Позор

Welcome to your vice! Good luck with life Cause you can't, you can't, you can't kill me that easily It's so nice to meet you! It's so nice to know you! 10 years — Russian Roulette

«Добро пожаловать в свой порок!

Удачи тебе в жизни,

Потому что ты не сможешь так легко убить меня. Какая приятная встреча!

Какое приятное знакомство!»

      Сквозь огромные окна лился яркий свет утреннего солнца. Разноцветные стёкла витражей делали его мягче, приятнее для глаз, и, проходя сквозь преграду, он частично рассеивался, оставляя приглушённые блики на высоких монументальных колоннах.       В этот день прихожан было не так много, как это обычно бывало по воскресеньям. И все же люди громко шептались, не желая открыто нарушать церковную тишину, пока в отдалении, у стены, печально гремели трубы органа.       Наруто шума не замечал. Сосредоточившись на своём, он заставлял великий инструмент петь. Пальцы игриво скользили по клавишам, а открытые регистры переполняли трубы звучанием, что каждый раз вызывало внутри диафрагмы легкую дрожь. Возможно, если бы кто-то вслушался чуть внимательней, он бы заметил, что работа принадлежит не музыканту, за инструментом сидел мечтатель, твердивший быль на самом древнем языке. Узумаки играл на струнах собственной души, не позволяя оставаться музыке мертвой. Сейчас он как никогда понимал, что рядом нет никого. Имея семью и друзей, Наруто не имел ни с кем связи. Никаких уз, ради которых стоило бы начинать сначала.       Воскресенье всегда было чем-то вроде конца.

***

      Понедельник будил тысячью лиц, мелькающих на проспекте. Выгоняя из дома по разным делам, он словно твердил: «Просыпайся!», и никогда не предлагал отдохнуть хотя бы сегодня. В университет Наруто опоздал. Связь с реальностью начинала пропадать все чаще. Оставшись один, он наконец-то обрел нечто, интересующее неизвестностью, но есть ли счастье лететь, когда падаешь без парашюта, а рядом нет ничего, и лишь грязный бетон под тобой ожидает, когда окажется ближе. Нужно ли оно, счастье? И без него ведь как-то живут.       Завидев светлую макушку, Учиха лениво направился в сторону ее обладателя, гранича трезвостью ума с редчайшими петроглифами. Узумаки так и не поблагодарил за помощь, а несколько дней назад заявил, что подобными действиями обычно забиваются в друзья, которые, впрочем, ему совсем не нужны. Саске же так не считал.       — Узумаки, — спокойно позвал он, оказавшись у того за спиной.       Сфокусировав взгляд на краю окна, Наруто выдохнул, отпуская прервавшиеся мысли, и обернулся. Учиха был немного выше, но это не мешало им смотреть «глаза в глаза». В этом ведь и правда есть смысл, если хочется узнать о человеке личное, однако люди создали некое правило, мол, смотри гордо и неотрывно — тогда начнут уважать.       — Привет, — широко улыбнувшись, блондин поприветствовал и фантомную боль. Наверное, ему вовсе не стоило притворяться, Саске ведь в голову не придёт спрашивать о том, что в действительности случилось, но Узумаки так привык и не собирался показывать слабину перед человеком лишь потому, что тому плевать.       — После пяти жди у входа.       — Зачем? — Наруто приподнял одну бровь. От безразличия, навеянного на лицо Учихи, все ещё пасло непривычностью. Обычно люди проявляли эмоциональность, разговаривая по делу или нет, а тут совершенно пусто. И сразу, даже не задумываясь, Узумаки приходил к компромиссу, разбавляя вакуум молчания собственными эмоциями. Ненастоящими, но с виду не скажешь.       — Меньше вопросов.       Наруто покачал головой, оставаясь предельно спокойным.       — Так не пойдёт. Я тебе не раб, чтобы молча выполнять любые приказы.       — Хорошо, — согласился Учиха, понятливо прищуривая глаза. — Ты купишь пиво. За этим и встретимся.       — С чего бы? — Узумаки искренне удивился.       — Должен.       Саске пожал плечами и как ни в чем не бывало развернулся на выход.       — Эй, нет. Погоди, — быстро обошёл его Наруто, тормозя трусливое бегство на самом старте. — Тебе я ничего не должен, так откуда ультиматумы? Если хочешь пригласить выпить — так пригласи. Нечего ребусы загадывать. Ты от этого круче не выглядишь.       В ответ Узумаки получил чуть больше презрения, на кое рассчитывал изначально, однако пропустил его мимо и тут же задался вопросом. Неужели Саске считал, что за любое добро нужно платить?       — Я не приглашаю тебя выпить. Ты должен мне за сигареты и салфетки. Так и сочтёмся.       Учиха мелочным не был, и тем не менее прошлая встреча заставила его серьезно задуматься. В тот раз он почему-то действовал по стандартной инструкции «Вежливости», только сам привык прежде делать иначе. Хладнокровно проходил мимо страдальцев, считая каждого в мире своеобразным мучеником, ведь вытянув человека из ямы, даёшь ему волю сразу прыгать в другую.       — Ты серьезно? — усмехнулся Наруто. — Сигареты и салфетки?       — Да.       — На, — перед лицом молниеносно мелькнула рука.       Узумаки протянул купюру, которая с лихвой могла покрыть двойной «набор», но Саске безразлично посмотрел на неё и медленно вернул изучающий взгляд на должника. Наруто смотрел куда-то сквозь него. Небесно-голубые глаза же были немного прикрыты, а усатое лицо выражало спокойствие. Казалось, будто ему и дела нет до странных разговоров человека.       — Нет. Купишь пива, — с этими словами Учиха пошёл прочь, оставляя Узумаки наедине с утихшим галдежом заведения и ценной бумагой в руках.       Смотря ему вслед, Наруто уже знал, что после пяти будет ждать у входа, как тот и сказал. И теперь он лишь пытался понять — почему.

