– а всего лишь-то нужно было добесить тебя окончательно

эрика бесит до скрипа зубов, до сжимания кулаков до такой степени, что от ногтей потом остаются красные следы на ладонях, а губы ободраны в кровь, лишь бы не разозлиться на одно только ее присутствие. эрика шумная, она невозможно много пизди́т, да еще и с хорошей такой громкостью, своим высоким голосом с ораторскими нотками. её невозможно не слушать, она поднимет даже мертвого, если захочет, и от ее криков нигде не спрячешься, никак не заглушишься. достанет откуда угодно и докричится любыми способами. иногда секунда, пока она набирает побольше воздуха в легкие, чтобы продолжить свою очередную тираду, кажется сладостным мгновением малейшего спокойствия. в эту секунду слышится звон или гул в ушах, на которые хочется посильнее натянуть ушанку, чтобы хоть как-то заглушить. эрика вечно вертится рядом, куда бы вы ни пошли, как бы ни пытались спрятаться – она всегда будет тут же. хотя, возможно, так «повезло» только самой кайле. но сути это не меняет, картман в любом случае всегда мозолит глаза и не оставляет в покое ни на день. то в очередную неприятность на свою большую мягкую задницу найдёт, то в очередное приключение влезет, то просто что-то придумает и обязательно во всё и вся потащит брофловски, а за этими двоими и марш с маккормик поплетутся. они хоть обстановку разрядить могут, когда рыжеволосая и русая девушки будут готовы вцепиться друг в друга, стэнли обычно приобнимает за плечо кайлу, а кенни рядом с эрикой крутится и старается отшутиться и перевести ее внимание на что-нибудь другое. редко, конечно, получается, ведь картман будто одержима выведением подруги из себя, которая обычно будто и рада «выпустить свою джерсийскую злость», как говорит сама же эрика. а кайла и правда не может ее игнорировать слишком долгое время. если и получается, то эрика потом закатывает целые истерики, либо творит в сто раз бóльшие неприятности для них двоих и всё таки добивается ее внимания. поэтому обычно (хотя и из-за своего характера по большей части) брофловски не сдерживается и огрызается, кричит, бежит за кажущейся неповоротливой девушкой, которая первые пару минут так прытко от нее изворачивается. правда, недостаток спорта, большая масса и «широкая кость» мешают ей слишком долго сопротивляться и увиливать между стеллажами товаров либо поворотами улиц, и она, запыхавшаяся и покрасневшая, требует перерыва и пощады. пощады... а за что ее щадить? за очередную отпущенную колкость на предмет национальности брофловски, её ума или придирчивости к мелочам, чтобы все было хорошо и правильно, за толчок локтем в бок или щипок за щеку, за подножки, пока кайла идет к доске или от доски, или за размышления на весь класс прямо во время урока о том, что надо бы истребить всех евреек, и вообще зазнаек в этом мире тем более не любят? ну уж нет, ни за что. это неверно, так просто это оставлять нельзя. у кайлы обостренное чувство справедливости, у эрики длинный язык и свои планы на нее и вообще всех людей вокруг. она не боится пойти по головам, она именно это и делает постоянно, когда зазывает всех платить ей пять баксов за какое-нибудь тупое представление или новую глупую идею. она может жертвовать, будь то кенни, которая в миллионный раз умрёт, но никто об этом не вспомнит, или стэнли, которая поноет, а потом забудет (или нет, кто ее знает) и снова попрется за ними. эрика даже на жалость неплохо так давит, начиная от щенячьих глазок и грустного лица, заканчивая очень правдоподобными слезами, которые она тут же радостно злорадно вытирает, когда кайла тяжело вздыхает и говорит что-то в роде «ладно-ладно, валяй, а я посмотрю», но на самом деле просто не сумев смотреть на чужие слезы. кайла эмпатка, но имеет проблемы со сдерживанием эмоций, ей нелегко. кайла старается поступать