Перелетные люди

— Я тебя потерял. Удалось? — Пришлось побегать. Очереди везде. Сумерки давно проглотили комнату, в которой сидел Стервятник. Свет он не включал, ему хватало яркости айпада, к которому он прилип, и недовольно поморщился, когда Ральф щелкнул выключателем. — Много потеряли на курсе? — Не считал. Не все ли теперь равно? Ральф сбросил куртку на единственный стул, служивший им вешалкой и полкой. — Есть два вареных яйца и хлеб с обеда. Будешь? Я чай сделаю. Ральф кивнул, бросил на стол пачку. — Сигарет купил. В торопливых сборах они едва не поругались из-за увесистой электрической кофеварки, которую Стервятник упаковал вместе с документами, айпадом и ноутбуком. Весь их «офис» уместился в один рюкзак. «Спасибо скажешь», — отрезал он Ральфу. Кофеварка стала клочком их личной территории, осколком прежней домашней жизни — в ней они не только варили кофе, но и кипятили воду для чая, и даже варили яйца. Стервятник грозился приготовить в ней суп. В хостеле имелась общая кухня, но Птица брезговал, он ненавидел готовить и тем более есть в присутствии чужих людей, пусть и преисполненных дружелюбного сочувствия. «Как ты в Доме с такими привычками жил?» — удивлялся Ральф. «У меня был выбор?» — Думал, тебе нравится такой общий быт. Почти как в Доме, — неуклюже шутил Ральф, пытаясь хотя как-то взбодрить Стервятника, осунувшегося и помрачневшего за последние дни. Хотя Ральф выглядел не лучше. — У меня нет ностальгии по Дому. Узкий пенал с двумя кроватями, жмущимися к противоположным стенкам, крошечную раковину и зеркало над ним сложно назвать роскошным «номером». Но все-таки это была не общая комната с двухъярусными кроватями и галдящими соседями, а отдельная, «своя». С общим душем и туалетом пришлось смириться. Зато можно было выходить на балкон, а не спускаться каждый раз вниз на крыльцо, чтобы покурить. Черт его знает, как Птице удалось вытребовать такую комнату. Возле окна Стервятник организовал «обеденную зону». Кровати они сдвинули. По хостелу, словно тени, сновали такие же залетные птицы, объединенные общим безумием и мыслью, «как нам всем повезло!» и «как дальше жить?» Не выпуская из рук телефоны, счастливчики обменивались новостями и своими нехитрыми историями, переливая друг в друга накопившуюся тревогу. Уверенных в завтрашнем дне айтишников можно было с лету вычислить по интонациям и взглядам. Растерянные гуманитарии и менеджеры среднего звена обсуждали вакансии и способы подработки «за лиры». Пестрая стайка перепуганных пташек, случайно собравшаяся под крышей временного прибежища. По коридорам с видом короля в изгнании бродила чья-то сиамская кошка. Среди постояльцев обращала на себя внимание женщина, выходившая покурить на крыльцо в роскошной черной шубе, мгновенно намокавшей под густым мартовским снегом. Как-то Ральф из вежливости позволил втянуть себя в беседу и через пять минут узнал, что живет с неправильным паспортом, о чем красноречиво говорит «дьявольский штрих-код на обратной стороне обложки». Больше в разговоры с постояльцами он не вступал. Конечно же это была паника. Способ подавить тревогу. «Тебя заберууут», — выл Стервятник, раскачиваясь на постели, раздирая себе плечи ногтями. Проще было сесть в дурацкий самолет и улететь на предпоследние деньги, чем урезонивать и успокаивать психованную Птицу. Тем более, что самого Ральфа зашкаливало. Да и контраргументов у него набралось с горсточку. Запомнились обрывки разговоров перед отъездом — как их звал в свою лесостепь Рыжий: «Мы отсюда никуда, а вы приезжайте — места всем хватит, прокормимся», как в исступлении плевался в трубку Лэри. Как припечатал матом Шериф. Уж кто-кто, а Ральф знал, что бегство не выход. За каждым исходом наступает момент, когда захочется вернуться. По своей или не по своей воле. «Ты мастер сбегать вовремя», иногда подзуживал его Стервятник, но уехали они из-за него. Один Ральф вряд бы решился. Да и ради себя самого ехать ему было не за чем. За себя он не боялся. Так они оказались в чужом городе. В чужой стране. Среди чужих людей. В богом забытом хостеле среди таких же растерянных перелетных людей, как они. И вот уже Ральф бегает по банкоматам, пытаясь выудить их жалкие накопления, пока все не заблокировали к чертям. Город на трех морях, повидавший кровавые осады, безжалостные землетрясения и наводнения, принимал нашествие новых эмигрантов с привычной полуулыбкой. Как будто не было тех ста лет с момента предыдущей волны, как будто не отзвучали голоса кафешантанных певичек, залетевших так далеко от дома. …Еще купить теплое