stained glass window

Вы никогда не задумывались, как на самом деле хрупки люди? Если сравнивать людей с чем-то столь же хрупким, то можно сравнить их со стеклом. Даже лучше сказать, что стоит их сравнить с витражами. Красочные стеклянные осколки, собранные друг с другом и образующие единое целое, переливающиеся под яркими лучами солнца и отдающие отражение на землю. Такие разные, уникальные и прекрасные. Разве люди не похожи на них? Если бы кто-то раньше сказал Сапнапу, что ему придется столкнуться и с предательством, и с потерей, и с болью в то время, когда СМП только начинало появляться, то он бы рассмеялся этому человеку в лицо. Кто же знал, что все это обернется вот так. Витражи хрупки. Люди тоже хрупки. Малейшая ошибка может привести к трещине. И либо она сразу же приведет к разрушению, разбитию на десятки миллионов осколков, либо она останется, но постепенно со временем и с давлением эта трещина будет разрастаться, пока также не приведет к уничтожению чего-то прекрасного. Люди — прекрасные существа. Демон не понимает, что идет не так. Неужели это он — корень всех бед? Что было бы, если бы он не был таким…? А каким это, «таким»? Сапнап не знает. Но прочная вера в то, что все происходящее является его виной тяжелым грузом давит на его плечи. Он мог бы остановить Дрима, если бы не был так слеп. Он видел, как его лучший друг отдаляется от него и Джорджа, но демону казалось, что дело в его загруженности и ответственности, а не появившемся комплексе Бога. Он мог бы попробовать поговорить с Отцом, Бэдом, до того, как началась вся эта фигня с культом, убийством Скеппи и контролем разума. Он знал, что что-то случится, когда они с Сэмом впервые пришли в то помещение, к Красному Яйцу, и попытались поджечь. Сапнапу жаль, что он не додумался использовать другой огонь, а не огонь от зажигалки. Он мог бы сохранить их с Карлом отношения с Квакити. Если бы он только перепроверил то, что он попросил сделать Джейкобса, зная о том, что память его дорогого жениха начинает давать сбой. Квакити бы не ушел от них, не разорвал помолвку, а того самого диалога в Киноко никогда бы не было. Он мог бы спасти Карла. Если бы только Сапнап решился поговорить с ним тогда, когда только начались странности, то все было бы по-другому. Если бы только он набрался храбрости высказать ему все и потребовать объяснений в те самые моменты, когда Карл, после очередного иного имени (был ли это Джеймс? Или Мэйсон?), приходил в себя и смеялся так, как прежде, то демон знал бы, как спасти его. Он мог бы растормошить Джорджа, который забылся во сне после того, как Дрима засунули за решетку. Он знал, что с ним надо поговорить, просто расставить все по полочкам на свои места. Почему Сапнапу так больно даже думать о них? Один слишком сильный толчок может пошатнуть конструкцию. Но если таких толчков несколько, то витраж начнет процесс разрушения. Однако не многие могут заметить трещины в витраже, что уж говорить о том, что кто-то обращает внимание на благополучие других людей? Сапнапу хочется плакать. Рыдать навзрыд, закрывшись в небольшой комнате в его домике в Киноко, и хвататься за сердце, проклиная себя за все свои ошибки. Он так устал… Витраж Сапнапа дал трещину. Еще тогда, когда только началась та несчастная война с Л’Мэнбургом. За последнее время все навалилось на него: побег из тюрьмы лучшего друга, отдаление от родителя, невозможность наладить отношения с Кью и пропажа Карла (вновь). Как же это все утомляет… Сапнап останавливается посреди леса. Его глаза устремляются на небо, такое чистое и высокое. Интересно, а чувство полета действительно такое захватывающее, как его описывают в книгах? Трещина разрастается. Слезы катятся из глаз градом. В его голове — вихрь мыслей. Они переполняют его, мешая думать прямо. Он виноват в том, что случилось. Он виноват. Это действительно его вина. Демон плачет, обнимая себя руками. Из его глаз катятся потоки лавы, обжигающие его краснеющие щеки, оставляя за собой следы, которые потом оставят за собой шрамы. Именно поэтому Сапнап не позволял себе плакать. До этого дня. Ему уже глубоко наплевать, что будет дальше. Он сдался. Цветное стекло, наконец, разбилось, разлетаясь на миллионы кусочков.