Под покровом ночи

      Тебе не спалось уже какую ночь. Где-то там, на задворках подсознания, памятными мазками мелькали поцелуи на шее и вкрадчивый шёпот, что шёлком струился по коже следом за его пальцами — чувственными и всё же безмерно нежными. Такими, как и окружавшие вас облака. Каждый хриплый выдох, каждое пылкое касание, дразнившее твоё тело истомой, отдавало в груди терзающей невозможностью ощутить всё это наяву — лишь метаться на простынях, судорожно пытаясь ухватиться за блеклые отголоски близости.       Это видение сродни пытки повторялось почти каждый раз, что ты пыталась сомкнуть уставшие глаза — так, словно сама судьба взахлёб смеялась с того, насколько всё это было…невозможным. В ночной тиши, смотря на безмятежно спящего Ниалла по ту сторону комнаты, ты убеждалась в этом всё больше и больше. Меж вами словно была бескрайняя пропасть, через которую вёл лишь хлипкий мостик — того гляди и он обрушится под порывом яростного ветра. Чувств, запертых в клетке. Его. Твоих.       Ты отрешённо глянула на свою ладонь — казалось, что она всё ещё терялась средь белокурых локонов, что сейчас были разбросаны на подушке. Хотелось так отчаянно протянуться и прикоснуться к нему, убедиться, что он — не дымчатый образ, не магическая иллюзия, не плод измученного воображения. Что он тут, рядом с тобой. Живой, дышащий, с самыми чудесными глазами и крепкими объятиями — пускай даже его руки и прижимали твое оголённое тело только там, в розоватой дымке, нарисованной непристойными фантазиями.       Страх потерять его, обнажённый вашим ритуальным откровением, был столь же остр, сколь и желание быть с ним во всех многогранных смыслах этого слова. Духовно, физически, всецело — укрыть от боли своей спиной, поймать губы в самом сладком, отчаянном поцелуе. Отдать всё, лишь бы не видеть, как красные цветы орошают землю, струясь сквозь пальцы подобно песку.       И плевать, что где-то на душе саднило, скребло, отрывая по кусочку с каждой стрелой, выпущенной Этаном в грудь без малейшего сожаления. Плевать, что было до сего — когда его слова резали кинжалами, осколками украшая твои намокшие от слёз щеки.       Ты сожгла это, пальцами смяв его рубашку средь лесного марева кристаллов. Приняла его скрытые мысли, что мерцали болью от твоих поступков и отпустила. Простила. Откровением ответив на его почти что безудержное стремление защитить тебя.       У меня ничего не останется, если ты уйдешь…       Ты затравленно моргнула, ощущая, как гулко стучит сердце, как в горле сухо и как тягуча жажда — перед глазами блики от его интимного смеха, от ухмылки, всего того, что так неотрывно утягивало в эту пучину, носящую его имя — человека, что был твоим спасением и вместе с тем же и погибелью.       Твоим Ниаллом.       Пальцы по привычке скользнули меж сведённых ног в какой-то жалкой попытке хоть ненадолго унять уже столь привычное вожделение — терпкое, как запах его кожи, необъятное, как рассветный небосвод.       Ты хрипло выдохнула, упираясь лбом в подушку и выхватывая из памяти обрывки — фраз, ласки, всего, что будоражило до стиснутых зубов и небытья. Не твои пальцы — его, только его, и не твой голос что-то мычит в ткань, а это он рядом, прижимает ближе и страстно нашёптывает твоё имя в кайму рыжих волос.       Одеяло стало лишним, и ты грубо отбросила его, подставляя спину ночным потокам воздуха — столь же переливчатым, сколь и творимая им магия. Жар под кожей нарастал с каждым отчаянным, размашистым движением — лишь бы согнать негу, утолить голод и получить необходимое избавление от этой ненасытной бездны. Неумолимой в своём стремлении поглотить тебя без остатка. Ты не думала о том, что где-то рядом спал Ниалл — все мысли растаяли, унесённые вслед за нарастающим удовольстием.       Ничто и никто более не имел значения — краски стёрлись, звуки померкли в пелене, словно мир вокруг перестал существовать. Ты прикусила губу почти до крови, отчаянно двигаясь бёдрами и ловя каждый импульс, каждую новую искру так, словно могла рассыпаться на части, если бы остановилась.       Под подушечками пальцев пульсировал огонь — ещё чуть чуть и почти мог бы чиркнуть во тьме, выпущенный на свободу, но держался, тлея и смазывая все ощущения в сплошное полотно. В холст, на котором проступали подтёки, собираясь в очертания волевых скул, волнистых прядей и алых губ. Каждая черта — одно рваное движение, один гортанный стон в простынь, один шаг ближе к грани.       