О современных реалиях студенческого комьюнити

      Флора и фауна общаги в Южном Бутово никогда не переставала удивлять — однако этим утром она особенно смело наполняла жизнь обитателей хрущевки авантюризмом и, признаться, каким-то своим очаровательным смыслом. Мало того, что тараканы размером с большой палец руки оккупировали стену за плитой — Машка даже поздоровалась с ними, когда шла жарить себе яичницу — так еще и постельные клопы пробудили кого-то особенно уставшего, да так, что по всему этажу волной прокатилось звонкое «блять» и еще какой-то невразумительный мат, в который Албарновна решила не вслушиваться, как только идентифицировала кричащего — Борька Старович. Этот человек еще ни разу не сказал ничего умнее, чем названия боевых техник в разных видах спорта, которыми занимался, но на него никто никаких ставок и не делал, так что ему было позволительно.       Возмутительной наглостью Машке показалось появление таракана из щели между плитой и столом — он пролез прямо между решеткой, около самой маленькой конфорки, и притаился, водя усиками по тонкому слою жира, так и источая мерзкое ехидство, с видом абсолютного хозяина кухни, и Машка лишь предположила, что, возможно, он платит аренду.       — Сука. — Машка не была брезгливой, нет, просто тараканы — рассадник всех эпидемиологических заболеваний, переносчики всего что только можно перенести из одной комнаты этого пропащего места в другую.       — Чего застыла, Албарновна, — раздалось откуда-то слева, но Машка не шелохнулась — нельзя было прерывать зрительного контакта. Он почувствует слабость и набросится на нее — она знала тараканов.       Сашка Итеров — почетный выпускник музыкальной школы, первокурсник юрфака, смотрел на это противостояние с усмешкой.       — Итеров, — заговорила Машка, все еще не двигаясь. — Я предлагаю тебе сейчас совершить самый мужской поступок в твоей жизни.       Санек еще раз посмотрел на оцепеневшую безэмоциональную Машку, потом на ехидную тварь перед ней, и потянулся к своей ноге, стягивая тапок. Тварюга, прочитав атмосферу и поняв, что горелым пахнет вовсе не от сгоревших крошек, разбросанных по плите, поспешила ретироваться обратно в щель.       Когда Саня выпрямился, таракана уже не было, а Машка, наконец сбросив оцепенение, взвизгнула и отшатнулась на два шага назад, сжимая в руке сковородку с не доготовленной яичницей.       — Таки не таракан, а чужой какой-то. — глухо проговорила она.       Парень как-то неуверенно угукнул и начал натягивать тапок обратно, но пострадавшая сторона конфликта — эмоционально так точно пострадавшая — схватила его предплечье свободной рукой.       — Стой, нельзя это так оставлять! — Машка сделала шаг к плите обратно и наклонилась к щели. — Кис-кис, красавчик, иди сюда, возвращайся…       — Ты… Ок? — Санек подумал, что подруга было совсем двинула кукухой, но вопреки здравому смыслу таракан, игриво потрясывая усиками, отозвался на зов и выполз на дверцу духовки.       — Ебаш его, Итеров, ебаш! — провизжала Албарновна, отшатываясь от плиты.       Должно быть, если на этаже остался кто-то не спящий после ругани Борьки Старовича, то сейчас они проснулись окончательно и, возможно, в холодном поту — однако этот визг заставил прихуеть и таракана, и воспользовавшись этим тараканьим ступором Сашка смог применить свой коронный прием — Охота На Тараканов. Антитараканий крик Машки работал безотказно, парню оставалось лишь прихлопнуть ползучего врага, используя антитараканий тапок.       Безупречная командная работа.       — Что-то случилось на кухне? — соседка Машки Тамарка Накацуко слышала крики, пока принимала душ, но когда вышла — Машка уже была в комнате, хотя по звукам Тамара уже успела посудить, что ей предстоит говорить панихиду на похоронах подруги.       — У нас была дуэль… — Машу передернуло, как только она вспомнила о случившемся.       — Смертельная?       Девушки встретились глазами. Тамара неожиданно поняла: да.              В вуз выдвинулись традиционно шумной бандой точно за пять минут до начала первой пары.       Машка Албарновна — повелительница Уголовного Кодекса Российской Федерации, лучшая по результатам ЕГЭ, идет на красный диплом, хотя прожила всего одну сессию. Счастливый обладатель синдрома отличника и широкого спектра психоэмоциональных травм, распутать которые не способно ни одно ныне живущее создание, сколько бы дипломов не было заявлено.       Санек Итеров — влажная мечта пятнадцатилеток, светлый и с гитарой, хотя и бестолочь. Закрыл сессию только с помощью шпаргалок и Господа Бога. Слишком любит свою прическу для того, чтобы идти в армейку, поэтому экстренно поступал в уник, а тут еще и в другом городе — прекрасная возможность съебаться от семейки.       Борька Старович — не иначе как Божий помазанник, иначе его пребывание в ВУЗе объяснить нельзя. С трудом сдал ЕГЭ, но добрал баллы до бюджета благодаря медалям, кубкам и личным угрозам деканату. Все еще не отчислен благодаря тому, что он — 80% спортивного актива от факультета. Считается самым умным борцом, но это все равно, что самый высокий карлик.       Тамара Накацуко — гордая уроженка солнечного Крыма. Староста группы и, возможно, сам Бог, потому что именно ее усилиями Борька все еще не получал письма счастья от дядечек из военкомата. Добродушно дает ему списывать и надиктовывает ответы на билеты в наушник.       Колька Шин — сынок ректора, вброшенный в первый курс юрфака, как сосиска в раковину с кипятком — надежда на варку не оправдалась, он просто испортился, быстро спевшись с понаехавшими дегенератами-одногрупничками и съехал от папки в общагу, чтобы чаще тусить с дружбанами и разжижать мозговые клетки.       Лизка с Полей Томпимовы — сестрички-льготницы, выбравшие уважаемой профессии швеи гордый титул юриста, к которому, оказывается, нужно ебашить четыре года в шараге, чего они не планировали, но свой шанс поступить по сиротской льготе уже проебали на этот универ, так что ничего не остается как четыре года списывать у Накацуко в обмен на обновление ноготочков каждые две недели.       Кристина Макентош — вообще нихуя не ясно как затисалась в эту банду, просто ее неудачно заселили к сестричкам в трехместную комнату, а потом Мака отхуярила чела, который сказал про Крис, что она «диковата», и Крис на правах самого воплощения социофобии восприняла это как акт величайшей дружбы и прицепилась к их команде нерушимыми узами длительной полигамной любви.       Приложив свои пропуска, они преодолели турникеты — эпилог окончен, пара начинается!              Трудовой день старосты ЮР-121 начинался с первого «я опоздаю». Такие сообщения она начинала получать за полчаса до первой пары, и прекращался этот поток к завершению трудового дня. Благо хоть, что за своими дурачками-друзьями Накацуко чутко следила — хоть с посещаемостью у них было хорошо, раз уж с мозгом не добрали.       — Саня, пошли покурим… — пытаясь выискать друга, Борька встретился взглядом с Тамарой.       Тамара бдит. Блять.       — Сестрен, смотри что нарисовала! — Полина протянула Лизке тетрадь по Теории Государства и Права. На полях была изображена сомнительного артистического содержания карикатура, попавшаяся на глаза Накацуко.       Тамара бдила. Ну блять.       — Накацуко, просьба донести до студентов следующую информацию: запрещено менять фотографии на стене почета только потому, что они висят не ровно.       — Не симметрично.       — Не важно. Это запрещено. Уже несколько раз просили, но в пустую. В следующий раз мы точно поймаем этого загадочного студента-перфекциониста, и он понесет соответствующее наказание.       — Хорошо, Павел Иванович Шин. Вы ректор, как скажете.       Тамара будет бдить. Да блять!              Крутой день начинается с крутого утра. Грохнуть блядского Чужого, заселившегося на кухонную площадь, под звонкий девчачий визг — круто. Идти в универ в шумной компании обожаемых друзей, обожающих тебя — круто.       Санек был крут.       Найти одну ошибку в тринадцати пунктах договора найма, когда преподаватель сказал, что в некоторых пунктах ошибок две — не круто. Потратить все отведенное на выполнение задания время и найти лишь одну ошибку в части про указание паспортных данных физического лица, зарегистрированного как индивидуальный предприниматель, и не найти ни единой ошибки дальше — не круто.       Вообще не круто, Сань.       Списать все у Бори, которому все сделала Накацуко — круто.       Получить отработку, потому что списал у Бори, который списал у Полины, которая списала у Лизы, которая списала у Коли, который списал у Маши, которая и дала списать Кристине, поэтому им всем тоже отработки — круто.       Утешить Машку, плачущую в коридоре, что теперь ей не поставят пятерку за эту дисциплину — круто.       Учебный день Санька прошел круто.              Кирилл обходил Кристину стороной с тех пор, как Машка захерачила ему кулаком под ребра за какое-то неосторожное слово, которое он пообещал забыть — и правда забыл.       Макентош держалась команды этих припизднутых общажников, сожительствуя с сестричками. Разумеется, вся их команда была богата до людей не совсем эмоционально стабильных — чего только стоили эти зловещие Албарновна и Старович — сперва бьющие, потом думающие, хотя на самом деле — нихуя себе! Маша вообще-то отличница. Однако немногие знали, что самым тихим омутом с самыми бешенными чертями была младшая Томпимова.       Полина пугающе ловко орудовала рисовальными принадлежностями и зловеще бубнила себе под нос, словно зачаровывала куклу вуду, но никто не сказал ей, что куклы вуду работают не так. Вероятно, даже сами вуду ахуели с такого и решили не спорить с этой дамочкой, приняв решение с этого момента работать так персонально для Полины Томпимовой.       — Крис, ты куда кушать пойдешь? — она отвлеклась от черной магии и весело заговорила с социофобушком.       — А, эм… — социофобушке, впрочем, было заметно сложно поспевать за их ритмом. — Я взяла с собой макароны. Поем в столовой с Борей…       — О! Круто. Я ничего не взяла. Пойдем с сестренкой в Макдональдс.       — Поль, может до дома добежим? Там ведь все есть…       — Сестрен, котлета по-киевски и овощной салат — это не Макдональдс.       Томпимова младшая была избалована потаканием старшей. Конечно, все знали о их непростом прошлом, но также было заметно, как старшая упорно ебашит ноготочки всем знакомым, чтобы заработать младшей сестре на Макдональдс. Разумеется, Лиза была готова выполнить любой каприз сестры — из соображений, что всегда хотела, чтобы у нее было то, о чем мечтала она сама, и чего у нее не было.       Младшая сестра в свою очередь знала свою позицию объекта обожания, и пускай все ж капризничала и требовала, но сестре платила сполна — пылкой любовью, о большем она и не просила. Пылкой любовью и спаррингами с Борькой.              Коля был далек от спорта — от всего житейского в принципе. Это он осознал совсем недавно — когда был зачислен в отцовскую академию и засвидетельствовал буяна-Борьку. Засвидетельствовал как личность и как будущего лучшего друга (не геи). Старович с радостью согласился проводить время с Шином — в спортзале, где любил опрокидывать длинного и тонкого как спичка Коляна через плечо, словно он вовсе и не весил ничего.       В защиту Коли надо сказать, что Машка — вторая по силе в команде — его не завалила, а Борьке в принципе уступали все прямоходящие.       