Поговори со мной

      Юля порой совсем не знала, что ей делать со своей жизнью. Она либо металась из стороны в сторону, пробуя всё новое и новое, либо топталась на месте, едва — а то и не всегда — удерживаясь от шага назад. Участие в «Маске» отвлекало, но ясности не привносило: Паршута почувствовала любовь со стороны людей, восхищение и уважение, да только тяжело было наполнять этим себя целиком, вдохновляясь и купаясь в этом душой. Проблемы — вернее, одна конкретная — никуда не собирались уходить и решаться сами собой, отступая лишь потому что Юля абстрагировалась. Взгляд голубых глаз её близкого друга каждый раз заставлял сердце делать уже привычный ему кульбит, но позволять больше она не собиралась — терять Марка она не готова от слова совсем. Ей хочется, чтобы он был счастлив по-настоящему с девушкой, которая имеет такую же кристаллически чистую душу и сердце нараспашку. Марк всего себя отдаст — только бы помочь дорогому сердцу человеку, сделать хорошо и угодить, потому что его дорожит состоянием гораздо больше, чем своим благом. Он с энтузиазмом предлагает Юле помощь: в его окружении много порядочных людей, с которыми подруге было бы по пути. Узнав о её окончательном разрыве с Сашей, Тишман не смог оставить её без поддержки, а потому впитывал каждое слово и чувствовал её эмоциональное состояние. Как только он понял, что Юля пришла в себя и устала быть одна, принял на себя роль свахи, пусть и не без ноющего сердца и скребущих на душе от этого кошек. Она же знает, что Марк всегда желал ей лучшего — того, чего нет у него и даже больше.       Сначала Юля правда с предвкушением и надеждой соглашается с Марком, принимает просьбу попробовать. С его старым другом они прекрасно общаются, находят общий язык и несколько раз видятся: Марк искренне интересовался и слушал каждый раз: он всегда просил её говорить с ним, рассказывать о том, что беспокоит, ведь сам слишком хорошо знает, что значит молчать о своих чувствах и эмоциях. Но и Юля, и её новый знакомый быстро понимают: что-то есть у них обоих несовпадающее, мешающее, не дающее двигаться дальше. Они обещают друг другу всё-таки не теряться — Паршута номер из контактов не удаляет, они поздравляют друг друга с праздниками и остаются приятелями. С Марком они тоже продолжают дружить. Он сам себе не раз признавался, что заметил в ней с первого дня что-то цепляющее, что объяснить тогда не смог. Он тогда долго ломал голову и пытался понять, почему всегда старается в чём-то на неё равняться, когда принимает решения и оглядывается вокруг, почему она занимает его мысли так часто и зачем он вообще перед каждым концертом Фабрики ей желает успехов в первую очередь, хотя ни на секунду не сомневался, что она справится. Марку хотелось быть рядом, но он понимал, что важнее всего дружба — это основа любых взаимоотношений. Он был уверен, — чувствовал, — что Юле нужен именно друг. С этой девочкой он был готов хоть на край света: тогда всё казалось таким достижимым, близким, руки протяни — всё сложится, выстроится, соберётся в лестницу, покрытую ковровой дорожкой; всё лишь для них, готовых сворачивать горы.       Но край света заканчивается Владивостоком, начинаясь в Калининграде. Юля спустя столько лет уже давно не девятнадцатилетняя девчонка, хотя Марк всё равно порой воспринимает её именно так, не иначе — горящие глаза и заливистый смех способны повернуть время вспять: ему снова двадцать восемь и всё в жизни только набирает обороты. Знал бы Тишман только, с какой скоростью летит — бил бы по тормозам изо всех сил и ценил каждую секунду, берёг своё сердце и не растрачивал себя, так по-мальчишески простодушно доверяя почти всем людям на пути и открывая им свою душу, допуская зачем-то к самому ценному. Когда он потерялся и попросту разучился открываться людям, Юля на пороге его квартиры, уставшая, разбитая и до жути измотанная, напоминает ему, что он сам для кого-то самый надёжный человек. Несмотря на разницу в возрасте, Марк стольким вещам научился у той скромной разносторонней девушки, которая потом на своих плечах вынесла невзгоды такой величины, что нескольких людей сразу накрыло бы с головой. Он хочет видеть в её глазах искорки радости и восторга, чтобы ей возвращалась та любовь, которую она дарит всему вокруг себя. Тишман наблюдает, как она постепенно расцветает — Юля такая же прекрасная, как и все эти годы, а глаза снова приобретают прежний запал и энтузиазм. Он мечтал бы быть тем человеком, который способен стать причиной этого её взгляда, но вместо этого — он почему-то уверен, что его желания слишком нереальные, — пытается знакомить её с хорошими людьми, чтобы этот человек скорее нашёлся. Марк и не подозревал, что Юлин мир раскрашен набором красок с его палитры.       