Перед глазами фрагменты его чувств, пойманных меж робко сплетённых ладоней — нагих, как и твоё тело сейчас. Ты цеплялась за них, как за единственное доказательство, что за строгими глазами волнами разливалась невысказанная нежность. Спрятанная, подавленная, но тем не менее — реальная.       Разрядка была близка, и ты резко метнулась в сторону, вжимаясь в собственную ладонь так сильно, что она почти онемела. Потерявшись средь воспоминаний, домыслов, фантазий ты более не пыталась сдерживаться. Его имя подобно молитве сорвалось с приоткрытых губ вслед за последним самым грубым касанием — так, словно ты могла продраться сквозь завесу сна и достучаться до него.       Облегчение обволакивало сродни велюру, слегка притупляя возбуждение и возвращая тебе способность воспринимать окружение — своё учащенное дыхание, капли пота на спине, скомканную простынь под бёдрами и…внимательные глаза, выглядывающие из-под каймы волос.       Ты не сразу осознала, что Ниалл и вправду разглядывал тебя — в одиноком пламени свечи его лицо было почти полностью погружено в липкую ночную тьму. И всё же… это не было игрой воображения или мороком помутненного рассудка. Совсем нет. Пристальный и чуткий взгляд ласкал оголённые плечи, скользя по неприкрытым изгибам столь осязаемо, что ты почти ощущала его — также явно, как и свои руки минутами раньше.       Но если раньше ты бы испугалась, вскочила или попыталась хоть как-то прикрыться, то сейчас сделала абсолютно противоположное — раскованно улыбнулась и только явнее раздвинула ноги. Поддразнивая, зазывая. Поддаваясь тем сладостным остаткам желания, что всё ещё гулко пульсировали не только в душе, но словно бы под кожей.       Кто знает — может, это всё очередной сон, сладостное наваждение, сплетённое из твоих собственных чувств? А даже если и нет, и его лик — реальность, то ты готова была послать в Иркаллу все условности, правила и всё, что имело хоть какой-то вес. Ниалл был тем, кого ты хотела. Сердцем, телом, душой. Каждым вдохом, словно его близость — твой кислород.       Закусив губу, ты оперлась ещё мокрой спиной о стенку и бесстыже принялась вновь ласкать клитор — только уже медленнее, словно разыгрывала маленькое представление для единственного зрителя. Вместо приглушённого дыхания и молчания сквозь хлопок — его имя на выдохе. Мольба, разрезающая воздух — хныкающая, нетерпеливая, просящая лишь об одном — чтоб он оставил свое ложе и привлёк тебя к себе. По-настоящему ревностно и крепко, так, как умел он один.       Моментами ты украдкой всматривалась в его лицо — казалось, что его скулы сковало оцепенение, а глаза, как бы не пытались, не могли оторваться от всего, что ты делала, пристально ловя каждое движение. Ты не слышала, но представляла, как он нервно сглатывает, как сбивчиво дышит, как неистово борется с подступающим вожделением. Одной Пятёрке было известно, как же сильно ты жаждала, чтобы он проиграл в этой неравной схватке и оставил ненужные сейчас принципы вместе с горьким привкусом предыдущих дней.       Ваши скрещённые взгляды говорили красноречивее любых слов — в его плескалось восхищение и что-то почти неподдаваемое расшифровке, в твоих же лукавые, игривые всполохи, что так и манили отдаться всему порочному, что лишь существовало.       — Прошу, — ты прошелестела в ночную гладь, запрокидывая голову и слегка ускоряясь, — Ниалл, прошу.       Ты не рассчитывала, что он отзовется, пусть даже и до одури того хотела — всем своим естеством, от кончиков пальцев до самой макушки. И всё же он откликнулся — скрипнули половицы, зашуршало наспех скинутое одеяло, а затем его ладони обожгли распалённые щеки, привлекая твои губы к его собственным.       Ты приглушённо застонала в ответ, отвечая пылкой, страстной лаской на его почти что невесомую. Желанный поцелуй отдавал воздушными облаками, взбитыми сливками и тягучей карамелью — всем тем, что до сего только маячило образами в ночи. Сейчас же — воском растекалось по скулам вслед за каждым сбивчивым выдохом.       Пульсирующая, сладостная дрожь вновь лавиной захлестнула тебя, и ты выгнулась, увлекая его за собой обратно на скомканные простыни. Ниалл же, казалось, охотно позволил повалить себя на лопатки и вдавить всем весом в матрас.       Ты слегка приоткрыла рот, стирая незримую грань, где нежность уступает вожделению, а робость — страсти. Поцелуй стал раскованнее, распалённее — таким, каким ты могла только мечтать. Таким, каким ему следовало быть. Словно ощутив это, Ниалл лишь крепче впился пальцами в твою талию, позволяя тебе перенять контроль и отдаться во власть этой почти что безудержной жажды.       