***

      Время пролетело быстро. Смириться с нудными буднями пришлось уже очень давно, и, несмотря на возможности жить так, как сам того хочешь, Наруто все никак не находил в себе сил.       Стоя немного в стороне от больших дверей, сквозь которые то и дело сновали студенты, Узумаки нервозно тёр между пальцев шнурок от толстовки, взглядом пытаясь выцепить нужное лицо. Однако напрасно, спустя несколько минут Саске сам его нашёл. Лениво и неспешно, с непробиваемым видом, полным явной незаинтересованности, тот кивнул в сторону выхода и прошёл по прямой. Вот она, возможность. Бери и иди, куда самому нужно. Но Наруто почему-то пошёл вслед за Учихой.       Ноябрьское солнце, отчего-то все ещё слишком яркое, ласково выжигало глаза, да стоило довериться и приподнять на мгновение голову, как оно отступало. Сжаливалось. Саске не оборачивался, зная, что Наруто также безмолвно смотрит сквозь серый пейзаж и все ещё идёт позади. Учиха вел неизвестно куда, пропуская множество магазинчиков и пивных, а Узумаки не спрашивал. Это казалось бы странным — не будь Саске все равно.       Времени не считали. По ощущениям шли уже долго и проходили по каждому кругу не в первый раз. Наруто этот район не знал. Его дом отсюда совсем далеко, примерно в половине диаметра города в одну из сторон, проведённом, как положено, через центр. Мысли тихо барабанили крупными каплями по отвесным карнизам собственного «я». Он плыл по течению этой думы, медленно маневрируя меж огромных скал, подводных камней и белоснежных, отдающих тёплом отраженного солнца, ледников. Почему-то сейчас хотелось услышать музыку, негромкую, с дребезжанием, однако желания мало. Оно не заставит льющиеся звуки пробить невидимую толстую стену, отгораживающую этот мир от того, где жизнь действительно существовала. Заперты. Каждый в своей голове. Каждый в своём мире.       Саске остановился недалеко от нужного дома. Здесь, на окраине узкой улочки, где отлично слышалось журчание усыхающего ручья, находился скромненький магазин. Стоило бы сразу разобраться с Наруто, но тот, сколько шли, все молчал, а значит, был и не против.       — Какое и сколько? — не стал тянуть Узумаки, а Саске неопределенно шевельнул плечом. Привычка. Отмахиваться от людей, будто все они перешли от Микото.       — Три литра. Любое, мне без разницы. Только не бабское.       Наруто скупо кивнул и уже через мгновенье скрылся за ажурными дверями магазина. Эдакий раритет. Искусственное дерево, покрытое темным лаком, да сплошь и рядом пожелтевшие стёкла. Отдавало стариной. Кто-то назвал бы местечко хорошей работой дизайнера, но, приглядевшись внимательнее, можно заметить, как лопнул и выелся лак на деревянных жилах, как пыль и грязь забили узкие трещинки непрозрачных стёкол. Это не дизайн. Это время.       Вернулся Узумаки спустя пару минут, хлопнув входной дверью и чудным образом держа в руках шесть бутылок из темного стекла. Он медленно рассудил, что уличная история не изменилась, и молча спустился с невысокого порога.       — Забирай.       В голове все ещё отголосками звучали назойливые слова. Саске не желал и равно так же в каждой мелочи искал потаенные воспоминания. Мать рябила изуродованным лицом. Вспомнится же какая-то дрянь, и не избавишься.       — Идём, — позвал Учиха, направляясь в сторону противоположную небольшому ручью. Туда, где за высокими лысеющими деревьями виднелись несколько многоэтажек.       — Саске. Если ничего больше не…       — Идём, — уже настойчиво произнёс тот, и, удрученно вздохнув, Узумаки вновь пошёл следом.       Все было донельзя знакомым. Двор, общий палисадник, качели у подъезда и сам дом. Удивительно похоже на то, что Наруто видел почти каждый день. И все же он был здесь впервые, оттого и не знал, что за третьим по счету от дома деревом местные дети год назад похоронили собаку. Та была большая и пушистая, цвета тёплого шоколада. Оказалось, ньюфаундленд. Удивительно воспитанная, словно человек. Однажды Саске размышлял, как такую умную и ласковую собаку люди выбросили на улицу, и никогда не находил ни одной достойной причины. Разве что, если бы те умерли, но вряд ли все было именно так. Тогда Учиха вновь убедился в неотъемлемой жестокости человека. А потом появились дети. Они играли с несчастным животным, ласкали своими маленькими ручками его тёплую длинную шерсть и продолжали таскать из дома еду. Значит ли это, что человек не рождается жестоким? А может, жестокость в нем только спит и просыпается, когда тому приходит время?       Ещё Наруто не знал, что на двадцать седьмой ступеньке в этом подъезде некогда красовалась темная лужа крови. Неудачная попытка ликвидации гадкого «я». Рана оказалась недостаточно глубокой, а на воздухе кровь свернулась слишком быстро. Саске уже тогда жалел, что не продумал этот момент. Впрочем, событие огласки не требовало.       Наблюдая, как Учиха цепляет губами краешек сигареты и подносит к ней зажигалку, Узумаки присел на край скамейки. Почему-то в этом жесте он увидел примесь отчаяния и чуть было не подумал, что Саске от кого-то бежит.       — Можешь валить, — отозвался тот, как только по легким первой затяжкой ударил тяжелый дым.       — Это все?       — Да.       Наруто и сам не знал, чего ожидал, вот только стало на душе как-то мерзко. Режущее чувство прокатилось сквозь тело, остановившись где-то в районе сердца, и от него тут же захотелось избавиться. Так же, как избавляются от головной боли, принимая обезболивающие таблетки. Не потому, что невозможно стерпеть, а потому, что боль не приносит пользы. Она лишь играет фоном, не давая сосредоточится на чём-то другом. Тогда он понял, что идти прочь действительно пора.       Саске оно не мучало. Он тихо наблюдал, как слишком светлая для глаз фигура медленно покидает двор. Было ли жаль? Ничуть.              