В глубине

— Чего застыл?! — ругался Сергей, воротившись. Безуспешность диалога с капитаном отражалась на всем его лице. — Работать было велено! — Погоди ты с работой своей, — Дмитрий поспешил усмирить товарища. — Перевязку сделать нужно. Не очень-то хочется его крови на обеденном столе, а, Серый? Да и рубаху чистую сыщи, не голым же ему работать.       Противиться словам доктора мужчина боле не стал, лишь еще раз бросил на мальчонку недоверчивый взгляд и отправился на поиски одежды. Молчаливого согласия было Позу предостаточно, поэтому, взяв Антона под плечо, пират быстро повел его в сторону своей каюты. Да вот только никаких перевязок делать он вовсе не собирался, остановил только Антона у двери и принялся рассказывать негромко: — Кок выскочек не любит, да и ты ему сразу не понравился. Делай все, что он скажет, не рыпайся и не спорь, может тогда и сладитесь. Я ничего не говорил, а ты — ничего не слышал.       Парню и в самом деле показалось, что он не услышал слов мужчины: настолько Антон был увлечен внутренней благодарностью этому человеку за его добродушие и наставничество в столь нелегкий для него час. Кое-как собравшись с мыслями о предстоявшей работе и дав обещание выполнить докторское наставление, юноша побрел в сторону камбуза. Стоило Антону только остаться одному, как тут же на повороте его плечо столкнулось с матросом. Это лицо он запомнил отчетливее всех — морщинистое, почти серое, губы всегда растянуты в гримасе отвращения, а презрительный взгляд целился прямиком сквозь кожу в кости. — Добро пожаловать на борт, — усмехнулся матрос, — тот самый, что вырубил его вчера, — да так сильно уронил свою ладонь на Антоново плечо, что парень чуть не сложился пополам.       Усвоив кое-какой урок, смотреть и уж тем более отвечать вслед уходящему пирату Антон не захотел. Пока что это была его единственная возможность сохранить оставшуюся часть достоинства, не наткнувшись при этом на свежую долю синяков и ссадин. Набираться сил сейчас важнее всего, — подмечал про себя парень, — война здесь за каждым поворотом.       И как только нога Антона переступила порог кухонной каюты, в лицо его сразу же прилетел снаряд из рубахи. — Не зевай, шпала сухопутная, да копны на голове своей прибери! Вон репа нечищеная лежит — настругаешь мне батман, потом за рыбу примешься и плошки отнесешь! — кричал Сергей, размахиваясь ножом, эдак прицеливаясь в мальчонку. — За работу! Голодные рты не ждут!       Этот месяц будет длинным.       Нож и репа в руках Антона ладили прекрасно, ибо на флоте таких, как он, часто загружали работой, как эта; казалось бы, дайте сержанту шпагу в руки и ремесло посерьезнее, однако на его ладони то и дело падали лишь кухонные ножи, щетки да тряпки. Потому-то Антон даже не удивился знакомому приказу. Смирная чистка овощей, — первое безмятежное занятие юноши в кои-то веки, — отвлекала его от растерянности, давящей на виски вместе с масляным бинтом; истощенное тело кое-как справлялось с накопившимися впечатлениями, но та сила духа, которая закалилась в Антоне за последние дни, продолжала приятно обжигать его вены. Пальцы все еще пощипывали от мозолей, поэтому часто теряли в своей хватке репу, и парню под натиском руганей приходилось поспешно ползти за ней.       Пока тонкая овощная кожура падала на горку себе подобных, непоседливый взгляд Антона падал на убранство камбуза. Кухня была достаточно широкой и оснащенной для готовки еды на 50 персон, находящихся в плавании. Столы занимали практически все помещение, оставляя между собой лишь небольшое пространство для прохода: они были вытянуты вдоль каждой стены и располагались прямо посередине комнаты как островок; место под столами также применялось с пользой — там хранилось множество мешков и провизионных бочек. На подвесных полках стояли котлы, горшки, глиняные кувшины, фарфоровый сервиз, а по их краям висели черпаки. Под потолком на веревках качались деревянные кольца, на которых сушились различные травы и кусочки рыбы. Больше всего шума и запаха исходило от главного элемента камбуза — кирпичная печь пусть и была небольшого размера, но требовала к себе явно