Так уж вышло, что папкин сына был на домашнем образовании всю школу, и когда тогда еще не сформировавшаяся банда общажных, тогда еще не очень голодных детишек осознала, что мальчишка еще совсем зеленый до социальности — с радостью стали подавать ему пример, какими друзьями быть нельзя — плохо шутили про его панибратское положение в вузе и иногда опрокидывали в спаррингах. Впрочем, он быстро всем полюбился, и когда в трехместной комнате Санька и Борьки освободилась койка, ее быстро экспроприировал Коля.       Но больше всего он, конечно, сблизился с Борей — это была дружба с элементом соревнования, построенная на подколах и взаимовыручке. А еще они всегда прикрывали друг друга на парах.       Но, как бы это сказать — Боря слишком часто… Вообще не врубался, что происходит на парах. Он был туповат, и на цепочку рассуждений, в которой было более двух звеньев, у него уходило гораздо больше времени, чем у остальных.       — Так, ваше задание… Ну, ознакомьтесь со всеми Федеральными законами, связанными с административным статусом физических лиц… — Федор Штейнович поправил очки, глядя что-то в компьютере. — На неделю вам хватит. Будем их обсуждать на следующей паре.       — Какие, еще раз, законы? — Борис пялился на преподавателя со второй парты, словно зрительный контакт помог бы ему понять его дисциплину.       — Ну, все, какие найдешь. — преподаватель не отвлекся от компьютера.       — А какие нужно найти?       — Все, связанные с административным статусом физического лица.       — Человека?       — Физического лица.       — Физического лица? В виде чего?       — Физического лица, Борис.       Наконец преподаватель поднял взгляд, но со стула не стал, лишь сурово отвечая на выпад тупости Борьки, словно вопрошая: понял?       — Из физического знаю только силу.       Боря толи правда тупой, то ли очень убедительно играл: Машка уже была готова треснуть ему, не сиди она от него в соседнем ряду, рядом со старостой.       — Профессор, я ему все объясню. — быстро вступился Колька, видя, как преподаватель начинает закипать.       — Нет, Николай, подождите, не помогайте ему. — кажется, преподаватель находил этот разговор забавным. — Борис, вы можете предположить, какие законы вам нужно будет прочесть?       — Без понятия.       Накацуко удержала подскочившую на ноги Албарновну, сжимающую в руках учебник — не толстый, но у нее тяжелая рука.       — Законы об административном статусе физических лиц.       — Эт какие?       — Ну, конкретно административный статус нужно осветить у граждан, резидентов, беженцев, вынужденных переселенцев, апатридов, бипатридов и военнослужащих. Запомнил?       — Запомнил, конечно… Но, профессор, я это не люблю, вот этих апатридов трипотридов… У нас в России такого не нужно. Мы за традиционные семейные ценности…       — Да, потому у нас и не признается двойное гражданство. Борис, как на счет подготовить доклад касательно правового статуса апатридов и бипатридов на территории Российской Федерации?       — Да я ж говорю, не люблю я этих…       — Заодно и узнаете, кто это!       Профессор необычайно забавлялся, когда давал это задание Старову, однако неделю спустя он беспрецедентно сильно пожалел о своем решении дать этому студенту доклад — кто ж знал (хотя, казалось бы!), что Борька — тупой. И доклад он сделал тупой. И нихрена он не понял, черт бы его побрал.       Когда положение стало казаться отчаянным — ровно в момент, когда Борис не смог осилить прочтение слова «дифференцирование» — в свои руки ситуацию взяли Маша с Колей.       Профессор, разумеется, так и думал, что именно эти двое полночи сидели и хуярили этому долбоебу презентацию и объясняли, что говорить, так что и с докладом справились неплохо — справились бы великолепно, если бы еще не подпускали к работе Старова, который получил-таки отработку, потому что нехуй Федора Штейновича бесить.              