Докурив сигарету, он вскоре скрылся за дверью подъезда, медленно переставлял ноги, мысленно отсчитывая каждую ступень. На двадцать седьмой ненадолго застыл. Вот оно. Живое напоминание о том, как неживой человек пытался вырваться из безликого мира слепцов и лжецов. Не вышло. Можно попробовать еще раз. Поджав губы, Саске медленно пошёл дальше. Девяносто ступеней до цели. Девяносто до небольшого «домика» в этой игре. Девяносто до места, где есть часть его. Часть, которую, в отличие от остальных, забывать не хотел.       Однако дверь оказалась закрытой. Пришлось позвонить несколько раз и подождать, прежде чем стало понятно, что дома никого нет. Хотелось снова излить душу. Может быть, Конан действительно была права, считая это хорошей идеей. Видимо, не в этот раз.       Вскоре Учиха надавил зажигалкой и крышка со звоном упала на бетонный пол. Первая бутылка ушла быстро.       Опьянение накатило мягко, ведя за собой помутнение образов, оно заткнуло каждую клеточку тела ватой. Это было и приятно, и неприятно одновременно. Во всяком случае — ожидаемо. С одной стороны, ощущения пропадали и больше не давили как снежный ком, заставляя осознавать, что на самом деле находишься в этом месте. С другой же, мысли становились все чётче, накрывали пушистой массой, обнимая целиком, вместе с головой. И тогда не оставалось возможности сопротивляться им. Но так было проще.       Почти потерявшись в полумраке холодного подъезда, Саске медленно спустился вниз. В этот раз улица стала другой, и, прежде казавшаяся убивающей, теперь она была просто чужой. Словно бы и нет этой дороги, облысевших деревьев и того старого, но почему-то казавшегося дизайнерским магазинчика. Ничего не было, помимо одинокого холода и шума ветра. Туда Учиха и пошёл.       Ранние сумерки осторожно опускались на землю. Тени становились мягче, а некогда серое небо, напротив, разгоралось ярким. Розовый мешался с желтым, перетекая в перламутровый, а по другую сторону растекался приглушённый и слишком светлый фиолетовый краплак. Таких цветов в этом мире нет. Значит, и неба такого не бывает. Но, как назло, оно продолжало сверкать над головой.       Из легкого полуваттного состояния на мгновение выдернуло в реальность. Показалось, будто из-за дверей магазина вышел знакомый человек. Мысли повторяются, а картина перед глазами снова зеркалит прошлым. Однако выглядело реалистично.       Увидев в нескольких метрах Учиху, Наруто остановился. Тот смотрел словно в никуда, вот только не пропадало чувство, будто этот взгляд изучает и прожигает.       — Пройдёмся?       Узумаки с недоверием посмотрел на чужое лицо. Тонкие губы, почти сливающиеся с кожей лица, едва заметно улыбались, только улыбка эта печалью отражала на полотне крохотный перешеек сомкнувшихся мышц. Небольшая тёплая тень возле носа, оттесняющая кусок щеки и мягко переходящая на скулу, округляла общий овал. А большие карие глаза — единственное, что зацепило Узумаки. Слишком чёрные при нынешнем свете. Слишком проницательные и отрешенные.       — Снова хрен пойми куда, чтобы прогнать меня?       — Да.       — Черт с тобой, — отмахнулся Наруто. Обиды он не держал, считая Саске не достойным этого. Вечер же отнюдь не планировал. — Пошли.       Дорога медленно вела вдоль огороженного небольшим заборчиком ручья, оставляя магазин далеко позади. Стемнело быстро, и на асфальте растеклись желтоватые пятна фонарного света. Песок под подошвой шуршал, ветер гудел в вышине, а Наруто вновь напрягала тишина.       — Ты всегда такой? — пробурчал он, наблюдая за Учихой боковым зрением. Тот же в лице нисколько не изменился. Казалось, что даже вопроса не услышал. Но это не так.       — Какой?       Саске понимал, что имеет в виду Узумаки. Он спрашивает, всегда ли тот безразличный, расчётливый, грубый… Оказывается, не так уж и сложно давать самому себе характеристику, и в этом даже есть своеобразные плюсы. Она чаще оказывается правдивой, в отличие от той, какую могут дать окружающие. Но почему-то именно сейчас не хотелось ее признавать. Они не герои фантастических фильмов, они не воплощение света и тьмы, во всем есть причины. Виноват грязный жестокий мир. Виноваты глупые, ничего не видящие, люди. Виноваты обстоятельства, не дающие вырваться из этого порочного круга собственных кошмаров. Саске не желал себе такой жизни, а значит, не виноват в том, что стал подобным описанию. В это верить хотелось гораздо больше. Однако Учиха не верил. Как всегда — никому и ничему, потому что жалеть себя — удел слабых.       — Уставший, — несмотря на ожидаемое, вдруг произнес Узумаки. — Как будто на две реальности живешь.       В этом он, пожалуй, оказался прав. Разве что тонул Саске не в параллельной вселенной, а здесь: на этой дорожке, в родительском доме, в родном, но всегда почему-то чужом городе.              Многие поэты и писатели так разрываются на тему Вселенской тоски и печали. Считают, что переживая их, человек страдает от скуки, от боли; мечется, пытаясь найти себе место. На самом же деле, так только в начале. Настоящая печаль начинается там, где перегораешь. Там, где на место стенаний и муки приходят безразличие и смирение. И ничего не заканчивается. Личность всего лишь начинает верить, что все так, как и должно быть. Сам же Саске знал, что такое радость. Ему нравилось быть рядом с Итачи. Тот научился выживать и стал наглядным примером того, как это делается. Саске видел, как они медленно, но верно отдалялись друг от друга. Понимал, что однажды связь, что сейчас позволяла испытывать это тепло, однажды станет совсем тонкой и хрупкой, теперь ее тянуло паутиной, растягивало, а нити медленно рвались одна за другой. Из-за этого громкая радость все реже и реже посещала эмоциональный фон, со временем становясь почти непонятной. Прозрачной, как чистое стекло, но он ее помнил.       — Всегда.       — Не думал чем-то отвлечься?       — Я много о чем думал.       — Расскажешь? — Наруто загорелся интересом, цепляясь за первую возможность вывести Учиху на нормальный разговор.       — В другой раз, — другого раза тот не предполагал, однако привитая черт пойми кем вежливость почему-то заставляла отвечать надеждой.       — Слушай, скажу прямо, — с нескрываемым раздражением заявил Наруто, резко остановившись. — Меня бесит эта странная прогулка. Бесит, что я ничего не понимаю. И бесит, что ты постоянно молчишь. За коим хреном я с тобой пошел?       — Понятия не имею, — Саске был абсолютно честен. Алкоголь все ещё держал мягкую дымку внутри головы, но он не видел смысла рассасывать столь глупые темы. Принуждения не было, каждый из них оказался здесь по собственной воле.       Сдержав внутри порыв дикой нетерпеливости, Наруто углядел неподалеку пару скамеек и, обойдя Учиху, от греха подальше направился именно туда.       Людей мимо не носило, а общественное это место или нет — Узумаки, откровенно говоря, не интересовало. Без зазрения совести он вытащил из рюкзака бутылку пива, что собирался влить в себя дома. Зажигалка послужила прекрасной открывалкой, и через мгновение прохладная горьковатая жижа полилась в рот.       Саске проследил, не видая большей порывистости в прошлом. Ещё один идиот, ожидающий от людей лицемерия, которое те зовут добротой. Обойдя лавку с другой стороны, Учиха сел рядом и аналогично приложился к спиртному, в то время как Узумаки продолжал молчать, отвернувшись в свои края.       — Знаешь, что? — не вытерпев бросил он. — Ты мудак. Притворно пафосный и лицемерный мудак.       Учиха молчал, делая вид, что не слышит. Ему уже говорили подобное. По большей степени именно этим всю жизнь прорицала родная мать. Люди слепы. Они рады вешать ярлыки на других, но никогда не смотрят глубже поверхности. Сейчас же вдруг стало обидно. И не потому, что Узумаки не был прав, не потому, что говорил сгоряча, а потому, что Саске никогда не звал за собой кого-то, никогда не предлагал, обходясь одинокой компанией себя самого. С Наруто они пересеклись уже не единожды, и каждый раз происходило что-то, не вписывающиеся в понимание привычного. Наверное, по этой причине слышать от него такие слова было на удивление неприятно.       — Я пошёл с тобой, потому что дома мне делать нехрен, а тут хоть какая-то развлекательная программа предполагалась. Видимо, зря, — Узумаки говорил открыто, что больше нагнетало уныние на совесть Учихи.       — Пускай я мудак, но не клоун.       — Да я уже понял. Черт. Для чего ты меня так бесишь?       Саске сделал ещё глоток и немного поморщился. Вкус спирта пробился из общего вкуса слишком явственно. Как нескончаемый бубнеж Узумаки, ей-Богу, лучше бы пропустил.       — Не психолог, и понятия не имею, — в тон ему бросили без намека на сожаление.       Узумаки хотел сказать что-то ещё. Что-то обвиняющее и колкое, чтобы Саске, наконец, понял, насколько неприятно его поведение, но внезапно передумал. Вместо этого нашлось другое решение вопроса.       Едва Учиха успел опустить бутылку, в скуловой кости разразилось резкой боль. Наруто продолжал злостно сжимать кулак, и следующий удар был нацелен уже в нос, по старой памяти недавнего инцидента; ему хотелось возместить приобретенный дар, однако удар не удался. Саске перехватил чужую руку и с силой выкрутил в другую сторону. Согнувшись под действием анатомической силы, Наруто замахнулся свободной рукой ему в бок, как вдруг недодрака оборвалась. Учиха предпочёл отпустить.       — Успокоился? — с недовольством поинтересовался он, глядя в полные ненависти и злобы глаза. Будучи небесно-голубыми, сейчас они казались темно-серыми.       — Какой же ты…       — Ага, — улыбнулся Учиха, зная, что Наруто ни черта не увидит.       Как ни странно, вспышка ярости тут же утихла. Словно всего-то нужно было пару раз двинуть причине ее возникновения. Пускай и неудачно.       Тяжело выдохнув, Наруто снова вернулся к пиву, оно хоть и казалось на вкус отвратительным, по крайней мере, успешно снимало напряжение, медленно расслабляя. Ему и правда давно пора на покой, иначе можно свихнуться.       — Пойдём.       Саске приподнялся с насиженного места и обернулся, выжидающе глядя на Узумаки.       — Куда? — раздраженно буркнул тот. — Опять блудить?       — Типа того.       — Один иди. Заебал ты меня.       Учиха постоял пару секунд, обдумывая особенности поведения Узумаки, а после, вместо того, чтобы уйти, осторожно спросил:       — Как думаешь, квалиа существует?       Узумаки тут же посмотрел на него, переключаясь с глухого раздражения на быстро сменяющиеся воспоминания.       — Не доказано. Но я думаю — да. Существует, — протянул он, а после добавил. — Индивидуальность сознания подразумевает собой разные реакции, например, на боль.       — В чем твоя?       — В смысле?       — Почему ты злишься, Наруто? Чего ждёшь от меня? — прямо спросил Саске.       — Ничего я от тебя не жду. Просто ты ведёшь себя как ненормальный!       — А много нормальных ты встречал?       — Были, — с неприязнью пробормотал Узумаки, вновь отвернувшись.       — Поэтому ты отворачиваешься, когда отвечаешь? И пьёшь пиво хрен пойми с кем, не зная, в каком районе находишься? — если бы Наруто видел, как померкли чужие глаза, он бы не стал продолжать разговор. Внутри Саске вновь на секунду вспыхнуло что-то горячее острое, вот только оно тут же было погребено под шквалом замороженных гвоздей.       — Если ты ведёшь к понятию доверия, то нет. Я понятия не имею, кто ты. Мне плевать, с кем пить, — соврал он. — Просто услышь это. Понимаешь? Срать с кем и где сидеть в этот чертов вечер.       — Тебе просто не с кем.       — Да. Не с кем. Ты доволен этим ответом? Будто ты здесь не по той же причине! — голос сорвался, переходя на отчаянное шипение. Давно подобного с ним не случалось.       Отвернувшись окончательно, Узумаки судорожно припал губами к узкому горлышку, допивая оставшуюся жидкость залпом, и резко чиркнул зажигалкой, следом сразу закуривая. Дрожь в пальцах только усилилась. Хотелось надавить ладонями на глаза, чтобы те перестало жечь, да так, чтобы вытекли к черту, оставляя глазницы пустыми. Учиха бил больно. Наруто не особо развозил эту тему, стараясь не думать о новой неприятности, однако Саске выбил из неё все, без остатка. Хотелось выть. Просто для того, чтобы эта зараза, ломающая рёбра, вылетела со свистом наружу. Вечер оказался не самым приятным.       — Идем.       Наруто открыл глаза и посмотрел перед собой. Саске был беспринципным, от этого становилось тошно. От осознания, что человек парой слов причинил острую боль и остался непричастен. От осознания, что в нем нет ничего живого, способного услышать. И все же Учиха был прав. Он всего лишь высказал истину, которую видел. На правду не обижаются? Да. Но кто сказал, что от этого она не причиняет боль?       — Идём, — повторил он мягче.       В этот раз медлить не пришлось. Дверь очередного подъезда распахнулась без проблем, стоило только на пробу ввести пару комбинаций кодов. На улице заметно холодало, и, только оказавшись внутри тёплого, пропахшего сыростью помещения, тело начало оживать.       На последнем пролёте, между десятым этажом и крышей, возле высокого подоконника, давно облезшего и обмазанного ни одним слоем краски, разместилось сразу несколько бутылок пива и две пачки сигарет. Сидеть же предпочли на ступенях.       — Кто тебя таким сделал? — успокоившись, вопросил Наруто. — Откуда столько злости ко мне?       — Не ищи причин там, где их нет.       — И все же. Люди не рождаются… — захотелось назвать вещи своими именами, но только что переживший вспышку боли Узумаки решил не нагнетать. — Не рождаются такими.       Саске промолчал. И лишь тусклый огонёк его сигареты послужил немногословным ответом. «Такими».       — Когда я был маленьким, мне казалось, что мир очень красочный и необычный. Я видел в нем скрытый смысл и разные головоломки, разгадав которые, начинал понимать некоторые очевидные вещи. У тебя было так?       — Нет, — мотнул головой Учиха. Головоломок у него не было. Из красок — только акварель.       — Последнее время мне кажется, что я страдаю синдромом отложенной жизни. Ты знаешь, что это?       — Знаю, — пока не надоело, Саске старался слушать. Так время пролетит быстрее.       Учиха иногда забывал, что ничего не ждёт, и ощущение это само собой продолжало бурлить под кожей. Откуда только взялась эта привычка?       — У тебя есть друзья? Или девушка? Кто-нибудь, с кем ты проводишь время? — говорил Наруто мягко, почти что ласково, считая, что умеет подбивать клинья к трудным людям. На самом деле, он этого совсем не хотел.       — Зачем тебе знать?       — Ладно. А семья?       — Что семья? — в голове ненароком зазвучали слова матери, нелепо перебиваясь белым шумом.       — Близкие у тебя есть? — перефразировал вопрос Наруто.       — Нет. Только… Семья, — подумав об Итачи, Саске решил замолчать. Это все, кто были. Пускай останется личным. — Без компании обхожусь. Самостоятельность, знаешь такое?       — Теперь ясно, — краешками губ улыбнулся Наруто. — Поэтому ты такой.       — А ты психолог? — против воли огрызнулся Учиха.       — Философ. Точнее, учусь.       — Хреновый из тебя философ, — в ответ Наруто засмеялся, с интересом глядя на его точеный профиль. Саске определенно задели его вопросы, вот только расстраивать он никого не собирался.       — Я не хотел обидеть, — вслух произнес Узумаки. — Но… Каждому нужен кто-то, кто его выслушает.       Саске потянулся за новой бутылкой и сделал несколько больших глотков, отвлекая насущное. От Наруто тянуло чем-то приторным, этот вкус с языка хотелось скорее смыть.       — Мне не нужен. Я люблю одиночество, — отозвался он. — Можешь верить в любую философскую чушь, только на меня не проецируй.       — Ты любишь одиночество? Или ты убедил себя, что так лучше? Боишься быть кому-то нужным? Или ответственности, а, Саске? — лукаво поинтересовался Наруто, поворачиваясь к Учихе всем телом, чтобы облокотиться на согнутое колено. Тот молчал, и Узумаки предположил, что попал в точку. — Кажется, ты просто привык к этому и теперь боишься представить, что может быть по-другому.       — Ты ничего обо мне не знаешь. Не лезь в чужую корзину.       — Так может, прольёшь свет на свои секреты? — алкоголь ударил в голову, развязав язык. Наруто отчасти понимал, что провоцирует на слишком откровенные вещи, но остановиться уже не мог. — Боишься?       — Считай как угодно.       Саске понесло не меньше, однако теперь наконец появилась возможность сконцентрироваться на словах Узумаки, пускай тот и порол несусветную чушь.       — Ты же дизайнер?       — Скорее, учусь, — спародировал он недавнюю фразу самого Наруто.              — Собираешься работать по специальности или как все?       — Многие работают по специальности. Не греби всех под одно, — неприязненно буркнул Учиха.       — Хорошо. Так ты к кому относишься?       — Понятия не имею. Может, я и до лета не доживу.       — Лето ещё далеко, не будь так уверен. Может, и до весны не протянешь, — несерьезно предположил Наруто, однако Саске веселым не выглядел, тогда Узумаки с запозданием понял, что шутка была неудачной. — Извини… А сейчас нигде не работаешь?       — Нет.       — А я работаю. Правда, только по воскресеньям, но и то хорошо.       — Продвигаешь бредовую философию в массы? — Учиха высказал первую попавшуюся мысль, делая затяжку и запивая ещё несколькими глотками на манер игры в «вертолёт».       — На органе играю. Ну, на воскресных службах.       — Музыкант, значит… — почему-то губы тронула легкая поволока удовлетворения. Музыка. Саске любил музыку. Правда, играть ни на чем не умел. Итачи играл на пианино и когда-то даже пытался его научить, да, видимо, к этой отрасли искусства Учиха оказался совершенно бездарен.       — Мне нравится. Платят, конечно, немного, но пока что устраивает.       — Почему на философском? Шёл бы себе в консерваторию.       — Нет, — Наруто отрицательно помотал головой. — Если превратить любимое занятие в работу, оно быстро опротивеет.       — Многие с тобой не согласятся.       — Не спорю.       Окончательно разомлев после третьей бутылки, Узумаки кое-как дотянулся до последней, прихватив заодно и сигареты, вот только, не выдерживав тяжести собственного тела, упал спиной куда-то в сторону стены, где неожиданно приземлился на Учиху. Забыл, что тот разделяет их с бетонной поверхностью.       — Извини, — Наруто поспешил отстраниться, как узкая рука его остановила.       — Как сопля мотаешься. Сядь удобнее.       Все равно обратно рухнет, не сейчас, так позже. Учиха очень уж не хотел возиться с размягченным на вид желе телом. Наруто же возразил ему шумным выдохом, но двигаться перестал, оставшись там, где уже оказался.       — Субординация тебе не знакома? — с чувством долга прокомментировал Саске.       Узумаки не ответил. Чужое тепло приятно проникало под одежду. Ощущение странное, не похожее на тепло, идущее от батареи или девушек. Тепла же матери он и не знал, потому определил, что это нечто другое. И все же хорошо чувствовать себя в своем теле, когда кто-то эту шкуру согревает. В подъезде и правда стало слишком прохладно.       — Почему церковь? — внезапно озадачил Учиха. Казалось, все время, что просидели в тишине, он думал только над этим вопросом.       — А где ещё ты видел орган?       — Дело только в этом?       — Не совсем. На самом деле… — Узумаки ненадолго задумался, пытаясь подобрать верные слова, но те, как назло, ускользали от дымки опьянения. — Там атмосфера своеобразная. Особенная. Какой-то странный слабый запах, но его ни с чем не спутаешь. Свет необычный, потому что проходит сквозь витражи. Высокие своды, за счёт чего звук становится объемнее и как будто доносится издалека. Это… В общем, это надо чувствовать.       — То есть ты чувствуешь?       — Да. Храмы по-своему красивы. Каждый из них особенный. Жаль, люди приходят туда за другим.       — Для этого они и создаются, — рассудил Учиха. — Святилище, связывающее простого смертного с Богом. Мало кто смотрит на них под другим ракурсом.       — Ты веришь в Бога? — Наруто зацарапал пальцем низ чужой куртки.       — Не знаю. Я не верю религиям.       — Значит, разделяешь понятия «Бог» и «Религия», считаешь, что истинной Силе плевать на веру собственных созданий?       — Вера не значит религия. Верить ты можешь, сидя дома или в таком же подъезде. И плевать, что будет надето у тебя на шее. Религию же создали люди. С помощью неё удобно и легко управлять массой. Слабые находят в ней опору, перекладывая ответственность на «некого Бога», хитрые находят выгоду. Она затмевает разум бедному, заменяет совесть богатому. Она — душа бездуховного. Опиум народа.       — Карл Маркс, — задрав голову, Наруто посмотрел на Учиху и с гордостью улыбнулся, узнав хорошо известную многим цитату.       — Плевать — кто. Это истина.       — Значит, в такую истину ты веришь?       — Я ни в какую не верю. Ничто не доказано, — коротко бросил Саске и выдернул уголок куртки из цепкой ладони.       Наруто понимал смысл сказанного, да жар Учихи окутывал со всех сторон, образуя собой некий кокон, оттого продолжать становилось все ленивее, а говорить затруднительней. Потеплело где-то внутри. Оказалось, очень приятно поговорить с кем-то на темы, где есть место адекватному спору. Раньше приходилось думать в одиночку, ведь людям слишком неинтересны Вселенские вопросы. Им куда проще жить в своём выдуманном примитивном мире, где есть только животные потребности и несколько грамм актуальной духовности.       Саске перебивал одну сигарету другой, складывая окурки рядом на ступеньке и выкладывая из них ровные рядочки своеобразного забора. Религия — штука сложная, мутная, и у каждого до чудного индивидуальная. Пожалуй, лучше верить в себя, никому кроме нет большего дела до личных забот человека, чем ему самому.       В какой-то момент Учиха взглянул вниз, легкомысленно исследуя плавный изгиб линий чужого профиля, теперь развернувшегося полу боком Наруто, как вдруг обнаружил, что болтливый новый знакомый мерно посапывает, то ли не дождавшись упорно скрываемых фраз, то ли вовсе переборщив с методом отдыха. До полуночи же осталось всего полчаса.       Домой в эту ночь никто так и не вернулся. Саске сидел на холодном бетоне, непроизвольно прижимая рукой спящее тело, чтобы то ненароком не съехало вниз. Хоть ступеней и оставалось около двух, такой инцидент был бы неприятен обоим.       Примерно в два часа ночи зазвонил телефон. Не ответить было чревато бесконечными звонками и будущим скандалом, однако Учиха знал, кто звонит, и отвечать по этой причине хотелось все меньше. Скандала не избежать в любом случае, таков ритуал. Пускай город спит, и люди в ближайших квартирах сидят в тишине, если уж на то пошло, он поддержит негласную идиллию.       Скинув не первый по счету звонок, Саске зашёл в сообщения и, кое-как пользуясь пальцами только одной руки, написал коротко и максимально внятно. Домой не придёт. Все в порядке. А за отправленным сообщением последовало множество новых входящих, покуда ответ Микото в полной мере не удовлетворил. Ничего, другого не стоило ожидать. Теперь будет, что будет.       Саске же так и уснул, привалившись к холодной стене. Дешево, но сердито.