не малого внимания повара; то журчание жаровней и треск огня в ее стенках то и дело тянули к себе любопытство Антона. Но самым удивительным для него явлением стала чистота пиратской кухни. То, что он видел на царских кораблях, совершенно отличалось от того, что он видел ныне: маленький, узкий и зловонный камбуз, в котором царствовал не кок, а крысы, мерк перед свежей и просторной рабочей каютой Сергея. Даже планировка окон здесь была своеобразной, обеспечивавшей всегда ясное освещение и хорошее проветривание. Пират с легкостью и видным удовольствием орудовал в своем маленьком мирке, справляясь с готовкой подобных масштабов, еще и успевая при этом одаривать мальчонку громкой бранью.       Последняя очищенная репа вскоре присоединилась к остальным, и стоило парню ее отложить, как на руки его приземлилась рыба. С ней-то Антону и пришлось повозиться. Долго пыхтел он, в какие стороны только ее не вертел, и так, и сяк лезвием касался, весь нос и глаза чешуйками забил — рыба все никак не поддавалась. Снова выругался на него Сергей, не выдержав издевательств над животным, и сам за дело взялся. — Всю рыбу мне порубил, одни кости оставил! Не учили тебя, что ль?!       И принялся пират учить мальчонку.       Та грубость и свирепость, что успел повидать Антон, внезапно испарились в движениях рук мужчины. Сергей затих, этак сосредоточившись на работе, и быстрыми, плавными, даже изящными маневрами начал разбираться с виновницей обеда. — Угол между ножом и чешуей должен быть острым, так она счищается легче и разлетается меньше… — поговаривал кок.       Покуда учебная рыба вертелась в руках мужчины, парень невольно всматривался и в самого пирата. Сергей был на голову-две ниже самого Антона, но имел до того крупное телосложение и сильные руки, что и на его фоне юноша чувствовал себя маленьким. Длинные угольные волосы были подвязаны на макушке, а снизу спускались такие же смольные борода и усы. — … потом ты отворачиваешь лезвие и вот сюда поддеваешь маленько…       Брови его, кажется, никогда не расслаблялись, поэтому взгляд всегда делался суровым и говорил, что любой под этот нож лечь может. Многочисленные шрамы, спускавшиеся по его лицу, шее и рукам, говорили о таких же многочисленных схватках, в которых побывал Сергей. Знал Антон только, что в схватке с рыбой он, несомненно, одержал победу. — Вот так выглядит идеально вычищенная рыба! А ты что учудил? Вот ешь теперь сам. Поди теперь отнеси все ложки-плошки в кают-компанию, и так из-за тебя запаздываю, — громкость голоса вернулась, и Антон, узнав прежнего кока и про себя смеясь, принялся за следующее задание.       Большие горки и пирамиды посуды уже ожидали своей очереди на одном из столов. Кое-как соорудив новую пирамидку, но уже на своих руках, Антон выкарабкался из камбуза. Кают-компания находилась над кухней, потому юноша просто развернулся и отворил ногой дверь, застав капитана и еще одного пирата за разговором. — Прошу прощения, господин капитан, — выпрямился парень, — разреш… — Вольно. Работай, — просто отозвался Арсений и, больше не внимая на присутствие мальчонки, продолжил разговор. — Le doute ne me quitte pas. Tant d'années ont passé… — Le garçon travaille déjà, capitaine, donnez-lui du temps et à vous-même.*       Кажется, то был французский. Антон часто слышал его на службе флотской, но выучить и понять этот язык ему так и не довелось. Сейчас у него было задание немного увлекательнее разборок с незнакомыми словами, так как другие пираты уже начали собираться к обеду. Быстро раскидав по длинному столу первую часть приборов, Антон побежал за следующей. Каждый раз, когда юноша возвращался в кают-компанию, число мужчин прибавлялось, но стоило Антону появляться на пороге, как их бурное обсуждение незамедлительно прекращалось и все наблюдали за его движениями словно за выходками диковинной твари. Сама каюта была обустроена скромно: лишь длинный стол с такими же скамьями по бокам и несколько картин на стенах представляли все убранство корабельной столовой. Череду удивлений Антона продолжило же следующее: прежде, чем пройти к столу, заявленные «грязные, бескультурные и