Развилка Лабиринта

Вперяю взор, бессильно жадный: Везде кругом сырая мгла. Каким путем нить Ариадны Меня до бездны довела? Валерий Брюсов Нередко, вспоминая ту или иную историю, мы представляем её как цепь самых ярких, узловых моментов. Убери один из них — и сюжет рассыплется, история потеряет своё лицо. В «Отблесках Этерны» немало таких моментов связано с сюжетной линией Ричарда Окделла, первого персонажа-репортёра. На мой взгляд, одним из самых интересных и неоднозначных моментов, связанных с ним, является сцена в Лабиринте. В этой сцене мы видим историю глазами Ричарда в последний раз — по сути, это финальный аккорд его жизненного пути. В данном случае я не берусь оценивать, насколько удачно образ Ричарда был развит автором ранее, в какой мере он сохранил внутреннюю цельность и психологическую достоверность. Я хочу взглянуть на Ричарда уже через порог его Лабиринта и попробовать разобраться: что же всё-таки происходило с ним там? Что есть Лабиринт, какие психологические и этические проблемы он может символизировать? Почему Ричард не прошёл его до конца — и возможно ли было его пройти в принципе? На эти вопросы я предлагаю свою версию ответа. Сразу оговорюсь, что этот анализ не затрагивает более поздние канонные сцены, в которых фигурирует Лабиринт. В данном случае мы рассматриваем именно момент с Ричардом. Итак, в чём же назначение Лабиринта? Книги и авторские пояснения рисуют его нам неким посмертным испытанием, которое проходят эории. Дошедший до конца обретёт своеобразное бессмертие души во владениях одного из Четверых, с которым он связан. В случае Ричарда это был бы Лит, Повелитель Скал. Если же эорий ошибается, его пожирают Изначальные Твари. Автор акцентирует внимание на том, что никаких вечных мучений, подобных Закату в эсператизме, культ Четверых не предусматривает. Таким образом, Лабиринт — не чистилище, где искупают грехи или расплачиваются за них. Скорее, это некая полоса препятствий, где человек борется за целостность и неприкосновенность своей личности, за возможность существовать вне своего физического тела, стать чем-то большим, нежели оно. Ещё один важный аспект — наличие проводника. По-видимому, на роль проводника сознание эория выбирает кого-то значимого, игравшего в его жизни важную роль. При этом, как объясняет автор, каждый получает того проводника, которого заслужил. Проводником Ричарда становится Рокэ Алва. Сознание Ричарда рисует сцену, в которой он вновь, как и наяву, убивает королеву, но встречает во дворце ослепшего Рокэ, который намерен взять его вину на себя и дать Ричарду возможность уйти. Выбор Рокэ Алвы на эту роль представляется мне полностью логичным: Алва являлся для Ричарда исключительно значимой фигурой на протяжении всей взрослой жизни последнего, был ему и врагом, и наставником, и защитником, и соперником в любви, и главным раздражителем. Как бы Ричард ни относился к Рокэ, равнодушия в его отношении не было никогда. Но почему же Рокэ предстаёт Ричарду слепым? Мне кажется, уже в самом этом уязвимо-беспомощном состоянии Рокэ есть для Ричарда и помощь, и подсказка. Прежде ведущим в их тандеме всегда был Рокэ, он направлял, приказывал, укорял и хвалил. В руках Рокэ много раз была сама жизнь Ричарда. И вот теперь Ричард получает возможность примерить роль защитника и покровителя на себя, стать для Рокэ опорой. Это подсвечивает сам Рокэ: «Все, Дикон… больше я тебе не помощник. Дальше будешь водить меня за руку». Мне видится в этом и шанс для того, чтобы от Ричарда к Рокэ протянулась новая ниточка привязанности. Нередко мы намного теплее относимся к тому, кого спасаем сами, чем к тому, кто спасает нас. И наконец, необходимость заботиться о Рокэ ограждает Ричарда от погружения в тягостные