***

      Утро наступило неожиданно. Свет прорезался сквозь грязные стёкла и, отражаясь от светлых стен, тут же полил прямиком в глаза. Странно, что голова совсем не болела. За время сна Наруто устроился поудобнее, сократив законную территорию постороннего человека, от чего тот проснулся лёжа головой на ступеньках с ноющей во всем теле болью. Кое-как растолкав обнаглевшего Узумаки, Саске поднялся на ноги, принявшись тут же отряхиваться.       — Черт… Мы что, всю ночь тут? — скривившись, пробурчал Наруто, благодарности ради осмотрев «живой матрас» на стабильность довольства.       — Половина восьмого. Вставай, надо ехать.       — Куда? Мне домой надо, — потеряно прозвучало со стороны собутыльника.       — На пары. Час остался, — напавшее на Саске раздражение сильно отбивало желание что-то объяснять.       — Час? Так, а что ты раньше не разбудил?! Блять…       Проигнорировав странные выпады то в телефон, то в сторону окна, Саске собрал все разбросанное и начал буднично спускаться. Черт с ним. Если человек не хочет уложиться в оставшееся время — его право не стоит отбирать.       Солнца не было. Поначалу казалось, что улица переполнена теплым светом, однако день оказался пасмурным и явно намекал на дождливое будущее. Снова все такое, каким и должно быть, хотя в памяти ослепляющим светом ещё всплывали жаркие дни былого лета. Мерно плывущие по улице люди огибали Учиху, то уменьшая, то увеличивая расстояние между ними. Наруто догнал только у остановки. Запыхавшийся и растрёпанный, словно только что вырвали из постели, он остановился рядом и закинул руку на ничем не примечательное плечо, пытаясь отдышаться. Саске же предпочёл лаконично скинуть с себя лишнюю тяжесть, отчего Узумаки едва не вспахал носом асфальт.       Доехали они быстро, несмотря на час пик, трафик радовал низкой загруженностью. Тем самым времени вдоволь оставалось даже на неторопливый перекур. Но, как оказалось чуть позже, сигареты закончились ещё ночью.       — Держи, — Узумаки, о чьём существовании Саске едва не забыл, протянул свою пачку, где болталась пара целехоньких трубок. Учиха задумчиво перевёл взгляд на благосклонное лицо напротив, вроде бы размышляя над надобностью брать взаймы, как тот поторопил, неудержимо тряся коробкой перед собой. — Да бери. У меня ещё есть.       Коротко кивнув в знак благодарности, Саске закурил и, облокотившись о стену, устало прикрыл веки. Тусклый свет так и продолжал лить в глаза, прорываясь сквозь тонкую нежную кожу. Наруто его лицо казалось умиротворенно уставшим. Странно, но ещё вчера, будучи неизвестным человеком, теперь Саске казался кем-то давно знакомым. Привычка держать сигарету меж пальцев, но в то же время почти не отстранять ее от губ, Узумаки заметил только вчера; теперь же она виделась чем-то неотрывным от Саске, аксиомой, наглядно рассказывающей суть человека. Стиль одежды, на который он обращал внимание всего пару раз, когда встречал Учиху в коридорах, теперь также казался его неотъемлемой частью. Имелись во всем этом некоторые особенности.       — Куда пыришься?       Наруто вздрогнул. Закопавшись внутри размышлений, он пропустил момент, когда Саске уже выкинул бычок и уставился на его частично рассеянный вид. С ответом Узумаки затянул, и, неизвестно чему хмыкнув, Учиха тёмной тучкой проплыл мимо, как видно, прощаясь. Уже истлевший фильтр вдруг обжег Наруто пальцы.       Вскоре он, как и должен был, оказался на первой лекции, решая за день наперед, каким оттенком пропахнет сегодня.       С недавних пор, будучи, наверное, любимым учеником местного кандидата философских наук, Узумаки и не думал о том, что будет привлекать внимание кого-то ещё. Впрочем, Саске новому соседству против не был, ровно так же как и рад. Когда Наруто впервые покинул первый ряд и сел рядом с ним, его взгляд, направленный по прямой, свидетельствовал о неком согласии, которое устно никогда не дают, но вместе с тем однажды требуют подтверждением печати. Какие же мысли посещают голову человека, когда он так безотрывно смотрит в одну точку? Просто ли это привычка, или сознание действительно вышвыривает далеко за пределы реальности?       — Узумаки, Вы могли бы посоветовать какой-то вопрос для размышления на тему «Одиночество человека»? — все ещё наблюдавшего за Учихой Наруто слова преподавателя несколько озадачили.       — Задумчивая душа склоняется к одиночеству, — негромко ответил он, приводя в пример первое, что пришло на ум.       — Омар Хайям? Хорошо. Тем, кто подготовит реферат по этой цитате, на зачет поставлю автомат.       Прежде Узумаки подобное сильно прельщало, однако он снова не слушал. Нужные слова для ответа как-то сами собой запрыгнули в голову, будто бесконечно текущие нейронные нити. Только нашли ли они выход в реальность? В ту, где сейчас находился Учиха.