дикие» пираты мыли руки, не толпились и спокойно присаживались у входа, на палубе, если мест внутри не оставалось, дабы не теснить и не тесниться и, как сказал один пират, полезно отобедать на теплом свежем воздухе. И это была далеко не последняя вещь, приготовленная для парня «Викторией». Вскоре вместе с мальчонкой в кают-компанию ввалился Сергей и поставил на стол долгожданные горшки и жаровню. Как только поднял кок их крышки, комната заполнилась приятным обжигавшим нос ароматом. Нескромность порций и насыщенность яств также не оставили Антона равнодушными: чищенная им репа превратилась в сладкую кашу, поверх которого кидался кусочек засоленной рыбы, а по всему столу были разложены ломти твердого сыра и свежего хлеба. Юноше с трудом вспоминалось, когда на флоте в праздники их так кормили, пока не понял он, что никогда. Кто-то из мужчин благодарно молился перед тарелкой, складывая руки в чашу, замок или просто соединяя ладони. Пираты спокойно трапезничали, переговариваясь между собой негромким шепотом, и без суеты передавали друг другу плошки и кусочки хлеба. В юной голове пронеслись слова Дмитрия Темуровича: «Ты не думай, что мы варвары, коль пиратами зовемся». Сам же доктор сидел справа от капитана, беседовал с ним о чем-то на французском и иногда посматривал на Антона, одобряюще кивая.       Парень видел мастерство кока на кухне и теперь убедился в нем наверняка.       Вкусно. Очень.       Антону хотелось проглотить все, не пережевывая, но в то же время он так наслаждался этим маленьким вкусовым праздником, что старался растянуть это удовольствие на подольше. Во всем его теле заиграли отголоски голода из прошлого, поэтому, кладя каждую ложку в рот, юноша наполнялся не только сытостью, но и счастьем. — Антон, а, Антон, — полушепотом позвал его одноглазый пират, сидевший напротив, — то ли правда, что товарищи былые тебя подставили? — Да, правда, — сухо ответил парень. — Не боишься, что мы тебя подставим тоже? — посмеялся мужчина вместе с несколькими товарищами. — Отставить подобные разговоры, — вмешался внезапно Арсений. Гул голосов тут же стих. — Чтобы я больше не слышал о предательстве на своем корабле. — Есть, капитан!.. — Запомни, Антон, — уже более снисходительным тоном обратился мужчина, — все, что было в твоем прошлом, осталось там, далеко за бортом. Здесь ты член моей команды, в которой нет места старой жизни, — и голубые глаза убедительно сверкнули. — Да, товарищ-капитан, — робко произнес Антон, будто боясь спугнуть этот заразительный, волшебный блеск. Что-то было в этом взгляде, он чувствовал, что уже знаком с этим, но все никак не мог вспомнить, с чем… — Та-а-ак, крысы ненасытные, время обеда закончено! Всем брысь из каюты! — прорычал Сергей, громко стуча ложкой о стол.       Тут же послышались быстрые чавканье и стуки деревянной посуды, и народ, до этого спокойно наслаждавшийся трапезой, начал покидать кают-компанию. Антон отставать не стал, быстро захлебнул остаток каши поверх кусочка хлеба и двинулся вдоль скамьи, пропуская пиратов за собой. — А ты, шпала, — кок направил ложку на мальчонку, словно прицеливаясь в него из ружья, — собери все плошки и отнеси в камбуз, будешь все это мы… — Оставь его, Серый, — остановив на пол пути к губам фарфоровую чашку, сказал капитан. — Нужно расправить паруса, его длинные руки нужны наверху больше, чем у тебя.       Кок лишь сжал губы и, посмотрев на Антона, который, в свою очередь, вопросительно глядел то в сторону капитана, то на него, мотнул головой, давая понять, чтобы тот немедленно убрался. Дважды парню объяснять не пришлось, и его фигура быстро скрылась за проемом. — Шустрый, однако, малый, — усмехнулся Арсений.       Сергей, снова не желая отвечать, лишь развел в сторону руками и продолжил собирать грязную посуду.       