Холод и шипы

— Позволь узнать, чем тебе так нравятся эти места? — за осторожными шагами Кэйи слышен хруст свежего снега. — А поймёшь ли ты? Вечные недомолвки, секреты и слова, словно табу. За ними ведь скрывается что-то страшное. Молчание в те минуты — спасательный круг. В привычку Розарии вошло медленно подходить, уткнувшись лбом в чужое плечо. Лезвием удавалось управлять лучше, чем словами в разговоре, и ранить ими было проще. Не понимая и отрицая, списывая сказанное на бред, девушка нещадно оправдывалась. И режут слух эти вздохи, напоминают о своей неправоте странные высказывания Олберича. Он и сам не слишком понимал происходящее в голове возлюбленной. Назвать подобные случаи ссорами — не поворачивается язык. Громко прозвучит, чересчур громко. Розария после каждого такого разговора исчезала. Кэйа клялся себе, что никогда не пойдёт её искать. Это случилось один, второй, третий раз. Продолжается вновь и вновь. Но ведь она возвращается. Драконий хребет с вечными морозами и леденящими ветрами помогал очистить разум и душу. Во всем Мондштадте, то было единственное место, ставшее более родным для неё. В запретной зоне не ждали гостей. Не ждали, что заявится кто-то из личного интереса в снежную обитель за поиском любви. Взгляд Розарии цеплялся за свежие следы на снегу и остатки былой битвы. Зачем явился? Испугался за девушку? Снежинки, что осторожно падали на плечи юноши, вновь напоминали. — Я хочу понять тебя, понять, почему ты постоянно исчезаешь. Почему делаешь так, а не иначе. Но ты не позволяешь делать этого! Впервые сорвался, впервые прикрикнул, срываясь от тоски и несправедливости. Кэйа тогда схватил ладонь девушки, прижимая её к себе в желании зажечь пламя на холодной коже. — Прости, — Розария подносит вторую руку, согревая обеими Олберича. В комнате было достаточно тепло, но чем более они находились рядом — тем холоднее становилось. И сейчас они не одни, скрываются где-то в таверне. Жизнь замерла в этом закутке, сказанные слова не выйдут наружу. На Драконьем хребте теплее. То тут, то там догорают костры, оставленные уставшим путешественниками и случайными гостями. Забавно ли, но Кэйа не чувствует этих леденящих морозов. Чувствует лишь то, как ровная земля ускользает из-под ног на вершине одного склона. В попытке удержаться ладони тянутся вперёд, схватить хоть что-то. Торчащие осколки: ненадежны и хрупки, впиваясь в тёмные ладони оставляют багровые капли на снегу. А Кэйа держится. За последний шанс, за свою надежду удержаться и силу, не позволившую ему закончить свой путь здесь. Лишь потому что он пошёл искать девушку, не готов сгинуть сам. Крио не прощает ошибок, не прощает слабости. Чувствуя, как последние силы покидают юношу, повисшего где-то уступе, тот уже был готов оставить всё с последними молитвами к Барбатосу и упокоиться в снегах, свалившись на ледяные скалы. Среди недовольных вздохов не получалось распознать ни слова. Розария просто тянула парня вверх, удерживая обеими руками. И в его глазах вновь видела восхищение. Смотрит так каждый раз, словно она вновь и вновь раскрывается перед ним по-новому. — Кажется, я понял тебя, — смыкая веки, на лице Кэйи появляется улыбка. Держа в своей руке чужую: израненную и холодную, девушка про себя прокручивает сказанное ранее. Возможно, они оба сделали неправильные вещи, не думали о последствиях. Будет время подумать об этом более по возвращению в Мондштадт.