Борька достаточно редко занимался любого рода продуктивной интеллектуальной деятельностью, так что по завершении этого тяжелого во всех смыслах семинара по Административному праву было принято решение заняться любимым занятием любого среднестатистического студента в СНГ — деструктивный алкоголизм в местах, где это запрещено.       В комнате парней в общаге, точнее.       Официально это было празднование интеллектуального перфоманса Бори, но на деле просто сестрички раздобыли где-то целый ящик околовразумительного пойла — чей-то домашний самогон, пара бутылок дешевых вин, трехлетний коньяк и кагор, появление которого и вовсе никто не смог объяснить.       Счастья у обитателей общаги была уйма — натащили сиропов, соков, лимонадов — у кого что было — и полетели.       Саня был умельцем в их команде — начать с вин, чтобы не повышать градус. Они поиграли в какую-то настолку, в которой нужно было угадывать значение слов по контексту. Достаточно тяжело, но они вообще все могли сделать веселым — даже самая скучная игра в хорошей компании казалась очень смешной.       Ставки стали повышаться, когда вино кончилось — а в компании из восьми человек оно кончилось весьма быстро, хотя Кристина и не пила. У нее хронический гастрит.       Сашка Итеров — сука. Блядская тварюга. Это подумала Машка, когда тот преподнес ей шот из самогона, гренадина и соуса табаско. Он выглядел красиво — в три слоя, прозрачно-рыжевато-красный, и она повелась, хлопнув шот залпом. Однако, после третьего того же шота, Маша подумала, что на самом-то деле Итеров — вообще четкий пацанчик: и коктейли хуячит, и тараканов ебашит, и скорочтение у него больше сотни слов в минуту — это уже выделяет его из большинства.       Сашка Итеров вернулся к градации суки, когда закончился самогон — и снова стал милым хорошим Сашенькой, когда коктейль с кагором оказался не хуже. Либо Машка перестала отличать вкус и приняла решение пить, что горит.              — Вот ты, Кристин, точно не будешь?       У Бориса Старовича было много проблем, и бестактность никогда не была основной — он никогда ее не скрывал. Макентош ему, разумеется, доверяла, и положение трезвенницы в компании пьющих ее вполне устраивало, и осаждать Старовича она, естественно, привыкла.       — Ага.       — И прям никогда не пила?       — Нет. Гастрит у меня с детства.       — И вот прям не интересно?       — Интересно. Но если выпью, потом неделю блевать буду, поэтому не рискую.       — Вот прям неделю? С одного безобидного шота?       — Дай бог не госпитализируют. С одного безобидного шота.       Старович лег на пол рядом с кроватью, на которой сидела Кристина. Странно, но когда он пьяный — он не буйный, вопреки здравому смыслу, даже напротив, складывает предложения из более чем десяти слов. Не всегда успешно, но сам факт попытки уже похвальный.       — Точно не будешь? Тут кагор, мятный сироп и апельсиновый сок.       — Точно не буду. Но звучит хорошо. Тебе нравится?       — Мне — очень. Уверен, тебе бы тоже понравилось, если бы ты попробовала.              Следующее, что вспомнит Кристина на следующий день — как блевала ужином и обедом, и возможно даже завтраком над унитазом в общем мальчишеском туалете, пока Коля держал ее волосы, крича, чтобы кто-нибудь принес ободок. Но в ответ ему звучала пьяная тишина с редкими непристойными звуками метающей фарш Макентош.       — Борька, еще сука раз кого-то привлечешь к своему алкоголизму… — ворчал под нос Шин, как самый трезвый — он, конечно, пил, но алкоголь его не особо берет. — Крис, дыши, щас я тебе водички принесу и таблеточек.       Кристина вяло угукнула, припадая лбом к рулону туалетной бумаги. Она как-то даже и не обратила внимания, когда Николай исчез с поля зрения. Но что-то она как-то так загналась в своих мыслях, что когда друг вернулся, она уже вовсю ревела, привалившись к фаянсовому белому скакуну, минуту назад принимавшему все содержимое ее желудка.       — Я такая жаааалкая, — почти пищала она, жмурясь и растирая слезы ладонями. — Даже веселииииться не умеееею…       Коля даже не успел подумать, что открыл один из самых серьезных секретов из команды — реакцию Крис на алкоголь — успел только выпалить что-то вроде «нихуя себе» на ее талант загоняться.       — Да ладно тебе, Крис, — он сел на бортик душа, вываливая из блистера белую таблетку, и протянул ей — в другой руке сжимая стакан с водой. — Мы любим тебя трезвой, а Борьку ты больше никогда не слушай. Здоровее будешь.       Какое-то грустное «угу» было подавлено парой глотков воды.       И потом она снова блевала — уже водой и таблетками.       — Ничего страшного. — Колька затянул потуже с хвост собственные волосы и присел рядом с Кристиной на пол туалета. — Ты не первая, кто блюет после варева Санька. Но все ж больше не ведись на ахуенные идеи Старовича, какими бы интересными они не казались.       — Я просто подумала, что в этот раз… все будет в порядке.       — Все и в порядке. Если ты беспокоишься, то я могу пообещать, что никто не узнает…       — Нет, нет, на это то плевать, — Кристина всегда выглядела чуть-чуть грустной, но сейчас это перестало казаться проблемой. — Просто как-то надоело из-за здоровья ограничивать себя в чем-то… интересном.       — Ограничения — не всегда плохо. Может, так твой организм показывает тебе, что он хочет или не хочет? И уж тем более, не страдай от отсутствия алкоголя — здоровее будешь.       — Здоровее? Я с таким телом до сорока не доживу, Коль. Он не нашелся, что ответить, и Крис продолжила.       — Просто надоело жить в вечных ограничениях. Не есть жаренное, соленое, копченое, не пить алкоголь, никаких свежих овощей, молочного, мучного…       — Жесть.       — И с этим даже ничего нельзя сделать! Он на то и хронический, что никак не вылечится…       — Понимаю.       — И вообще, мне для здоровья нужно набрать килограмм пять веса, чтобы тело работало как следует, но он не набирается! В том числе из-за того, что я тут сижу фарш метаю.       — Ужас.       Коля принимал, что она расстроена и хочет выговориться, но понятия не имел, что сказать.       — У меня тоже много запретов было, пока я с отцом жил. Если тебя это утешит.       Кристину это, конечно, не утешило, но послушать Колю всегда было интересно, тем более что о своем отце он говорил нечасто. Наврятли роль играл алкоголь — просто как-то момент расположил к откровениям.       — Это, конечно, не те ограничения… Мне просто многое запрещалось. Просто так. Хочешь — верь, хочешь — не верь, но ириски и доширак я попробовал первый раз здесь, с легкой руки Санька.       Кристина засмеялась — гастрономическая избалованность сына ректора новинкой не была, но всегда беспроигрышно веселила.       — Да и общепитом я не особо баловался… Однажды я попросил отца заказать Макдональдс в качестве подарка на день рождения.       — Дико.       — Да, он тоже посмеялся. Но такова была моя жизнь. Я понимаю, что мой отец меня любит, но он слишком завысил планку к уровню жизни.       — Однако, ты отлично обживаешься в общаге.       Шин пожал плечами.       — Мне повезло с друзьями.              В отличие от остальных — во всяком случае, в их команде — Машка пьяная становилась боевой, хотя она и в трезвом состоянии весьма опасная. Разница трезвой и пьяной Машки в основном была в мотивах ее буйства.       — Ты сделал неправильно! — она хлопнула Сашку по рукам, когда он не ровно выложил Таро.       — Ты дура, блин! — он зло шикнул, кладя карты друг к другу впритык, как она и хотела.       — Дибил ты. — рыкнула она. — Ну так, что тут нагадано?       Итеров внимательно всмотрелся в карты.       — Перевернутая… В твоей жизни есть женщина, у которой есть власть над тобой? Не нужно мне отвечать, просто думай об этом.       Машка прокрутила что-то в своей помутненной алкоголем голове.       — Да.       — У нее будут проблемы с деньгами. И с помощью. Ну, то есть, никто не будет помогать ей, когда у нее возникнут проблемы.       Албарновна загадочно хмыкнула.       — Теперь вытяни еще три карты.       Албарновна хмыкнула еще загадочнее.       — Вытяни мне шестнадцатую, тридцать вторую и шестьдесят четверную карты.       Итеров шумно втянул воздух.       — В колоде семдесят восемь карт. Просто вытяни их.       — Я хочу шестнадцатую, тридцать вторую и шестьдесят четверную!       — Почему?! Откуда у тебя эти цифры, блять, Албарновна!       Она нахмурилась.       — Это степени двойки. В прошлый раз я вытянула вторую, четверную и восьмую карты с этой стороны. — она ткнула куда-то пальцем. — Теперь хочу шестнадцатую, тридцать вторую и шестьдесят четверную.       — А потом будет сто двадцать восьмая, двести пятьдесят шестая и тысяча двенадцатая, я понял прогрессию. Не против, если я в голове посчитаю? — Итеров подумал, что если не можешь победить — присоединяйся, поэтому когда Машка довольно кивнула, он наугад вытянул три карты, прикинув, где они примерно находятся.       Не так гадают нормальные люди, ой не так.       — У нее буду проблемы в личной жизни… С мужчиной. У нее есть ребенок? С ним, наверное, тоже. Либо с ребенком, либо с питомцем… Что-то маленькое, о чем она должна заботиться.       — У нее есть дочь, но она не маленькая! — возмутилась Албарновна и для праведности своего гнева пихнула Санька ладонью в плечо.       — Да я ж просто объясняю, что в картах написано! — закатил глаза Саня. — И вообще, складывай это у себя в голове! Я не…       — Да хуйня твои карты! — Машка бы и может налетела на него с кулаками, да вставать видно не хотела, поэтому просто грозно помахала руками перед собой.       — Сама же хотела погадать!       — Я хотела, чтобы ты мне что хорошее нагадал! Гадай мне на мужика!       Саня зло фыркнул, но забрал выложенные карты в колоду и принялся размешивать.       — Так не гадают. Могу на совместимость разложить, но ты тогда подставляй под кого-то у себя в голове.       — На себя гадай.       — Чего?       — На нашу с тобой совместимость гадай, говорю!       Физиономия Санька излучала широкий спектр эмоций, главной из которых было недоумение.       — Ахаха, блять, Албарновна, — нервно захихикал. — Блять, подожди Бога ради, я хочу это запечатлеть, вот ты завтра ахуеешь… — он зашарил по карманам в поисках телефона, но не найдя его начал вставать — в связи с чем был остановлен закинутой на него ногой. Машкиной ногой.       — Сядь. — Санек даже не знал, что она способна на такой гневный полутон.       С Марией он спорить не обирался, так что подчинился.       — Гадай, сука.       Итерову оставалось только выбрать бога и молиться, разбрасывая карты и сожалея, что он не сможет запечатлеть этот алкоголизм-момент Машки.              Сестрички что-то лепетали Накацуко, Борька скрутился креветкой на полу перед кроватью и дышал тамошней пылью, Машка производила над Саней какое-то понятное только им двоим насилие, а Коля злобно пыхтел над всем этим балаганом, запихивая закуски в холодильник. Время — полчетвертого утра, но на пары завтра не надо, а комменда уже и сама пятый сон видит. Соседи, если они все еще не смирились с участью, приняли решение просто терпеть их пребывание за стенкой.       Можно подумать, что их группа — герои университета, весь студенческий актив, но они тут скорее — те самые буллеры, с которыми лучше не встречаться взглядами, и уж тем более не конфликтовать — уж друг за друга то они горой. Неосторожно скажешь об одном — ахуеешь от метафоричности всех.