Антон вылетел из кают-компании на палубу, снова принимая в лицо удары солнечного света. В воздухе стояли приятная морская свежесть и тепло, которых он не успел заметить, бегая из камбуза и обратно. Ему захотелось на секунду замереть, пр чувствовать момент, настроиться. Вслед за ветром на его груди и плечах колыхалась рубаха, от чего будто дышать становилось свободнее; ноги парня уже уверенно стояли на красном деревянном полу, синяки не горели, и Антон, мысленно цепляясь за физическую силу, создавал себе внутреннюю. Столько всего поменялось в его жизни за каких-то 5 дней, и парень постепенно привыкал к тому, что теперь он — часть пиратского судна. — Эй, новенький! Как там тебя?.. — послышался голос. — Помоги-ка мне!       Под бушевавшим парусом стоял пират, из последних сил тягая на себя шкот, готовый вот-вот вырваться из его рук. Полотно так сильно вздымалось ударами ветра, что, казалось, усмирить его будет невозможно. Мужчина же чуть ли не всем своим телом налег на канат, дабы тот не убежал, и все никак не мог закрепить его конец, запутавшийся где-то в решетках напольного люка. Антон быстро сообразил, что к чему, и сорвался с места, скользя по деревянному полу коленями и подбирая узел веревки. Скорее всего, шкот тянули отсюда, из люка, где он и запутался. Пока парень в спешке возился с комками веревки, за его спиной слышалось рычание мужчины, которого иногда даже подбрасывало вверх вслед за парусником. Наконец, освободив конец каната, Антон бросился к пирату и перехватил его часть веревки, позволяя тому закончить работу. Руки его все еще были слабы, и долго парниша продержаться не смог, если бы новый товарищ вовремя не закрепил шкот в кольце. Пират вскоре похлопал парня по плечу, чтобы тот расслабился, и оба устало оглянулись на подчинившийся узлу парус. — Спасибо, старик! — возвращая на место шапку, улыбался мужчина. — Я уж думал, меня ветром снесет. — Я… п-просто вовремя оказался рядом, — отдыхивался юноша. — Извини, не запомнил тогда имени твоего. Как звать-то? — Антон. — Точно, Антон! Я — Али, — и Али протянул ему руку.       В голосе пирата отчетливо слышался восточный акцент, на который юноша, почему-то, улыбнулся. От Али исходили дружелюбие и душевная простота, чем не могли похвастаться некоторые из здешних и что тут же умело располагать к себе. Пират тоже был ниже самого Антона на 2 головы, с такими же кудрявыми, но уже черными волосами; закрученные усы смешно подергивались от его улыбки, а блестящие глаза то и дело возвращали к себе интерес. Кажется, Али был одного возраста с Антоном. Может и ему отрастить усы? — Али, работа еще не окончена! Бери с собой новенького, и оба дуйте раскрывать грот-марсель! — злобно прокричал с марса еще один пират. — Это Соловей. Скоро всех запомнишь, — заметив удивленный взгляд парня, Али представил товарища и размял плечи. — Что ж, чем скорее приступим, тем быстрее закончим. — Постой! — опешил Антон. — Что такое?       Юноша нервно сглотнул. Нет, он не боялся высоты (с его-то ростом), не боялся плохо раскрыть паруса.       Антон просто не умел этого делать. — Я лучше буду ловить шкоты здесь, на палубе. Так управимся в разы быстрее. — Хорошая идея, старик.       Во всем воздухе ощущалась кипевшая деятельность перед дальним плаванием: на других мачтах также работали пираты, спуская полотна, перекидывая канаты и что-то выкрикивая друг другу. Работая слаженно, парни шустро управились со всеми грот-парусами. Али оказался довольно проворным и как мартышка качался на веревках сверху. Антон же ловко перехватывал сброшенные им края парусников, заранее проверяя все концы шкотов, и быстро закреплял их на палубе. Вскоре все паруса были спущены, послышался приказ Арсения поднять якорь, и «Виктория» отправилась в свое следующее путешествие. Антон, всем телом чувствуя, как двинулся фрегат, ощутил себя внезапно так хорошо и непринужденно, будто бы он всегда стоял здесь, всегда закреплял шкоты, всегда был еще одной шестеренкой этого механизма. Он никогда прежде не ощущал подобного на флоте, поэтому парень слегка удивился этому новому чувству. — Мы-то думали, что ты до брамселя дотянешься без труда, а сам бегаешь по палубе как крыса. Высоты боишься, а?       Антон обернулся. Все та же знакомая стая во главе с серолицым матросом. Пора бы узнать его имя. — Антон! — крикнул с реи Али. — О, ты как раз вовремя! Притащи-ка снизу новый трос, а то над трюмселем один рассох и сорвался. Новенького бы послал, да не знает, где. — Вот и покажу ему, где у нас тросы хранятся, — усмехнулся пират и мотнул рукой, чтобы мальчонка шел за ним.       