Взглядом раздеваешь

      Нет ничего хуже, чем возвращаться домой с пустыми руками.       В горле – неприятное странное першение. Жилка на шее пульсирует, дыхание заходится в бешеном, рваном ритме. Злость его охватывает тысячелетняя, словно внутри него пробудился сам дьявол.       Выбивая из очередных отморозков признание, он чувствовал себя на редкость утомленным.       Уже более недели Хайтани рыщут вместе со своими людьми, что ящейки, в поисках потерянного клада. Кругленькую сумму, что они копили несколько лет на черный день, бесцеремонно выкрали из их квартиры. Взломали, обчистили под чистую – и улизнули, оставшись непойманным.       Наверняка действовали профессионалы.       Ран раздражённо сдирал заусенцы с больших пальцев. Вредная привычка, не ушедшая с годами. Есть вещи, идущие с нами рука об руку на протяжении жизни. Например, болезненное влечение к незнакомкам в общественных местах.       Он отыскал ее в толпе безо всяких усилий: высокая, бледнолицая и кучерявая, она выделялась не только болотного оттенка волосами, но и позой с выставленной вперёд ногой. Она будто бы бросала вызов миру необъятному. Ран усмехнулся, разглядывая ее профиль. Было в ней что-то притягательное.       Если такую худышку ущипнуть за ребра, она изовьется под ним, словно змея. Девушки не любят, когда он так делает; их возражения побуждают измываться лишь сильнее. Были бы умнее – не жаловались. Когда знаешь, что другому человеку неприятно, то проще причинить боль. Только идиоты выставляют свои слабости напоказ, приглашая их уязвить.       Ран к придуркам с низким айкью себя никогда не причислял.       Электричка подъехала. Из нее, толкаясь, вывалились суетливые люди, зашли новые – такие же удручённые очередным рабочим днём. И всё-таки люди никогда не будут счастливы так же, как в детстве. Беззаботная пора. Неповторимая, о которой остаётся лишь ностальгировать перед сном.       Предупреждающе замигало табло. Девушка, на которую засмотрелся Ран, уже давно зашла внутрь. Он не успеет за ней, даже если очень захочет – далековато бежать. С чувством безнадежного проигрыша он запрыгивает в свой вагон. Поезд трогается, и сердце Рана, кажется, тоже.       Он хочет ею обладать.       И он будет. Это не обсуждается.       На следующей остановке он выныривает с потоком пассажиров и мчится к ней, сдирая подошвы. Заходит, осматривается и замечает ее у окна. Она стоит, прислонившись к поручню, и читает книжку в мягкой обложке.       Он буравит ее взором изголодавшегося зверя, но она не поднимает подбородка. Не видит, не чувствует. Он заставит ее пожалеть об этом.       Шаг вперёд. Он надвигается неспешно. Манера хищника. Любое резкое движение – и он нападет, повалит на пол, впиваясь зубами в нежную плоть на шее, целуя губы до крови и рассыпая пуговицы школьной блузы по вагону. Пусть ползает после, собирая потерянные – ему все равно. Нет, не так: после он сядет, по-хозяйски закинет ногу на ногу и будет упиваться актом ее унижения.       А потом будет брать снова и снова, пока не насытится вдоволь. Она будет выгибаться навстречу свету, но тонуть в беспроглядной тьме.       Пока его руки будут нагло шарить по ее телу, она столкнется с равнодушием окружающих людей. Домогаются ее или в открытую трахают – люди, погружённые в газеты, не замечают. Не хотят замечать.       Скулёж или крик – они даже не взглянут в ее сторону. Сколько ни царапай она его спину – он не остановится.       Самое время воплотить фантазии в реальность.       Цунами обрушивается на город, стирая его с лица земли, отнюдь не сразу. Ран ловит невесомое удовлетворение от каждого шага к своей жертве. Когда она встречается с ним голубыми глазами – слишком поздно: для бедняжки все предрешено.       