белье для Птицы. Кофеварку-то он взял, а вот белье не положил, а начало марта здесь нежаркое. Третий день хлопьями валил снег, словно кто-то над городом вспорол подушку с чаячьм пухом. Потом можно будет подумать про ВНЖ* и подыскать жилье поприличнее. А, может, и страну сменить. Чужое здесь все. А где теперь не чужое? Найти теплое белье оказалось непростой задачей. Ушлые продавцы, по-прежнему считавшие новых приезжих зажиточными туристами, по привычке пытались втюхать то ковер, то кальян. Глядя на них, странно было вспоминать, что еще несколько месяцев назад они гуляли со Стервятником по базарным закоулкам, легкомысленно тратили деньги на сувенирную ерунду и вообще, жили иными, несущественными по нынешним меркам проблемами. Оказывается, совсем недавно они были беззаботны и счастливы. Ральф с усмешкой думал, что большинство тех, кто оказался здесь сейчас — потенциальные нищие, и скоро начнут друг другу сбывать ненужное. А если Рекс заболеет? От вопросов без ответов сводило спину. У них еще не все так печально на самом деле. У Стервятника есть работа, за которую пока платят. Два рюкзака, небольшой чемодан, денег на четыре месяца и девяносто дней на ожидание. Вот и вся накопленная за десять лет жизнь. Нечего терять там. Нечего ждать здесь. Мы будем изгоями везде, повторял Стервятник. И почему-то это успокаивало. Впрочем, самое ценное я вывез, думал Ральф, разглядывая нахохлившуюся фигуру своего товарища. Остальное фигня. Папа прав. Они всегда были изгоями. С тех самых пор, как вместе переступили порог Дома. Собственно, ничего не поменялось, кроме одного. Последние дни они все время балансировали на грани ссоры. Примиряла общая неизвестность и необходимость час за часом приспосабливаться к новой жизни и искать новые смыслы. Но это же самое выводило из себя и заставляло Только пару дней назад Ральф почувствовал, что Стервятника начало отпускать. Он уже не огрызался по любому поводу и снова позволял себя обнимать. Потом они лежали на сомкнутых кроватях, вжавшись друг в друга плечами, и смотрели в посеревший потолок. — Смотри, что я в кладовке нашел, - голос у Стервятника глухой, будто он говорил через носовой платок. Нет, вроде не простыл, привычно отметил Ральф. Словечко из прошлой жизни заставило его вздрогнуть. В кладовке? Стервятник завозился, больно тыкнул коленкой в бок, покопался в рюкзаке и протянул старую черно-белую фотокарточку. Ральф включил ночник рядом с кроватью и стал рассматривать в тусклом свете пожелтевший кусок картона. На старинном снимке в оттенках сепии проступали тонкие черты светловолосого франта, изящно закинувшего ногу на ногу. Холодные глаза надменно смотрели из-под тяжелых век куда-то вдаль. У Ральфа на пару секунд закружилась голова от сходства. Мелькнуло недоумение, когда это Стервятник успел сфотографироваться в этом маскараде? Сюртуки и шейные платки он не носил со времен Дома. Ральф перевернул открытку. «Carte Postale» — было напечатано на обороте по-французски. Бисерным почерком змеились чернильные трудночитаемые строки: «…милой маме на долгую память о минутах радости». — Кто это, Рекс? — Предполагаю, родной брат моей бабки. Во всяком случае по ее линии родственник. Правда, похож? — Весьма. — Ты посмотри, откуда эта открытка отправлена. Потому и захватил ее. Ральф вгляделся в крошечные буковки внизу письма. Istambul 1921 г. — Да уж… Он вернулся? — Откуда ж я знаю. Я о существовании бабки узнал только перед выпуском. Ральф еще раз внимательно посмотрел на Стервятника столетней давности. — Круг замкнулся. Потрясающе… — Прикинь, да? Кажется, время остановилось, как в банке с киселем, — прошептал Стервятник и свернулся под боком костлявым моллюском. Моллюском, потерявшим среди бурь свой панцирь. Ральф покрепче притянул его к себе и неожиданно спросил: — Где твоя гребаная шестеренка, Рекс? Как бы она нам всем пригодилась… — Ты слишком поздно в нее поверил, Ральф, — пробормотал Птица. Судя по голосу, он засыпал. — К тому же Табаки предупреждал, что она может сработать совсем не так, как хотелось бы. Мне кажется, кто-то ей уже воспользовался. Кто-то чужой и не очень добрый. И это совсем не наш круг. Ральф изо всех сил подавил вздох, стараясь дышать как можно тише, чтобы не выдать себя. Ему стало стыдно за свою слабость. Сейчас не те дни, чтобы позволять себе такую роскошь, как сослагательное наклонение. Он прижался губами к волосам, пахнущим родным человеком и гостиничной наволочкой. — Ничего, главное, мы вместе. А с остальным справимся. Спи, Птица, спи. *ВНЖ - Временный вид на жительство