Ничего парню не оставалось, как следовать за матросом. Антон уже успел представить свежую драку с этим кабаном, и вместе с представлениями каждый его шаг становился тяжелее, а руки крепче сжимались в кулаки. Но тут, то ли к счастью, то ли к сожаленью, их перехватил капитан. — Он мне нужен, — обратился к мужчине Арсений, указывая на парня. — Работенка для него есть. — Да, капитан, — просто ответил пират и единолично продолжил свой путь.       Антон застыл перед капитаном, ожидая следующего задания. Что-то внутри, уже давно ему знакомое, подсказывало, что его, юного, новенького и неокрепшего, прогоняют по грязной «работенке». — Видишь, сколько песка и грязи под ногами? У камбуза возьмешь ведро и тряпку. До ужина я должен увидеть, как палуба блестит, — в голосе Арсения не было ничего унизительного и усмехавшегося, на его лице вообще не дрогнула ни одна мышца. — Потом соберешь всю сменную обувь матросов и вычистишь подошвы. Все понятно? — Так точно, товарищ-капитан!       Ничего удивительного и нового Антон не услышал. Он не расстроился и даже на мгновенье обрадовался, что ему поручили работу, которую он отточил наверняка, в отличие от спусков парусов.       Антон начал было вспоминать, какого было ему в первые дни во флоте. Кажется, ничего с того времени не изменилось. У него не было ни фамилии, ни капитала, он был буквально никем, щенком, которого как-то подобрал адмирал. Именно тогдашнее решение Игоря Юрьевича позволяло парню не быть выгнанным оттуда. В его лицо смотрели только насмешки и презрение, а на руки падала самая грязная, не достойная «чистых» аристократичных рук работа. Он числился солдатом, но всегда стоял в конце построения. Он был в рядах военных, но ему никогда не позволяли взять в руки шпагу. Он кое-как пробирался юнгой на корабль, но никогда не высовывал головы из камбуза, охраняя бочки с сухарями от крыс, дабы «не позорить manière** царского отряда». В итоге Антон попросту смирился. Парень давно сбился со счет тех раз, когда его и без того скудное имя приписывалось к рядам ничтожных, низших, безголосых деятелей. Антон рассмеялся с собственной мысли о том, что тот ужасный документ с его именем и дополнением «Приговорен к расстрелу» был почти единственным доказательством, что он — личность, живой человек, солдат. Антон научился радоваться таким вещам, как обыденное присутствие во флоте и доброе слово нового адмирала. Вот, он узнал, что Павел Алексеевич спрашивал о его самочувствии у старшины — его это тут же трогало до глубин души. Образ Павла Алексеевича, образ его героя и кумира, чувство долга перед ним и чувство благодарности — были единственными, что его тогда держало и даже вдохновляло. Но, как оказалось, не единственными. Антон верил судьбе и верил своему адмиралу, которые привели его сюда, к Арсению, загадочному и своеобразному пирату. Антон видел снисходительность в действиях своего капитана, видел его жалость к своей персоне. И все же был ему благодарен: Антон жив, подлатан, накормлен и занят работой. Здесь, на «Виктории», никто не увидит его «Приговорен к расстрелу», но явно могут организовать «Выброшен за борт». Юноша снова про себя улыбнулся и даже не заметил, как в рассуждениях вымыл половину огромной палубы.       Будто вернувшись с небес на землю, парень начал обращать внимание, что на уже вымытых им участках пола снова виднеются грязные следы. Из-за того, что работа на судне все еще кипела и палуба, как главная героиня рабочей деятельности, ограждена быть не могла, приходилось перемывать полы по несколько раз, иногда даже останавливать мужчин и делать им смелые замечания, чтобы те проходили не по мокрым местам. Длинная челка вместе с масляным бинтом так и норовили упасть юноше на глаза, от чего ему постоянно приходилось смахивать прилипшие из-за пота пряди грязными руками. На палубе снова послышался топот, и Антон, не выдержавший бы еще одного такого подхода, резко встал перед толпой пиратов и заставил снимать всех обувь. Некоторые поначалу огрызались подобной смелости новичка, но услышав суровое Антоново «Это приказ капитана», все-таки поскидывали с ног ботинки, смеясь между собой. Он успел даже побегать за кое-кем из «нарушителей» и шлепнуть по ним мокрой тряпкой. В итоге по чистой палубе бегали босоногие матросы, а у борта образовалась целая обувная горка, которой предстояло быть разобранной мальчонкой. — Ай да Антон! — смеялся штурман с верхней палубы. — Разогнал всех словно бабка базарная. — То-то же им, — улыбался товарищу Дмитрий Темурович.       