***

      Где-то вдалеке звонил телефон. Саске неустанно набирал номер третий раз подряд. Но кроме длинных гудков в трубке больше ничего не было слышно.       Итачи с упоением слушал глубокие звуки фортепиано, мягко льющиеся из-под массивной крышки. Они соприкасались со стенами, а затем, рассеиваясь, лились обратно в комнату. О том, что Саске звонил уже седьмой раз подряд, Учиха узнал гораздо позже, когда запыхавшаяся и уставшая после работы Конан, встретив младшего из братьев почти у подъезда, предложила тому зайти в гости. Итачи виновато улыбался.       Ужин готовили вместе. Старший неустанно подкладывал в тарелку все больше салата, а Саске наперерез добавлял как можно больше помидоров, увеличивая и без того необъятную порцию на троих до нескончаемого объема. Конан везло искренне смеяться, наблюдая за этой картиной, однако недолго.       — Что там у тебя? — поинтересовался Итачи, как только все приготовления были завершены, а тарелки расставлены на стол.       — Путём.       — Как дела дома?       — Как обычно, — пожал плечами Учиха, вспоминая недавний скандал, масштабу которого, похоже, удивилась даже сама Микото. — Нового не скажу, мать лечить надо.       — Надо, — согласился Итачи, но большего не успел.       — У тебя синяки такие… — заметила Конан и осторожным жестом показала на темную область вокруг глаз. — Что-то случилось?       Нормально спать Саске перестал на следующий день после встречи в подъезде. Ситуация до сих пор казалась абсурдной, да только иссякающие с каждым днем силы уповали на чье-то вмешательство. Стоило только заснуть, как начинало мерещиться странное тепло. Оно шло извне, словно к Учихе кто-то неустанно жался. Беда. И на поверхности виднелась только верхушка этого айсберга. Реальная проблема сформировалась только на третий день, превратив тепло в четкое ощущение чьих-то рук, блуждающих по незащищенному телу.              Саске все никак не удавалось понять, снятся ли ему эти прикосновения, или мозг стабильно переигрывает с галлюцинациями. В любом случае сон пропорционально пропал. Приходилось подолгу искать себе место, забивая углы тихой комнаты, и больше курить, лишь бы забыть столь чуждые и явно неуместные ощущения.       — Проблемы со сном, — коротко пояснил он, не желая вдаваться в подробности.       — Прям совсем хреново, ты глянь… — протянула Конан, обращаясь уже к Итачи. — Так же нельзя… Дай ему кетамин, все равно просто так лежит.       — Лучше атом, — посоветовал Саске, за что получил от брата укоризненный взгляд. Конан покачала головой.       — У нас только в растворе, — тогда взгляд Итачи уже был направлен на жену.       — Ладно. Любая хрень сойдёт, только… Что-нибудь попроще.       Учиха не отказался бы ещё от нескольких микродотов или мульки, хотя последняя при неосторожном обращении вызывала патологическую зависимость. Итачи крайне негативно относился к новым привычкам брата. А вот Конан, буквально выросшая в этом мире, относилась вполне спокойно, то и дело посвящая Саске в тонкости и подробности каждого вещества и его работы. Старшего Учиху такой расклад напрягал, однако при необходимости девушка могла и знатно дать по шеям за проявление нездорового интереса ко многим препаратам, которые собирались использовать явно не в терапевтических целях, потому то по большей части несогласие приходилось терпеть.       Сам Саске считал, что кислота ему нужна именно для этого. Она чудно разводила мозги в сладкую жижу, от которой тело пробивала холодная дрожь, а мир, наконец, наливался красками. К тому же, это помогало не только отвлечься, но и создавать что-то новое. Искусство порой требует много жертв. «Расширение сознания», — как многие называют эффект ЛСД, в действительности, конечно, вел за собой лишь отупение, но явного вреда Саске для себя не отметил. Разве что разоряло запасы прочности сильно и надолго, порой надоедая гораздо раньше, чем эффект отходил.       Конан, казалось, прочитала его мысли, потому что вновь посмотрела серьёзным взглядом на мужа, тогда как Итачи как раз вставал из-за стола.       — Прихвати пару кислых, пожалуйста.       — Это ещё зачем? — Учиха недюжинно удивился.       — Зависимость не вызывают, пусть будут. Лучше уж так, чем налево за неизвестной химозой он будет ходить, — мягко парировала Конан.       — Зато мозги от них плывут и качаются. Этого ещё ему не хватало.       — Итачи, — уже настойчивей продолжила девушка. — Не принесёшь ты — схожу я. Поверь, все нормально. Уверена, мозгов с его опытом хватит.       — Вот именно. Пора завязывать, — но, по-видимому, Итачи все-таки согласился, раз уж после направился в комнату. Конан не оставляла права выбора, надавив туда, где вечно теплилась тревога.       Саске, все это время молча наблюдавший за происходящей картиной, наконец сориентировался.       — Спасибо, — одними губами произнёс он, и девушка ласково улыбнулась.       Как бы она не была согласна с Итачи, отказать не могла. Если старший брат был для него кем-то вроде родителя, праведного наставника, то Конан была вынуждена стать тем верным другом, не подавляющим вредные желания и чудные идеи. Странная дружба выходит, да не могла она спокойно смотреть, как тот гаснет под тяжестью какой-то мрачной, собственно отторгаемой печали. Само собой и девушка переживала, что лизергин может навредить неустойчивому сознанию парня, однако без этого Саске мог просто не справиться, и они с Итачи оба прекрасно помнили, как однажды такое едва не произошло. Иных вариантов пока что Конан просто не видела.       — Будь осторожнее, — тихо попросила она, перебирая вилкой салат.       — Расстроишься, если меня не будет? — приборы в женских руках дрогнули.       — Это со всеми произойдет, но тебе рано, — резко вскинула голову Конан и крайне серьезно добавила: — Ты понял?       Итачи вернулся через минуту и протянул брату два зип-лока. В одном находились небольшие белые таблетки, а во втором приличное количество цветных квадратиков. Саске преспокойно вытянул их из его пальцев и осторожно засунул в карман. Не особо безопасно было носить с собой такой вес, к тому же крупный объем запрещенки сулил хорошую статью, решающую судьбу на долгие годы вперёд, но Учиха старался не заморачиваться. Невезение обходило стороной уже десятки раз, к тому же, подвернись ему такой костыль, может, хотя бы от этого появилась бы польза.       Убрав за собой тарелку с недоеденным салатом, Саске помог Конан унести со стола посуду и засобирался домой.       — Напиши, как придёшь, — коротко шепнул Итачи, крепко обнимая. — И если что-то не так, сразу звони.       — Боже, ты каждый раз говоришь одно и то же, — улыбнулся Саске. — Угомонись, я не тупой.       — Не тупой, — согласился Итачи. — Я тупой, раз даю тебе эту хрень.

***

      Вернулся Саске поздно, когда на улице уже опустели дороги, а свет в окнах домов встречался все реже и реже. Мать по давней привычке своеобразного отдыха сидела на кухне, на этот раз что-то читая, а потому не обратила особого внимания на шорохи в коридоре. Зато у лестницы на втором этаже Учиха внезапно столкнулся с отцом.       — Доброй ночи, — вскользь бросил он, быстро обходя седативного родителя.       — Постой, — произнёс Фугаку крепким мужским тембром, как вдруг взволнованно заговорил. — Все в порядке?       Саске опешил от нелепо прозвучавшего вопроса, однако, натянуто улыбнувшись, кивнул. Показалось, будто в глазах Фугаку промелькнули оттенки сожаления. Показалось. Не может там его быть.       — Спокойной ночи, — вскользь бросил он, поднимаясь выше, пока мужчина, грузно зависнув на лестнице, смотрел ему в след.

***

      В первый раз таблетка подействовала почти моментально. Сон показался странным и навалился чем-то легким и пушистым, и все же Саске продолжал чувствовать чужое тепло сквозь мутную пелену, в которой погрязло сознание. Он вроде как спал, но в то же время — совсем не в себе. Неведомые руки медленно опускались по бокам, то сжимая, то едва касаясь кончиками пальцев, затем они поползли под футболку, и кожа покрылась мурашками в местах, где прошло легкое соприкосновение. Это делало телу жарко и немного щекотно.       Саске изо всех сил отрицал существование этого чувства. Оно воспринималось слишком лично, бредом воспалённого воображения. Все от того непривычного, окутывающего средь холода и старого бетона жара, прочувствованного в подъезде. Вспоминать о нем отвратительно, задумываться так вообще аморально. На месте чужого тела закрытые глаза дорисовывали лицо Узумаки. Во сне появлялось сначала его очертание, затем мутная плямба индивидуальных черт и в последнюю очередь — голубые глаза, дурацкие усы и маленькое колечко в носу. Ужасно. Словно Наруто и в самом деле вдруг оказался в его постели, творя неизвестные вещи. Так часто отзываются приходы под действием препаратов. И в то же время Саске млел. Тёплые руки гладили его ледяную окаменевшую кожу. Сквозь них, охватывая каждый сантиметр, лилось легкое расслабляющее тепло, и, в конце концов, становилось совершенно плевать, приносит его образ Узумаки или кого-то ещё. Неважно. Главное — это всего лишь галлюцинации. Простой бред.       Учиха и не заметил, как с этой мыслью руки вдруг отпустили его. Не заметил, как вновь оказался наедине с собственной пустотой, где стало холодно, неуютно и по-настоящему одиноко. Однако он уже провалился в крепкий сон, а потому с этого момента ничего не помнил.