справедливо по отношению ко всем или хотя бы к большинству, чтобы люди не страдали, хотя с эрикой под боком это не всегда получается. точнее даже, очень редко. когда марджорин снова запирают дома на несколько недель из-за них, кенни, пытаясь ее вытащить через окно, падает прямо на какие-то древесные осколки снизу, а стэнли снова от всех тошнит – это точно не назовешь доброжелательностью. и даже на попытки всё и всех обустроить не похоже. а их компашке больше всех всегда достаётся. эрика хорошая активистка любого движа и могла бы даже сойти за феминистку, если бы не продолжала отпускать мерзкие шутки и высказывания направо и налево и сраться просто со всеми подряд. хотя под ее горячую руку чаще всего попадают парни из параллельных классов, младшеклассники и даже старшеклассники. если с девушками она еще кое-как ладит, то с теми спорит и ссорится даже за те штуки, которые и сама делает. кто-то кому-то изменил, кого-то обозвал, ткнул, ударил или даже полноценно подрался? она тут как тут и уже отчитывает «типичных парней за их типичные мальчишеские забавы». она даже в какой-то момент смогла сблизиться с венди, которая всегда была «первой и самой ярой феминисткой на районе», как хихикала за ее спиной картман. они сошлись на почве предвзятости и раздражения к некоторым отдельным лицам, а отдалились из-за отличающихся взглядов. венди выступала за женские права, эрика – просто «против мужиков». на том и разошлись. а вот от кайлы она все еще не отлипает. то сзади подсядет и будет дышать почти в спину, то локтем двинет и так его и не уберет, соприкасаясь своей рукой с брофловски, то тыкнет как-нибудь. хотя тыкала ее больше сама кайла, потому что пальцы забавно нажимали на складки ее светлой бархатистой кожи. у эрики мягкие щеки, покатые плечи, толстые пальцы на руках и широкие бёдра. сколько бы шуток про ее кость ни было отпущено, все равно бедра у нее были правда классными. особенно в обтягивающей одежде они выглядели так вызывающе привлекательно: будь то обычные светлые джинсы или короткая юбка с надетыми под нее сетчатыми колготками – приятные для глаза изгибы были видны всегда. эрика почти всегда садилась рядом с кайлой. сначала пихнет поглубже на скамейку в столовой, а потом пристроится рядом. а если к ним третьей кто-то подсядет, то приходится тесниться и сидеть совсем впритирку. у нее мягкие бока, кайла это заметила. всегда именно в них злобно пихала, а потом еще несколько минут ощущала фантомную мягкость от прикосновения. ворчала, что слишком много места занимается и пыталась отвлечься. а не хотелось. в мыслях время от времени проскакивала мысль пожамкать руки или бока эрики, они всегда и бросались в глаза. первые мельтешат всегда и быстро жестикулируют во время разговоров, вторые покачиваются при ходьбе и снова обтянуты какой-нибудь футболкой. эрика одевалась максимально разнообразно. на прогулки всей компанией она надевает что-то очень повседневное, часто даже полупижамное или недоспортивное. мягкое такое и свободное. на вечеринки платья или юбки в обтяжку. на школьные мероприятия костюмы и смокинги самый разных цветов, на другие какие-то события еще что поинтереснее. и самое странное, что какого бы ебанутого оттенка или фасона ни была ее одежда, ей все идет. она щеголяет в леопардовой шубе по ковровой дорожке сразу за какой-то певицей, приехавшей в их город на ежегодное торжество, насмешливо повторяя виляния бедрами этой женщины. картман весело смеется, сидя в полупрозрачной кофте на черный бюстгальтер и болтая с другими девчонками у них на девичнике. она поправляет приколотую к плечу розу на ее алом пиджаке и продолжает свою речь на сцене с какими-то своими объявлениями. и кто бы могла подумать, черт возьми, что ей подойдёт даже желтый пушистый халатик с цветочками, в котором она греется после весеннего