству полубоком и обманчиво-расслабленно опуская голову и кончик катаны. Айзен отпрыгивает в аналоге сюнпо назад, кричит, фонтанирует бешено-искрящейся реацу, а потом корчится от боли, когда его тело меняется в очередной раз под действием Хоугиоку. Реацу обрушивается с неба, становясь похожей на плотную стену, крошит камни, своим грохотом заглушая даже вопли боли, скапливается у эпицентра. Ичиго мысленно прощается со всеми, просит прощения у занпакто и пустого и начинает концентрировать свои силы, защищая сначала себя от мусора, пролетающего мимо на около-звуковой скорости и подготавливаясь к финальной атаке.       Духовная энергия врага стала настолько плотной, что превратилась в огромную колонну, светящуюся настолько ярко, что даже небо и солнце сменили свой цвет. Ичиго коснулся лбом лезвия занпакто, прощаясь и начиная переходить в состояние финальной техники - кто знает, что станет с Айзеном - лучше атаковать, пока враг неподвижен, а раз мечущаяся внутри тень упала, колонна начинает трескаться и из трещин текут реки крови, то лучшее время для атаки - сразу после её падения.       Сила уже чудовища стала ещё плотнее, кроша колонну и гору, а потом сошла на нет. И грянул огромный взрыв, уничтожающий всё подряд. Ичиго развеял не успевшую сформироваться технику и с максимально доступной скоростью рванул подальше от волны опаснейшей реацу, не принадлежащей ни Хоугиоку, ни Айзену: сырая и агрессивная, напоминающая скорее реацу ожившего вулкана. Последующие события Ичиго помнил очень хорошо: попытка побега, внезапный отголосок смерти Айзена, хрустальный зов чего-то совершенно прекрасного и очень-очень горячий воздух, пропитанный реацу. Отголосок был ясным и чётким, присутствия живых не ощущалось и никуда не исчезал зов.       Ичиго бродил по оплавившимся камням, всматриваясь в чёрные провалы и рвы, пытаясь найти то ли труп чудовища, то ли Айзена, то ли Хоугиоку... С тревогой он осматривался вокруг, ожидая нападения со спину или сверху, совершенно, впрочем, не беспокоясь о температуре спёкшейся, опалённой почвы, по которой ступал босыми ногами. В какой-то момент он остановился и нахмурился, когда в ровный круг сплавленного камня диаметром в несколько километров вступил кто-то живой. Временный шинигами двинулся в их сторону и нашёл: Айзен - чудовище на левую половину - был мёртв: он не источал духовную энергию, переломанные конечности не восстанавливались и не покрывались белой пеной, камешек дурного учёного был выбит из его груди и валялся поодаль, источая как-то этот манящий хрустальный звон. Помня, что эта штука сделала с состоянием Рукии и разумом Айзена, Ичиго совершенно точно собирался отнести это безобразие обратно Урахаре. И выбить из него за это всё... Всю пыль. Решив не рисковать и не трогать опасную игрушку руками, он попытался занпакто перекатить камушек на более удобную для рассматривания поверхность...       Когда Урахара вместе с Тессаем, Йоруичи и несколькими вайзардами прибыли к эпицентру взрыва, то нашли полуразложившийся на рейши труп Айзена, Ичиго с двумя кланками... И абсолютно никаких следов Хоугиоку.