Али подсказал Антону, где раздобыть щетки и свежую тряпку, поэтому, кое-как собрав все ботинки на полуюте, где было меньше всего постороннего движения, он принялся за следующее задание. Вот с обувью-то он провозился достаточно долго: в воде, в грязи его мозоли лопались, щипали и болели, однако руки работу не прекращали. По мере чистки Антон начал замечать, как снова утяжелилась его голова, поясница устало понывала и понемногу хотелось спать… В какой-то момент к парню подошло двое мужчин: седой старик и крупный усатый мужчина. Кажется, Антон уже встречался с этим лицом. — Подкинь-ка, Тоха, вон те ботинки. Мои будут, — мягко проговорил усатый пират и взял из рук парниши свою обувь. — Слухай, Краб, даже Али в свое время их так не чистил!       Краб утвердительно кивнул. — Я Марселем буду. А этот дед — Крабом будет. И мы с тобой товарищами будем, — широко улыбаясь, Марсель пожал мокрую руку Антона.       Парень тут же вспомнил, где видел лицо Марселя. Его широкие плечи и мускулистые руки дали подсказку, что пират — силовой матрос, который поднимал тогда шлюпку с ним и Арсением. — Я раньше не видал, чтобы лодки так ловко с воды поднимало всего двое мужчин, — робко улыбнулся Антон. — А то, — Марсель поднял руку и довольно поцеловал свой бицепс. — Я на этих плечах когда-то тягал коней в бродячем цирке. Вот было времечко!       Краб снова закивал. — Второй мужик, что со мной вас с капитаном поднимал, будет Олегом. Я вас за ужином лично познакомлю, хорошим мужиком он будет. Так вот, Олежа до конца не верил мне, что я двух коней за раз поднять могу. Я как опешил. Смотрю, говорю, Олежа, ты сам как два коня, дай тя подыму, — Антон еле успевал следить за активной жестикуляцией мужчины. — Он сопротивлялся правда, но я его поднял. Доказал. А вот ты мне веришь, Тох? — Верю-верю. Я сам-то и пол коня не вешу, — рассмеялся парниша. Марсель оказался большим любителем поболтать и ничуть не настроенным на враждебность. Антон, как зашуганный, уже искал во всякой фигуре угрозу, однако этот матрос, Али и Краб потихоньку возвращали ему надежду, что остались на «Виктории» еще люди добрые.       Краб что-то показал Марселю на пальцах. Покуда «говорил» старик, Антон еще раз оглядел пришедших. На фоне огромного матроса, кажется, единственного, кто был выше самого Антона, пожилой сутулый Краб выглядел очень, даже очень маленьким. На его голове развивались последние пряди седых волос, а когда мужичок кивал, то его длинная бородка смешно двигалась в такт голове. У Краба был очень крупный нос и мелкие сероватые глаза, в то время, когда у Марселя большие веселые очи выглядывали из-под длинных ресниц. Манеры и энергичность матроса еще раз подтверждали его работу в цирке, и хоть Антон там ни разу не бывал, ему бы непременно понравилось Марселевское выступление. — Краб спрашивает… Он немым будет, поэтому ты не робей, — быстро объяснил мужчина. — Спрашивает, откуда ты будешь? — Да я не робею, у меня дед немым буде… был, — запнулся Антон, переняв привычку матроса. — А сам я буду со столицы.       Марсель уже собрался объяснять следующий вопрос Краба, как сзади послышался голос Али. — Тох, тебя кок вызывает, к ужину готовиться, — чуть-чуть отдышавшись, сообщил парень.       В работе и разговорах юноша даже не заметил, как начало смеркаться. Попросив Али закончить с последними парами ботинок, побежал он к камбузу. — Нет, нет, нет! В таком виде на кухню даже не мечтай! — Антон будто успел соскучиться по знакомой брани. Но вид у него действительно был не из лучших: та рубаха, что дал ему Сергей, была вся в пятнах и разводах, а руки и лоб вовсе были измазаны грязью. — Гоняй в гальюн, отмой весь этот ужас и только потом воротись! Рубаху сам найдешь у Пятнистого, не хватало мне еще с тобой, псом помойным, нянчиться!       