ливня. эрика неплохо дерется. кажется, хвасталась, что ходила на секцию борьбы, чтобы давать сдачи «всем ебланам за себя и заодно за тебя, моя дорогая еврейская душа». кайла в защитнице не нуждается и только фыркает на это, отворачиваясь. эрика неплохо дерется, а вот с обработкой ран она не ладит, наверное, и не занималась бы этим никогда. она не умеет и учиться этому не желает. кайла умеет, она ей и смачивает шею перекисью, заматывает бинтом запястье, а на щеку лепит одолженный у марджорин пластырь с котиком. не бросать же её после стычки с громилой старшеклассником. эрика бесит до безумия, когда лезет в драку с самой брофловски. когда все началось как обычно, с привычных толчков, потом одна пихнула сильнее, другая сжала кулаки и стукнула с большей злостью, а потом первая схватила за волосы и потянула вниз. голова болит, дыхание сбитое, а тело прижато к полу под большим весом большого тела. – ну что, еврейка, сдаешься? картман прижимает чужие острые плечи к полу и сдувает прядь волос с глаз. картман победно улыбается и наклоняется чуть ниже, чтобы сказать уже более приглушенно. – нравится лежать подо мной? поддевает, раззадоривает, а голос ее звучит томно. наверное, в этом случае такое слово вполне подходит, не то чтобы брофловски сильно разбиралась в подобных ситуациях. ноги начинают затекать под чужой тяжестью, а холодный пол уже не так чувствуются, как большие тёплые бедра, сжимающие кайле руки в районе локтей. тепло. горячо, даже так бы сказала. эрика выдерживает несколько минутный зрительный контакт и наклоняется еще ближе. девушки смотрят ровно друг другу в глаза, не смея их отвести в сторону, будто это новое соревнование, испытание, кто же сломается быстрее. – дерешься ты как девчонка, конечно. хмыкает на расстоянии одной головы между их собственными. кайла молчит и хмурит брови, когда картман ерзает на ней и сильнее сжимает свои большие ладони на худых предплечьях. кайла не может пошевелиться, хотя сейчас сил, да и желания почти не осталось. – долго лежать подо мной собираешься? повторяет переформулироваеный вопрос картман, а брофловски закипает еще сильнее. ее тело зафиксировано, сама эрика нависает над ней и ее русое каре щекочет ей щеки. девушка дергает головой, еще больше наклоняясь вниз и опуская наконец взгляд ниже глаз кайлы. смотрит между подбородком и носом и как-то подвисает, больше ничего не предпринимая. – поцелуй меня уже, блять, иначе я тебя отпну с себя. кайла процедила это сквозь зубы, проследив за направлением глаз картман. понять, куда она смотрит, проще простого, а догадаться, о чем та думает, еще легче. и эрика повинуется. чуть ли не впервые она слушается кайлу почти мгновенно и вовсе без пререканий. поцелуй у них получается такой же, как и в целом их отношения. сопернический. эрика сминает чужие губы своими, кайла кусается и проталкивает свой язык в рот девушки. кажется, та только недавно запихнулась очередной булкой, потому что на губах и языке чувствуется сладкая глазурь. пончики, наверное, ее любимые. – слезь с меня. шепчет брофловски в секундном перерыве и почти сразу ей освобождают руки, а через секунд десять и вовсе всё ее тело больше ничем (точнее было бы сказать, никем) не придавлено. кайла распрямляет плечи и спину, садится поудобнее и наклоняется к эрике, чтобы возобновить поцелуй. пухлые пальцы зарываются в пушистые кудри до лопаток, а другую тонкую ладонь прикладывают к чужой мягкой щеке. кайла большим пальцем стирает дорожку слюны на подбородке эрики, и та наконец сдаётся под ласковыми касаниями. больше их движения не так резки и напористы, они сменяют темп на лениво нежный. брофловски облизывает нижнюю губу картман, и та шумно выдыхает, приоткрыаая глаза. – а всего лишь-то нужно было добесить тебя окончательно. и обе девушки смеются, а потом целуются снова и снова.