Его кожа под твоими ладонями была столь же обжигающей, как и чувства внутри тебя. Они рвались, метались, скребли — каждым мазком подталкивая всё дальше, всё глубже в этот пьянящий омут, где на поверхности отражались блики от его белокурых локонов. Они струились меж пальцев, ниспадали с обнажённых плеч, щекотали твою грудь. Прижимаясь к нему всем телом, ты ощущала как никогда ясно то, насколько же сильно вас тянуло друг к другу.       И если там, на поляне, вы приоткрыли друг другу завесу, за которой отстукивало ритм сердце, то сейчас это была отчаянная попытка раствориться в самом дорогом, самом важном человеке без лишних слов. И пускай вы потом пожалеете об этом, пускай хлипкий мост снесут суровые ветра — это будет после. Не сейчас.       Его глаза, лукавые, родные, были необъятной зеленью, пригретой янтарным блеском твоих собственных, что лучами мерцали от каждого нового поцелуя, которым он осыпал твой рот, открытую шею и даже щёки. Так рьяно, так неистово, что тебе казалось, что ты могла бы сгореть. Там, где раньше пальцы вырисовывали уважительный жест теперь скользили влажные губы, покусывали, ласкали, отмечали — будто бы нарочито стирали все те бессчётные разы, что ты прикладывала их к ключицам.       Былое кануло, улетело, оставив после себя лишь пепел, что оседал, тлел на кончике языка. Под его напором твои губы сминались, терзались — его же ловили их почти что с хриплыми полустонами. Он не сдерживался, и ты в ответ шептала его имя в передыхах — как заклятье, как молитву, как просьбу.       Твоё же собственное разрезало воздух вместе с незримыми потоками, что, завихряясь, скользили вдоль позвоночника, по рукам, груди и окутывали ваши сплетённые силуэты. Так, словно хотели скрепить их если не навсегда, то хотя бы на эти краткие мгновения вашей близости.       Его ладони оглаживали бёдра, чувственно и порой напористо, вынуждая тебя то подаваться вперёд, то откидываться назад — так, словно он поддразнивал тебя в ответ на твою недавнюю шалость. И ты подавалась, позволяя прелюдии завлекать разум все дальше в дымчатую пелену, за который была лишь пустота — без мыслей, сомнений и условностей. Столь же невесомая, как и небо, в котором вы парили каждую ночь, окрашенное рассветной дымкой нового дня.       Сдерживаться было всё труднее, всё нетерпимее — ты уже показательно заёрзала, безмолвно умоляя его более не истязать тебя. Где-то в груди тлело крохотное зерно страха, что Ниалл исчезнет, а его ласка окажется очередным полётом жаждущего сердца, но оно пропало, стоило ему одарить тебя нежной улыбкой и скользнуть ладонями меж ног.       Ты невольно замерла, задержав дыхание и прикрыв глаза — так, будто стремилась ощутить каждое прикосновение всем естеством. Его пальцы, тёплые, желанные, наконец-то больше не мазали кожу где-то на шее или спине, а касались там, где ты так давно мечтала. Неспешно, но проникновенно и чувственно, позволяя неге накатывать лёгкими волнами, а дыханию сбиваться с каждым новым движением.       Оперевшись о его плечи, ты ногтями впилась в разгорячённую, слегка влажную кожу, пытаясь не слишком громко откликаться на то, сколь умело он доводил тебя до истомы. Хотелось почти что хныкать, но ты лишь рвано выдыхала, оставляя алые борозды и выгибаясь в пояснице.       Зашелестели простыни, и Ниалл поднялся, чтобы положить свободную ладонь тебе на спину, удерживая от нечаянного падения. Вторая же продолжила слегка набирать скорость, и ты уткнулась ему в шею, подрагивая и теряясь средь распущенных волос, что укутывали твои распалённые щёки.       — Не сдерживайся, — хрипло прошептал он, прижимая тебя ближе. — Ты можешь кричать.       Фраза ударила тебя наотмашь сродни грому, но ты не успела подумать о том, что он в слово в слово процитировал свой иллюзорный образ — палец особо настойчиво задел клитор, и ты дёрнулась, вжимаясь в мощную грудь со всей силы. Так, словно могла бы раствориться и объять его пламенными подтёками. Думать не получалось, говорить тоже — только и оставалось, что теряться в его объятиях, ухватываясь за каждый импульс, что отдавал сладостными волнами, хмелил разум и стирал все мысли и образы, кроме него одного. Её Ниалла.       