Антона слегка передернуло при упоминании слова «гальюн», с которым флотские воспоминания были также не самые светлые. Ему было бы легче спрыгнуть за борт и искупаться в море, чем снова вернуться в то место, где когда-то его чуть не смыло волной. С нынешним-то ветром ситуация запросто могла повториться, но деваться некуда — нужно помыться. — Куда ты идешь? — крикнул повар с порога камбуза, заприметив, как Антон направляется в сторону бака. — Гальюн у нас вон там, слева, — его рука показала за борт. — А Пятнистый внизу!       До парня долго доходило, что отхожее место на «Виктории» есть ни что иное, как штульц. Пробравшись под палубу через люк, где днем застрял несчастный трос, Антон оказался в просторном трюме, в котором в свете нескольких фонарей еще велась работа: кто-то вырезал фигуру из деревянного бруска, кто-то подсчитывал снаряды, другие же сворачивали и вешали веревки. Все трюмное пространство визуально разделялось по своему назначению: там, в углу, хранились только сложенные друг на друга бочки, груда пыльных мешков была свалена чуть поодаль от них, а вот на дальней стене на крючках и полках можно было найти ружья, топоры, тросы, какие-то тряпки и ткань, горшки и даже шкатулки с сундучками, в окна же выходило не менее десятка пороховых пушек с рядом подвешенными в сетки ядрами. Антон спросил у одного пирата, где он может найти Пятнистого, и тот указал на лестницу, после которой будет первый кубрик слева. Юноша обнаружил недалеко от себя ступени и спустился на «второй» этаж трюма. Если верхний его уровень был местом хранения рабочего и артиллерийского груза, то этот был представлен больше спальным, разделенным вдоль своей длины поперечными стенами. Стены эти образовывали свободные комнатки, в каждой из которых было по несколько коек, напольных и подвесных. Нужного человека искать долго не пришлось, и когда Антон застал пирата за чтением книги в первом кубрике слева, он с огромным трудом сдержал падавшую от удивления челюсть. Пятнистый и вправду оказался… пятнистым! По всей черной коже его рук, ног, шеи и лица были разбросаны оборванные белые участки, на лице же этот «рисунок» был еще более выразительным, где светлые пятна окружали правый глаз, всю левую щеку и нижнюю губу. — Ты Антон, верно? — отозвался пират, отложив книгу. — Д-да, — парень старался открыто не глазеть на разноцветную кожу. — Сергей сказал, что я смогу найти у вас чистую рубаху. — А, да, — Пятнистый встал с кровати и подошел к большому шкафу у стены.       Антон успел заметить за дверцами множество выдвижных ящичков и полок, в которых хранилась одежда. По всей видимости, мужчина заправлял всем свежим бельем корабля. — Спасибо, — сказал юноша, принимая в руки белую рубаху. — Всегда пожалуйста, — просто ответил Пятнистый и вернулся к чтению на койке.       Вот и познакомились.       Пират оказался совсем не разговорчивым, даже его глаза и движения выглядели на редкость умиротворенными. Антон договорился с собой, что потом обязательно расспросит о нем у Али, а пока ему предстояло дело нелегкое — помыться.       Кое-как отыскав дверь, выходящую в штульц, Антон снова удивился особенностям сооружения «Виктории». Гальюн был окружен со всех сторон стенами, то бишь безопасным, что не могло не радовать юношу. Хоть комната и была небольших размеров, разделялась она на две части: первая являлась сортиром, а вторая — своего рода ванной, в полу которой была встроена железная решетка, выходящая в море; сверху ее можно было закрыть доской на петельках, дабы уберечь помещение от штурмовых волн. Возле решетки под застекленным фонарем стояла бочка с водой и плавающим в ней ковшиком, а на маленькой полочке рядом лежала тарелка с твердым мылом. Полная санитария! Стянув рубаху, но не став снимать штаны, Антон в полумраке аккуратно намылил кусок мыла в мокрых руках и размазал пену по предплечьям, плечам, груди и немного лицу. Пахло оно все какими-то травами. Грязные пятна вскоре стали исчезать, и, размышляя про себя, как Пятнистый отличает грязь от своей кожи, парень вылил на себя ковш холодной воды.       