Холод и шипы

С естественной улыбкой на лице Кэйа спешит обратно в здание. Огромный комплекс, практически лабиринт современности, где среди множества застекленных комнат бродят люди. В коридорах этого здания то тут, то там были разбросаны сотрудники «Абстерго Индастриз»*. И так обычная офисная многоэтажка стала пристанищем секретов. Олберич — один из тех, в чьих руках было местонахождение частицы эдема*. Ручался за него своей головой, зная то, что ассассины вновь пытаются оказаться на шаг впереди ордена*. Ухмылке на его лице можно только позавидовать. Кэйа был подозрительно спокоен этим вечером. Неспеша поднимался наверх, пролетая одну лестницу за другой, открывал дверь и заходил в знакомые стены. Только чтобы забрать документы и уйти. Ничего более. На холодном полу в кабинете сидела Розария, сложив ноги под себя. Её присутствие, к тому же в столь странных обстоятельствах, сбросило с лица привычную ранее улыбку. Страх перед тем, что Розария встанет у него на пути — самое ужасное. Вопросы, что срывались шёпотом с губ, отбивались от стен, доносились эхом. В ответ молчание. Тяжёлые руки обхватывают плечи, а Кэйа теряется, не понимая своих действий. Цепляясь лазурным взглядом за острые черты лица, ищет ответы. В своих объятиях Розария ощущается ещё холоднее. Ладонь осторожно касается чужой спины, проводит линию вниз к пояснице. Кэйа боится, что она уйдёт. Навсегда. Исчезнет, как и все ассассины. Но ему стоило бояться не того. — Ты же понимаешь меня, ведь так? Ты же поступил бы также? — ладони, что до этого ни разу не боялись наносить удары, вдруг затряслись, как в последний раз. Область груди пронзает лезвие. В широко распахнутом глазу угасала радость, рождённая за долю секунды. Багровые пятна расцветали на белой ткани, подобно красным родам среди снега. Такие утонченные и прекрасные, но колят прямо в сердце. — Нет, — в аккуратно сложенных губах проявляется улыбка. В ней не было ни капли искренности, не было надежд, которые возлагал Кэйа на возлюбленную, зная всю правду. — Я бы никогда так не поступил. Задержав взгляд в одной точке, он хочет увидеть там её. В последний раз, когда судьба позволила бы им быть вместе. Разная вера, идеалы, мнения и работа. Всё было против них. Порой Олберич сам думал — не против ли Розария? Могли ли быть их отношения ложью, поставленной на кон выполнения задания. Видел в случайных поцелуя подвох, чуял опасность. Но бился со своими же мыслями из раза в раз. Лжец, лжец! Кому пытаешься всё это доказать? Кто поверит в то, что Розария притворяется? Всегда отрешенная и загадочная. Злые языки говорили, будто бы она даже никогда не улыбается. Идеальный образ для ассасина: рождённая и взращенная, чтобы убивать. Без крови, без лишних вопросов и взглядов, не оставляя никаких следов после себя, теряется в толпе. Но она умеет улыбаться. Кэйа запомнит последнюю улыбку перед собой. Такую же тёплую, как на первом свидании, первом поцелуе по случайности, которую тот считал подарком судьбы. Девушка собственноручно перерезала нити, которыми её обвили. Атласные, нежные, касания которых притягивали и возбуждали. Ей говорили, что эти нити — иллюзия, созданная искусным мастером. Кэйа пустил пыль в глаза, а неумеющая прежде любить, повелась на это. Атласные ленты стали кнутами. Хоть израненная кожа не чувствовала этого. Не понимала, должна ли чувствовать? — Это было ради тебя, не ради братства. Они бы всё равно сделали это, — прежде слабое дыхание уже не было слышно совсем. В комнате повисло молчание, а Розария всё продолжала говорить в пустоту. — То, какую опасность ты представлял — невообразимо. Артефакты, какие-то знания, файлы — это всё было моей работой по началу. Просто забрать их у тебя, ничего более, а я поверила. Поверила, что на этом всё закончится. Щёлкает замок, нехитрая конструкция со скрытым клинком* слетает с запястья, падая на пол. — Пусть «Абстерго» знает, что мы были здесь, — касанием губ на чужой щеке оставляет явный след от помады. Поцелуй на прощание. Эта фразу пугает Розарию больше, чем смерть. Под капюшоном винтажного пальто не будет видно усталых глаз и слабости, напавшей на девушку. Растворилась среди толпы, как и прежде. Как и последняя слеза на мертвенно-бледной коже возлюбленного.