Регалии Морей

      В нос ударил запах сырости. Тело тяготило меня, а веки не хотели подниматься. Боясь пошевелиться, я старалась делать вид, что всё ещё нахожусь без сознания.       Отец… Опять ждёт моего пробуждения, — горько думала я.       К горлу подступил ком, а закрытые веки предательски задрожали. В очередной раз придя в сознании, я снова разочаровалась. Настанет ли злосчастный день, когда сон длинною в вечность унесёт мою прогнившую душу?       Нет… Слёзы не помогут. Не плачь, дура! — мысленно воздержалась я от проявления слабости.       Запястья ужасно ныли, а из-за кандалов, держащих мои руки в висячем положении, конечности онемели.       Коленями я ощущала холодный пол тюремной камеры. Небольшие раны, образовавшиеся из-за трения колен об каменный пол, болели. Воспалительный процесс этих ран шёл медленно, и я могла лишь надеяться, что меня не вылечат и дадут воспалению разнестись по всему моему бренному телу.       — Животное, просыпайся, — эхо мужского голоса, дошедшего до моих ушей, проник в моё сердце переполненное невыносимой любовью к этому человеку.       Я послушно открыла глаза, взглянув на человека, стоящего за стальными прутьями моей клетки. Этот человек возвышался надо мной и был свободен. Человек, который был моим отцом.       — Отец… — охрипшим голосом обратилась я к нему.       На его грозном и серьёзном лице появилось брезгливое выражение. Губы скривились, показывая своё отвращение.       — Не зови меня так, — прорычал он.       — Зачем Вы пожаловали? — слабо улыбнувшись ему, спросила я.       — Просто согласись, — злобно приказал отец.       Перед мысленным взором возник образ моих друзей. Рыжая воровка, любящая деньги; скелет поющий старую пиратскую песнь; мечник с тремя катанами и вечно ругающийся с ним кок; мальчик, который вечно улыбается опасностям; врун, осмелившийся сжечь флаг Мирового Правительства; олень, похожий на енота; киборг, построивший лучший корабль на всём Гранд Лайне и археолог, обретшая лучших накама на свете.       Прошло почти два года с войны. Отец ранил меня своим магмовым кулаком, но я выжила. Рана посередине груди до сих пор продолжала сжигать меня изнутри. Часто бывало, что я просыпалась с ощущением, будто моё тело горит. Но врачи говорили, что я здорова.       После выписки из больницы, меня посадили в тюрьму. Отец часто приходил навещать меня. Порой он приходил ничего не говоря, а лишь сверля меня взглядом. Но чаще всего он предлагал одно и то же. Чтобы я убила Монки Д. Луффи. В таком случае мои грехи простились бы мне.       Хах… А простила бы я себя?— каждый раз с иронией думала я.       Отец не мог признать то, что я была самой большой ошибкой в его жизни. А я хоть и любила его, но не могла предать тех, к кому также питала любовь.       Я никогда не ставила ни отца, ни своих друзей на чаше весов. Сравнивать мои чувства к ним было глупо. Любовь, обусловленная кровным родством, и любовь, не обусловленная ничем.       Моё заточение стало справедливым наказанием за то, что я любила своего отца и друзей и не могла выбрать ничью сторону. В этой сырой камере меня удерживала любовь, от которой я не могла отказаться.       — Хорошо, — обречённо выдохнула я.

***

      Солнце светило мне в лицо. Сердце тоскливо ныло, при виде него. Архипелаг Сабаоди, на котором я сейчас находилась, вернул мне память о былых временах, когда я плавала на борту будущего Короля Пиратов.       Я стояла на возвышении, откуда меня не было видно. Вдали мои драгоценные друзья убегали от дозорных, пытающихся их схватить.       Мне хотелось помчаться вслед за ними. Мои ноги так и норовились сорваться с места. Но разве я могла побежать вперёд к солнечному будущему, к ярким и невероятным приключениям? Могла ли я так поступить, когда моя душа была закована в кандалы, что тянули меня назад?       Сколько себя не помнила, с самого раннего детства отец воспитывал меня как солдата.       Правосудие вершат победители, — вот какую фразу выковал он на скрижалях моего сердца.       Выполняй приказы.       Будь сильнее всех.       Будь холодной, как сталь.       Дозорные уважали меня за то, что я дочь адмирала. Все они хотели быть в хороших с отцом отношениях.       Меня всегда приводили в пример другим. Мой социальный облик был безупречен. И отец гордился мной, пусть и был скуп на похвалу или поощрение. Я должна была стать его преемницей, носительницей его воли, и делала для этого всё, что от меня требовали, а порой даже больше.       Но к моему величайшему сожалению, я никогда не чувствовала, будто поступаю правильно. Мне всегда казалось, что со мной что-то не так. Ведь телом и разумом я слушалась, беспрекословно подчиняясь отцовской воле, а сердцем и душой горевала.       Внутри я всегда была больна. Но ни одна книга по медицине не дала мне названия болезни и лекарства не существовало.       Но команда Соломенной Шляпы приняла меня, такую безнадёжно больную душой. Хоть мне так и не хватило смелости признаться им в обмане.       В итоге… Я обманывала всех, даже саму себя, — мысленно заключила я.       Стоя на том высоком холме, наблюдая за тем, как моих друзей уносят их светлые мечты, я приняла последнее решение в своей жизни.       — Спасибо, что любили меня, — слабо улыбнувшись, проговорила я.       Я развернулась и ушла.       На моих запястьях были надеты браслеты с датчиками слежения, а на самом Архипелаге находилось много солдат. Меня должны были скоро поймать, ведь за моими передвижениями точно следили.       Шагая медленно, я погрузилась в свои мысли. Предаваться воспоминаниям о былых днях порой помогало справиться с внезапными приступами грусти.       — Так вот, каково твоё решение, — услышала я очень знакомый голос.       Я остановилась и удивлённо взглянула на седого старика, одетого в форму дозорного.       — Сэнгоку-сан? — позвала я его.       Он сидел на большом булыжнике, на корточках, и ел картофельные чипсы.       — Я знал, что ты не сделаешь это, — с этими словами он кинул в мою сторону ключи.       Быстро среагировав, я поймала летящий в мою сторону предмет.       — Это? — вопросительно взглянув на бывшего главнокомандующего, спросила я.       — Ключи от браслетов с датчиками слежения. А! И лучше иди в ту сторону, — показывая указательным пальцем путь, сказал он. — Там как раз есть один пришвартованный корабль, один-одинёшенек такой.       — Почему Вы помогаете мне?       — На тебя больно смотреть, Сакадзуки. Уплывай давай, — отгоняя меня взмахом руки, говорил он.       — С-спасибо…       Находясь в изумлённом состоянии, я сняла с себя браслеты и зашагала в сторону, которую указал Сэнгоку. Тело двигалось почти само по себе.       Что я делаю? — мысленно пыталась я понять саму себя.       До этого я ни разу не задумывалась об этом. Эта мысль словно разбудила меня от крепкого сна.       Я хочу жить? — это озарение несло меня вперёд, к пришвартованному одинокому кораблю.