размышления, тоску и самобичевание. Рокэ искалечен физически, Ричард — душевно, но вместе они могут вытащить друг друга. Итак, некоторое время путешествие Ричарда по Лабиринту в компании Рокэ протекает вполне благополучно. Примечательно, что именно слепой Рокэ указывает Ричарду дорогу. Формально будучи фигурой ведомой, Рокэ на деле остаётся проводником и защитником для Ричарда. Далее они обосновываются в доме. Дом — убежище, здесь их никто не тронет — пока. Значит, есть время для передышки. Есть время выпить вина, посидеть у камина, поговорить. Ричард и Рокэ вспоминают Катарину, Джастина Придда, отравление — всё, что не было высказано между ними когда-то. Эти разговоры горьки, но в то же время в них ощущается нечто, внушающее надежду: всё ещё может быть не так уж плохо. У этого пути ещё может быть светлый конец. Но — завершается передышка, на пороге появляется Изначальная Тварь в образе Альдо, и испытание вступает в свою кульминационную фазу. Происходит на первый взгляд очень странная вещь: «Альдо» искушает Ричарда оставить Рокэ, а сам Рокэ прямо заявляет, что не нуждается в помощи Ричарда и ему всё равно, как Ричард поступит. Почему же проводник, который должен помочь своему подопечному пройти Лабиринт, ведёт себя подобным образом? Останься Рокэ в этой ситуации нейтральным наблюдателем, ожидающим чужого выбора, у меня не возникло бы вопросов. Но можно ли назвать его в данном случае вполне нейтральным? Я без вас обойдусь. Идите — или оставайтесь. Для меня это ничего не изменит. Это может прозвучать как простая констатация факта, а может — и как отвержение. Возникает ощущение, что Рокэ сам косвенно подталкивает Ричарда к тому, чтобы идти с Альдо. При этом подсказку Ричарду он всё же даёт: «Пришедший к вам господин… вне всякого сомнения, нуждается в вашем обществе больше меня, но если вы нужны сюзерену, это еще не значит, что сюзерен нужен вам». Здравая мысль: остановись, подумай собственными мозгами, хватит, наконец, мчаться на зов всякого, кто твердит, что без герцога Окделла не обойтись Людям Чести, королеве, Талигойи, анаксии. Но подсказка эта выглядит весьма завуалированной, неявной — на фоне настойчивых призывов Альдо и нарочитого равнодушия самого Рокэ. Тем не менее, Ричард поддаётся не сразу, мы довольно долго наблюдаем его отчаянное сопротивление искушению. Он пытается объяснить Альдо, что не хочет бросать Рокэ, предлагает компромиссное решение — уйти и взять Рокэ с собой. Но и Альдо, и Рокэ дают ему понять, что компромисса не случится — и буквально продавливают ситуацию, обостряя противоречия до крайности. Ричард должен выбрать: или — или. Здесь я хотела бы особо отметить два момента. Во-первых, исходя из реплик Ричарда в финальном диалоге я полагаю: при малейшем знаке от Алвы, что ему небезразличны усилия Ричарда его спасти или что сам Алва хочет этого спасения, Ричард остался бы с ним. Во-вторых, при перечитывании этой сцены у меня порой возникает вопрос: а так ли Ричард неправ, оставляя Алву? Нужно ли спасать человека, если он сам не желает этого спасения? Разве уйти и предоставить этого человека его собственной судьбе не означает ту самую свободу, которую всегда предоставлял сам Алва другим? Возможно, на этот вопрос стоит ответить так: принимать подобное решение нужно было «на берегу». Если бы Ричард там, во дворце, согласился оставить слепого Алву и уйти одному — я бы сочла, что он имел полное моральное право поступить так. Алва сказал «оставь меня» — он и оставил. Но в данном случае Ричард уже включился в ситуацию, он взял на себя ответственность. И теперь её уже просто так с себя не скинешь. Условно говоря, доведи Алву до безопасного места, где он уже сможет выживать без твоей помощи — и дальше вы оба вольны распоряжаться