После очередного неудачного пересечения с потенциальным избранником лично, на которое Юля согласилась чисто из вежливости и с целью оттянуть момент произнесения важных слов в адрес друга, она всё-таки заводит этот разговор во время традиционной встречи с Марком.       — Марк, — Юля отставляет чашку с неимоверно горячим чаем. — Ты спрашивал, почему не Ян, что не так.       — Всё-таки в имени дело? — Тишман легко улыбается, смотрит странно — слегка расстроенно, но с примесью чего-то ещё, однако Юля не вдаётся в подробности.       — Ну… Я уже давно знакома с человеком, которого я… очень давно, — она удерживает чуть было не вырвавшееся наружу всё накопившееся.       — А что же ты не сказала? — Марк на первый взгляд преспокойно отпивает глоток горячего чая: мужчина и вида не подал, что там налит буквально кипяток.       — Сказала. Но он слегка… тормозит, — Юля зачем-то снова перекладывает ровно лежащую на столе салфетку.       — Ну, так ты ему прямо скажи, раз он отказывается видеть очевидное, — Марк пожимает плечами и вертит тарелку с тирамису, желая найти более удобное место на кусочке для начала трапезы.       Юле сначала показалось, что он попросту дразнит и откровенно издевается, заставляя сказать её как можно более прямо, но было заметно, что он нервничает. Он что, и правда ждёт ещё чьё-то имя?       — Говорю. А он сидит напротив, смотрит своими голубыми бездонными глазами, а потом отводит их. Да, Марк, — выпаливает она буквально на одном дыхании в ответ на его пронзительный взгляд, потупленный куда-то в стол, застывший на одном месте.       Паршута сдаётся и закрывает глаза — так невозможно сильно не хочется встретить его шокированный, испуганный и извиняющийся взгляд, услышать сумбурные попытки просить оставить их отношения на прежнем уровне, потому что на большее он не готов, а потом и вовсе сухо обнять на прощание с осознанием, что она так и не коснётся его губ.       — Юль, посмотри на меня. Пожалуйста, — она чувствует мягкое касание холодных пальцев на своём подбородке и не сопротивляется непроизвольному движению.       Девушка встречает полный умиротворения и тепла взгляд, рвущуюся наружу улыбку, но слегка влажные ладони, которыми он сжал её руку, выдали его волнение от этого разговора. Юля не может найти подходящих слов, чтобы описать происходящее с ней внутри, однако ситуацию спасает всё тот же Марк, который просто целует её костяшки, смотря прямо в глаза. Она не в силах отреагировать — дыхание перехватывает мгновенно. Паршута не удерживает мысль о том, что так он пытается извиниться за потенциально разбитое ей сердце, а таким образом тянет время и подбирает слова; эта идея тут же выходит из головы, когда Тишман прерывает молчание:       — Я идиот. Но теперь хоть самый счастливый из всех, — он смеётся, пока Юля приходит в себя от осознания, что после своего прыжка веры она встретила мягкое приземление, которое окутало её теплом и нежностью.       — Говорит самый умный из всех, кого я знаю. Но да, мы с тобой друг друга определённо стоим.       — Зачем ты соглашалась, Юляш? На всё это, — он поглаживает её костяшки, искренне не понимая, что происходило между ними.       Юля просто не способна сейчас рассказать обо всём творившемся внутри неё в этот период — всё перевернулось с ног на голову столько раз, что не понятно теперь, где вообще правильная сторона.       — Зачем ты предлагал? Ты с таким рвением старался помочь, Марик. Если ты всё это время…       — Ряд причин. Как-нибудь потом я о них расскажу, если ты захочешь знать, — Тишман встречается с её встревоженным происходящим взглядом, ободряюще улыбается, слегка сжимает её ладонь и выпускает, наконец, из своей хватки — сейчас касание рук, которое давно не кажется чем-то из ряда вон выходящим, ощущалось по-особенному.       Юля кивает в ответ и слышит своё звенящее в ушах сердце — в один миг оно даже подступает к горлу, перекрывая дыхательные пути. Она не может оторвать взгляд от сидящего напротив Марка, который ковыряет остаток пищи в тарелке, не в силах покончить с этим куском десерта. Паршута прекрасно понимает, что ему не до этого — аппетит покидает окончательно, оставляя место ощущению бабочек в животе.       — Ты закончил? — Юле хочется прижаться к нему и не отпускать, но только не на виду у всех посетителей.       — Ага. Хочешь уйти? — за столько лет лишних намёков можно и не делать — у них совпадают планы действий.       — Очень, — шепчет Юля и наблюдает за тем, как Марк, предварительно навернув карточку из рук на пол, оплачивает заказ и благодарит официанта, стреляя взглядом в её сторону.       Он в своём стиле желает парню хорошего вечера, оставляет чаевые и галантно подаёт ей руку, в которую Юля буквально вцепится, пока они будут спешить к её машине. Она только открывает рот, чтобы попросить его сесть за руль, но Тишман в ту же секунду всё озвучивает:       — Я поведу.       Оказавшись в салоне автомобиля, Марк начинает двигать сидение назад, чтобы открыть пространство для ног, а Юля достаёт упавшие наушники из ненужной дырки рядом с коробкой передач. Они замирают в миллиметрах друг от друга в стиле всех мелодрам: если верить киношникам, после этого всегда случается что-то неизбежное. Марк не удерживается от осторожного поцелуя — он и не рассчитывал на продолжение, ведь они собирались отъехать как можно скорее. Юля планы тут же меняет, возвращая поцелуй и не собираясь его разрывать. Это их первый поцелуй, поэтому Юля имеет все основания быть убеждённой, что в их силах подчинить обстоятельства и время этому моменту. От осознания, что это происходит не по случайному совпадению, о котором потом будут стараться на вспоминать, голова идёт кругом: оба считали это несбыточным и запретным, хотя теперь нечему было сдерживать их, кроме собственных мнимых убеждений и тараканов в голове от слишком извилистых жизненных путей обоих. Юля оглаживает его затылок и зарывается в волосы, откидывает наушники обратно в это отверстие и ведёт освободившейся рукой по его плечам. Никогда не было так фантастически всё равно на выходящих из кофейни людей, которые всё это чётко видят через огромное лобовое стекло. Марк едва сдерживается, чтобы не открыть себе ещё участки для поцелуев, потому что запах Юлиных волос и её парфюм сводят с ума до дрожи в коленях. Тишман перебирает её волосы, изо всех сил стараясь не запутать, обводит спину и располагает руки на талии, притягивая ближе к себе и не разрывая поцелуй. Дышать уже совершенно нечем, но оба оттягивают момент, когда придётся отстраниться — этот неторопливый, слишком чувственный и запомнившийся теперь поцелуй не должен заканчиваться так быстро. Набирая воздух в лёгкие, Марк касается её горящей щеки, очерчивает подушечкой пальца и устремляет взгляд на её руки, расстегнувшие две пуговицы на его рубашке, что и дало возможность вздохнуть. Он встречается с её взглядом — таким же, как и за столиком, — и вспоминает, что обещал ей рассказать.       — Я люблю тебя. Вот и причина, Юль. Тебе точно нужны остальные? — Марк насмотреться не может на её губы: в мыслях всё ещё чёткой картинкой стоит произошедшее.       — Мне нужен ты, — Паршута оставляет короткий мягкий поцелуй на его губах, а Тишман, вернув ей ещё один, открывает окно, чтобы всё-таки успокоить свой организм и вернуть себе возможность трезво мыслить: ехать до Юлиной квартиры не очень близко.       Марк хочет добавить, что её он уже давно, но слова здесь не имеют той силы, с которой должны прозвучать. Вместо фраз он смотрит в окно и глубоко дышит, пока Юля уверенно переплетает их пальцы и слегка сжимает, убеждая обоих, что мечты всё-таки воплощаемы, а волюнтаристы — не просто самоуверенные люди.