Он отнимает ее книгу, швыряет куда-то в сторону. Она хочет возмутиться, но он затыкает прелестный рот властным поцелуем. Находит ее язык своим, переплетает. Она пытается укусить, но тщетно. Она мычит и превращается в огромную мурашку, до того колотит ее тело, будто ураган бьётся в ставни; чувствуя, как подкашиваются ее ноги, Ран подхватывает ее под бедра и вжимает в стену.       Она откидывает голову с возбужденным вздохом – он вылизывает шею и спускается языком к ключице, огибая ямочку. Пусть синие, жёлтые и фиолетовые – под цвет его глаз – засосы украшают ее тело, служа напоминанием о том, кто ее пометил.       Назойливый гам раздается отовсюду, кислотой разъедает нервные клетки и, как ни странно, распаляет больное сознание пуще прежнего.       Девчонка притягивает его ближе и хнычет:       – Лапуля, здесь столько народу. Одна моя слезинка и взмах руки решат твою судьбу. Небо в клеточку, роба в полосочку. Если не устраивает такая участь, вали по-хорошему.       Ран хрипло смеётся и утыкается в ее грудь. Сердце там громыхает как бомба.       – Я с тобой ещё не закончил.       Он осторожно, почти бережно опускает ее на пол и рывком разворачивает к окну. Она упирается в него, глядя на вышки домов. Ширинка расстегивается. Этот звук как удар хлыстом. Девчонка замирает в преддверии худшего. Мрак туннеля окутывает помещение одеялом. Пользуясь моментом полной безнаказанности, Ран задирает ее юбку и, на ощупь отодвинув край хлопковых трусиков, резко входит внутрь.       Она вся обратилась в чувство –чуткое, откликающиеся на каждое его движение.       В ней царило тепло и нежность. Она не была девственницей – это его не удивило и не расстроило.       – Хватит, – жалостливо захныкала она, когда он толкнулся в нее.       – И где же твои угрозы? – Ран дышал ей в ухо, нашептывая пошлости.       Он скользил в ней с лёгкостью – смазки хватало на несколько раз. Она текла как последняя сука, заведённая домогательствами незнакомца. Возможно, им следует как-нибудь повторить.       Ключ от сейфа с похищенными деньгами звонко ударяется о его ботинки.       Когда он закончил, она пригладила складки юбки и с любопытством заозиралась по сторонам. Несколько пассажиров действительно пялились на них. Ран ошалело поднял ключ и сунул его в карман. Значит эта бестия... Дома он устроит ей взбучку. Похлеще, чем эта. Там ее ждёт настоящее непредвиденное изнасилование.       Взяв Рана за руку, она низко поклонилась.       – Простите за это представление. Молодость создана для шалостей и нарушения покоя старших, не правда ли?       Они вышли на следующей станции, залитой лучами весеннего солнца. Девчонка потянулась, промурлыкав себе под нос какую-то мелодию. Ран сложил руки на груди и, облокотясь о фонарный столб, лениво спросил:       – Ну что, твои фетиши удовлетворены?       – Более чем. О нет, Ран!       – Что ещё?       – Я книгу в поезде забыла. Увлеклась и забыла ее подобрать, а там мои закладки, размышления. Вот зачем ты это сделал, мы это не обговаривали.       Она обиженно насупилась, словно дитя малое.       – Как и то, что ты будешь читать книгу.       – Ой, да ну тебя, – она махнула рукой; он неспешно поплелся следом. Затем она обернулась, сверкая озорными глазами. – Ну как, удалось взглянуть на меня по-новому?       – Ага.       – Что заметил?       – Что у тебя отвратительный блевотный покрас. Натуральный цвет был лучше.       – Не у всех же есть чувство вкуса, – она успокаивающе похлопала его по плечу. – Ты главное не переживай, мои фетиши разнообразны, мы ещё во что-нибудь сыграем и у тебя постепенно разовьётся чувство вкуса.       Ран закатил глаза. Она безнадежна.