Раздрядка была столь мучительно близко, что ты свела ноги вместе, пытаясь максимально сосредоточиться на его ласках — уже пылких, рваных и спешных. Все вокруг померкло, словно окружение сжалось до размера одного единственного чувства. Терпкого, всепоглощающего. Оно почти накрыло тебя с головой, блаженно отдаваясь внутри, но Ниалл внезапно замер.       Точно также, как во всех твоих видениях, что оставляли привкус горечи при пробуждении. Ты выдохнула и лихорадочно зарылась ладонями в его волосах, приникая губами к приоткрытой шее — прося, взывая продолжить, утолить твой голод. Твое тело содрогнула крупная дрожь, почти неконтролируемая — столь мучительно невыносимо было не ощущать его прикосновений на коже и внимать приглушённому шепоту у уха.       — Пожалуйста, — ты захныкала, пару раз показательно задвигавшись. — В этот раз не уходи, не говори, что нам надо просыпаться. Не хочу, не хочу.       В ответ лёгкий смешок, сродни шёлку.       — Я не уйду. Больше нет.       Ты поймала его взгляд — игривый, озорной, и тем не менее полный такой же явной страсти, что и твой. Казалось, что ты вновь парила среди россыпи махровых облаков, что окутывали обнажённые тела в воздушный кокон. Он смотрел также, как и всегда, также, как ты помнила, выхватывая обрывки воспоминаний каждую ночь.       Быть может, всё то никогда сном и не было-то.       Ниалл качнулся вперёд, чтобы поймать твои губы, а следом опустить твои бёдра на себя, заполняя изнутри уже не пальцами. Сквозь поцелуй ты могла расслышать, как он почти что протяжно зарычал, впившись ногтями в нежную кожу чуть ниже поясницы. Контраст ощущений накрыл с головой, раззадоривая и без того раздразнённое от возбуждения нутро, и ты рефлекторно подалась ему навстречу, подстраиваясь под заданный ритм.       И если до сего его ласка была неспешна и почти что нежна, то сейчас Ниалл вбивался тебя размашитыми толчками — так, словно спустил с цепей свои истинные желания, что обычно скрывались где-то за статусностью и тяжким грузом ответственности. Те, что даже ритуал единения не мог раскрыть до самого конца. И всё же ты подмечала, насколько они проступали мазками на его лице — в том, как он выдыхал твое имя, как целовал и сколь явно обрисовывались ямочки на его щеках, когда ты украдкой ловила его улыбку.       Ты обвила его шею руками и прильнула ближе, вновь утопая в этой близости. Не только физической, но и духовной тоже — той, в которой любимый человек становится воздухом, домом, второй, утерянной половинкой тебя. Тебе хотелось запомнить каждое мгновение, в котором вы сливались в одно целое — чтоб его руки грели тебя даже сквозь года.        Ниалл что-то шептал, лихорадочно почти, впечатывая бёдра в свои, но ты и не слышала — звуки померкли, став лишь шумом в ушах. Вскоре и краски словно бы поблекли, и осталось лишь чувство заполненности, жар, струящийся под кожей и его зелёные глаза, что разжигали в груди неукротимый пожар. Удовольствие нарастало, обволакивало и почти что разрывало изнутри — ты забылась, потерялась в нем и на последнем рывке запечатала его губы в отчаянном поцелуе.       Том, в котором краше всего прочего сквозила запертая в сердце любовь.       Ниалл же протяжно застонал в ответ и стиснул твои бёдра — так крепко, что мог бы и ненароком сломать. Ты прочувствовала каждый его рваный выдох, каждую волну накрывшего его оргазма, что гулко отстукивал каждый твой удар сердца. Перед тем, как изнеможенно откинуться на подушки, он успел легонько куснуть тебя в шею — как напоминание о реальности происходящего.       Ты рухнула за ним следом, упав грудью на его собственную и уткнувшись лбом в ключицы. Его пальцы нашли твои волосы и стали ласково их поглаживать, успокаивая и приводя в себя.       — Это ведь не сон, да?       Ты не видела, но почувствовала, как его касания сместились и чувственно прошлись по твоему затылку, словно бы повторяя то, что ты и так знала — он был настоящим.       — В этот раз нет, Искорка, — голос глубок и тягуч как мёд. — Не сон.       В этот раз.       Ты вскинула на него красноречивый взгляд, но встретилась с лукавой улыбкой. Той, которая мерцала на его губах очень редко. Больше он не сказал ни слова, но тебе было достаточно и этого.       Он их тоже видел, а значит — желал ещё тогда, желал, возможно, ещё давно.       Коснувшись ладонью его щеки, ты мягко очертила его шрам. Похоже, что хлипкий мост меж вашими душами стал настоящей крепостью — той, которую никакие суровые ураганы не в силах будут сломить. Той, смотря на которую понимаешь одну простую истину — вот он, дом. Самый тёплый, стойкий и родной.