Взрасти свой сад

      Чжисинь устроился на некогда собственными руками врытом в землю шуйцзиновом валуне, вольно подогнув под себя одну ногу, вытянул из ножен Чжунъянь и принялся тщательно полировать и без того блестящее лезвие промасленной тряпицей, краем глаза наблюдая за нервно вышагивающим напротив Хо Юанем. Вернее, уже давно, почти пять лет, как — Хо Юнлю, наконец, принявшим от отца новое имя и новую зан — из светлого серебра и зеленовато-голубого нефрита в навершии.       Чжисинь насмешливо сощурился:              — Ты скоро вытопчешь здесь всю траву, А-Юань. Зачем так волноваться? Будто это в первый раз, когда Чжань-гэ собирается в путешествие.              — Не в первый, но раньше он никогда не уходил так надолго!              Чжисинь сощурился еще более насмешливо:              — Потому что до сих пор наставник оставался на Шоучжи, а сейчас вдруг заявил, что засиделся в гнезде и намерен полетать по миру. И — какое совпадение! — отправиться они решили вместе.              Юань остановился, словно наткнувшись на стену, Чжисиню было видно только часть его лица и ухо, и вот это ухо медленно, но верно наливалось теплым алым цветом.              — А-Юань, А-Юань, неужели ты до сих пор еще не понял? — почти пропел Чжисинь, зная, что вгоняет своего спутника в еще большее смущение каждым словом. — Время цветения давно миновало, пришел час срывать созревшие персики.              — А-Синь!              — М-м-м? — Чжисинь убрал меч в ножны и легко спрыгнул с валуна, подобрался к возлюбленному со спины, опустил подбородок ему на плечо.              — А как же мы? А шушу?              — А что шушу? У него жена беременная вообще-то, лекарня, пациентов полон город. А мы... Мы остаемся здесь, растить наш сад, присматривать за домом. И...              — И?              Чжисинь почти прижался губами к его полыхающему уху, чтобы прошептать несколько фраз, крепко обнимая и не позволяя вывернуться отчаянно смущенному возлюбленному.              — Ты... ты уверен?              — Я уверен, что если мы скажем им о том, что намерены сыграть свадьбу по их возвращении, путешествие не затянется слишком сильно.              — Чжисинь! Я не о том!              Цзянь Чжисинь знал это, но не подразнить своего любимого А-Юаня не мог. Однако он никогда не переступал в своих поддразниваниях некую черту, за которой смущение стало бы неприятным.              — А-Юань, мы уже достаточно долго делим с тобой не только священные персики и жертвуем ради друг друга рукавами... и одеялами. Ты узнал меня, а я знаю тебя. Сердце радуется при виде тебя. Я люблю тебя, хочу тебя, не могу без тебя, все-что-угодно тебя! Я взращиваю свой сад для тебя, Хо Юнлю. Ты — тот чистый поток, что обнимает и охраняет его. Поклониться с тобой Земле и Небу — то, чего я хочу. А ты?              Отпустив Юаня, он обошел его и остановился в шаге, напряженно ожидая ответа, глядя на склоненную голову и закрытое ладонями лицо. И когда Хо Юань отнял ладони и поднял голову, сердце бывшего хуйэчэнь на мгновение замерло, а после забилось в почти болезненной радости, когда их взгляды встретились.              Слова были не нужны. Но чуть позже А-Юань все же прошептал ему в зацелованные губы:              — Мы вместе взрастим свой сад.