собой как угодно. А пока — не отступись, не оставь, не предай. Так или иначе, Ричард оказывается в ситуации очень жёсткого выбора. Обстоятельства будто бы специально подобраны так, чтобы напоминать один из самых напряжённых моментов его жизни — отравление Алвы. Вновь приходится выбирать между двумя близкими людьми. И вновь ситуация давит на самые болезненные, уязвимые точки в характере Ричарда: желание чувствовать себя нужным, нехватку признания и принятия, внушаемость. И именно в этом, с моей точки зрения, состоит суть испытания Лабиринта. Лабиринт отыскивает в тебе слабые места — и подстраивает именно такую ситуацию, чтобы все твои слабости подталкивали тебя принять неверное решение. Конфликт будет максимально обострён и доведён до крайности. И в этот момент даже проводник мало чем может тебе помочь — напротив, его слова и действия тоже станут частью твоего испытания. Справишься — тебя ждёт посмертие, нет — что ж… С этой точки зрения сцена в Лабиринте выверена от начала и до конца. Есть в ней нечто, роднящее её со средневековыми скандинавскими и шотландскими балладами: неумолимость рока, который влечёт героя, почти неизбежный трагический конец — и крохотная, едва заметная возможность одержать победу. То самое «не проиграть там, где выиграть невозможно». У Ричарда не получилось. Впрочем, при таком развитии событий, полагаю, лишь немногим эориям удавалось пройти Лабиринт до конца. Человеку свойственно повторять то, что он сам когда-то счёл ошибкой, раз от разу оказываться в болезненных ситуациях, схожих между собой. Изменить сложившийся жизненный сценарий не так-то легко — тем более, когда выбор ограничен по времени, когда ты, подобно Ричарду, не знаешь об истинной цене своего решения. Впрочем, не исключена и иная возможность, при которой острота и интенсивность испытания зависят от поступков, совершенных человеком при жизни. В таком случае Ричарду, пытавшемуся отравить своего эра, участвовавшему в вынесении заведомо несправедливого приговора, достаётся более жёсткое и провокативное испытание, нежели выпало бы кому-то другому, чей жизненный путь был более ровным и последовательным. По сути, сцена в Лабиринте основана на жёсткой биполярной структуре: правильный и неправильный выбор, отсутствие промежуточных вариантов и права что-либо изменить в уже принятом решении. С одной стороны, такая структура придаёт ей убедительности, драматической силы. С другой стороны, однозначное разделение на чёрное и белое весьма уязвимо по своей сути: многие этические вопросы, подобно пресловутой дилемме вагонетки, не имеют однозначно верного решения, любой выбор влечёт за собой те или иные потери. В такой ситуации решение будет зависеть от системы ценностей конкретного человека, от его личных приоритетов. А это значит, судьба такого человека будет зависеть от того, совпадёт ли его система ценностей с тем, какое решение Лабиринт посчитает верным. Подводя итоги, ещё раз остановлюсь на «правилах игры», предложенных автором для героя, проходящего Лабиринт: 1) твои слабости будут использованы против тебя; 2) тебе будут даны подсказки, твоя задача — заметить их и понять верно; 3) у тебя нет права на ошибку; 4) что есть ошибка, а что нет, решает мироздание; 5) ты не знаешь критериев ошибки заранее и должен принимать решение, руководствуясь собственной системой ценностей. С моей точки зрения, в рамках этих правил сюжетная линия Ричарда Окделла в Лабиринте развивается логично и последовательно. Более того, она держит в напряжении до самого конца, вызывает сильный эмоциональный отклик. Насколько обоснованными являются сами правила, насколько адекватна подобная система воздаяния? Возможно, это ещё один этический вопрос, не находящий однозначного ответа.