Под серпом луны

Девушка проснулась среди ночи на широкой и тяжело вздымающейся груди Гютаро. Его жилистые руки ласково обвили ее, прижимая к себе под одеялом. Она подняла на него глаза и невольно залюбовалась тем, как свет луны скатывается по его профилю, задерживаясь на кончике носа и придавая немного заострённым чертам лица струящуюся мягкость. В комнате было прохладно, все тепло солнца, впитавшееся за день в тонкие деревянные стены и потолок, стремительно улетучилось во мраке ночи. — Я сказала, что здесь не хватает десяти йен! Доплачивай! — резкий голос Уме разорвал тишину комнаты, от чего мелкие волоски на коже девушки встали дыбом: кому она угрожает? Гютаро, до этого мирно посапывающий во сне, тихонько распахнул нависшие веки и прижал испуганную девушку к себе: — Не волнуйся, — он вытянул голову и посмотрел назад в сторону футона, на котором спала Уме, — она часто говорит во сне, особенно в последнее время. — последние слова он произнёс особенно тихо, будто пытался заглушить горечь, которой они были напитаны. Девушка опустила глаза: кто как не она знала, как тяжела работа юдзё в этом проклятом районе красных фонарей. В районе, где юката стоит дороже человеческой жизни, а случайно запачканное оби может привести к серьёзному наказанию от держателей домов — вплоть до увечий или же контракту на бесплатную работу до года. Гютаро начал тихонько перебирать пряди волос девушки, любуясь тем, как они переливаются в свете луны и слегка накручивая их на свои длинные пальцы. — Я виню себя за то, что ей приходится работать в таком месте, — он стиснул зубы от собственного бессилия, — когда-нибудь… когда-нибудь я выкуплю ее отсюда. — он посмотрел на девушку, — и тебя тоже. Девушка смутилась, польщенная его благородным порывом, но понимая, что вряд ли этому порыву суждено было сбыться. Как бы она ни любила Гютаро, он оставался бедняком, и стены его хижины не могли уберечь их от факта того, что стоит ей выйти отсюда, как она снова будет принадлежать публичному дому, где, в итоге, вероятнее всего, ее просто продадут какому-то самураю за гроши. Она улыбнулась, лелея нежность в своем сердце к этому несчастному юноше, и молча прижалась к нему ещё теснее, стремясь хотя бы на мгновение забыть о том, что ждёт ее завтра. — Ты не веришь мне, да? — он уткнулся носом в ее волосы и прикрыл глаза. Она подняла на него свои затянутые поволокой глаза: — Верю… я верю, что ты этого хочешь, но… — она вздохнула, пытаясь подобрать слова. Он сглотнул какой-то неприятный ком в горле: такой же однажды подкатил, когда Уме связали и чуть не сожгли заживо. Тогда он просто по чистой случайности вернулся домой намного раньше и увидел небольшую гудящую толпу посреди старого базара. Он решил, что суши-мастер даёт представление беднякам, но чем ближе он подходил к месту событий, тем сильнее дрожало его нутро. Он услышал как кто-то зачитывает приговор, из монотонного потока слов вырвав имя своей сестры. — Уме! — отчаянно выкрикнул он и сорвался на бег, царапая босые ноги о мелкие стёкла и острые камни… Тогда ему удалось спасти ее. Удалось «договориться» с самураем, что потерял глаз, пообещав тому, что с этих пор Гютаро не будет выбивать долги ни с него, ни с его потомков. Такое своеобразное соглашение спасло Уме жизнь, но он никогда не забудет этот неприятный давящий комок, что саднил его гортань при виде связанной и напуганной сестры. И вот теперь этот комок снова подкатил к горлу, выбивая из Гютаро капли слез, осколками заблестевшими в уголках глаз: — Ты думаешь, такой бедняк, как я ничего не может, да? Ничего, кроме выбивания долгов и размахивания старым серпом, — голос его стал ниже и ему стоило больших усилий подавить дрожь, подступающую к горлу. Он не мог винить ее за это, ведь это было правдой. Она грустно улыбнулась: — Глупый, ты же понимаешь, что есть вещи, которые от нас не зависят. — она тихонько поглаживала его грудь своей мягкой ладошкой, — ни ты, ни я, ни Уме не выбирали родиться в бедном районе, это просто стечение обстоятельств. — она набрала в грудь побольше воздуха, словно пловец перед прыжком в воду, — и как бы умело ты ни обращался со своим серпом и как бы хорошо ни дрался, это никак не повлияет на то, что мои приемные родители будут продолжать сдавать меня в аренду публичным домам — она обреченно выдохнула, чувствуя как неприятная тяжесть оседает на ее плечах после этого разговора. Гютаро прикрыл глаза и слегка повертел головой, словно отмахиваясь от ее слов. Должен быть выход, выход есть всегда. — Ты ведь беременна… — тихо протянул он, хватаясь за этот аргумент, как за последнюю соломинку, — какая им выгода от беременной девушки? Я заберу тебя и все. Она горько усмехнулась: — Это не остановит их, я знаю, — она замешкалась, обдумывая стоит ли говорить дальше. Гютаро приподнял брови и положил свою ладонь на ее руку: — Почему ты это знаешь? — он будто сам боялся того, что напрашивалось вылезти наружу, — ты уже была беременна? Плечи девушки задрожали и она положила свою голову ему на грудь, не в силах вымолвить ни слова. Гютаро не стал расспрашивать дальше, молча прижав ее к себе и ласково поглаживая по голове. Его грудь взмокла от ее горячих слез и ему казалось, что они жгут его сердце. С неё нельзя спускать глаз. Нельзя, учитывая, что с ней могут сделать, как только она вернётся домой и факт ее беременности раскроется.