Давно Антон не чувствовал себя таким чистым. Свежая рубаха все еще прилипала к некоторым влажным участкам его кожи, но сидя в немного душной кают-компании и уплетая за обе щеки рыбную похлебку с хлебом, ему совсем не было холодно. Ужин, который накрыл Сергей без помощи Антона, прошел быстро. Марсель, как и обещал, представил ему своего товарища, Олежу, который оказался таким же крупным. За столом, в окружении пиратов, парень уже начал различать лица и голоса по именам. Правда, Арсения почему-то за ужином не оказалось.       После трапезы кок все же поймал мальчонку, приготовив для него самое «вкусное» задание за весь день — вымыть всю посуду. Полная санитария, черт бы ее побрал! Пока Антон переносил все плошки из кают-компании обратно в камбуз и ходил набрать воды, кажется, прошла вечность. Но настоящая вечность для него началась, когда вокруг широкого ведра собрались знакомые горки и пирамиды посуды, горшков и жаровней. Сергей же, впервые в присутствии Антона, оставил его в камбузе одного, и мальчик, щурясь от новой волны боли в ладонях, принялся чистить все плошки. — Вот ты где, — из-за проема внезапно показалась фигура доктора. На лице парня тут же появилась улыбка. — Ты, Антон, постарался сегодня на славу. — Все, как вы наставили, Дмитрий Темурович, спасибо вам. Правда руки теперь придется залатать… — юноша вытащил из воды раскрасневшуюся руку. — Да ладно тебе. А руки не проблема, с легкостью залатаю. Только с водной работой нужно будет повременить. — Это уж как получится, — усмехнулся Антон, кладя следующую плошку в воду. — А куда мы держим путь, Дмитрий Темурович? Я спускаю паруса и даже не знаю, в какую сторону несет нас ветер. — Сейчас задача наша отплыть от Правильного мыса как можно быстрее и дальше, — доктор снял очки с переносицы и протер их краем коричневого кафтана. — Уровень воды опускается, и скалы оголяются. Завтра утром, даст Бог, капитан объявит наши следующие цели. Кстати говоря, ты с койкой уже определился? — Нет. — Али же знаешь? — Антон кивнул. — Вот он тебе покажет. Он вообще резвый малый, ты у него все спрашивай, что нужно, он непременно ответит. А я, пожалуй, пойду… — Дмитрий повернул голову в сторону шагов на палубе. — Отоспись сегодня как следует: завтра не менее насыщенный день. Покойной ночи! — Покойной ночи!       Доктор скрылся за дверью, и немного погодя после него в камбуз вернулся Сергей, но уже с подносом в руках. — Сервиз фарфоровый не трожь, я сам отмою, — бросил кок и снова вышел.       Следующие цели… Сил размышлять уже не осталось, потому Антон даже не помнил, как справился с посудой. В море давно уже стемнело, а на «Виктории» все еще горели фонари, разливаясь светом по палубе, так ответственно сегодня вымытой Антоном. Парень, чувствуя, как одеревенели его ноги, аккуратно спустился в спальный этаж и с большим трудом отыскал не менее сонного Али. Тот показал ему самую дальнюю у кормы комнатку, где было всего две койки. — Ты здесь, пока, один спишь, — объяснил Али. — Ну-с, покойной ночи!       Ударившись в темноте головой о низкий потолок, Антон чуть ли не присел на корточки и стал нащупывать постель. Поясница благодарно скрипнула, когда парень наконец плюхнулся животом на вожделенную койку. Ему сейчас было все равно на одежду и ботинки, на щипавшую в ладонях боль, его окружали мягкие простыни, которые даже у пиратов были нежнее флотских, и мысли о событиях прошедшего дня. Очень вкусная еда Сергея… Куда направит их капитан? Чистая палуба. Пятнистый чем-то болен или пятна на его коже совершенно нормальны? Пора бы уже научиться взбираться на реи и раскрывать паруса… попросить Али научить… А сколько ему лет? Они, вроде, одного возраста… А сколько лет Антону? Парень перевернулся на спину и попытался посчитать сегодняшнее апрельское число. Приказ о расстреле был у него на руках пятнадцатого, значит, покидал он бухту в четвертом часу шестнадцатого… дни в открытом море… встреча с Арсением… Антон заснул.       Он не ошибся.       Сегодня ему исполнилось девятнадцать.