Ради тебя

      Все завязалось слишком быстро. Лиза успела увидеть кулак Димы, попадающий прямо в лицо Васи, а потом и кулаки Васи, пытающегося дать отпор. Тщетно.       — Прекратите! — пыталась воздействовать на них, но они ее не слушали.       Тогда девушка, задержав дыхание и собравшись с силами, встала между ними, чтобы прекратить кулачный бой. Богословский мгновенно перевел руку в противоположную от лица Лизы сторону, рассекая воздух. Но Крючков не успел совершить маневр, и кулак мужчины впечатался прямо в рот девушки. Перед глазами все поплыло, и она завалилась на Диму, потеряв сознание.       Очнулась от жуткой боли в области губ. Неприятный железный привкус стоял во рту, судя по всему, это была кровь. Голова немного кружилась. Зрительная функция ещё не полностью восстановилась, однако Лиза по запаху могла определить, что рядом Катя.       — Как ты, милая? Ты сильно меня напугала.       Смышляева обеспокоенно рассмотрела лицо подруги, покачав головой. Губы чуть припухли, а в правом уголке появилась ранка от рассечения.       — М-м-м, — попыталась что-то сказать, но выходило это с трудом. Все болело. — Прости… Нарушили твой сон. Черт, как больно.       — Глупости, все хорошо, — Катя достала антисептик, вымочив в нем вату. — Будет больно, потерпи.       Аккуратно прошлась по ране, собирая все успевшие засохнуть сгустки крови и бактерии. Лиза стойко выдержала испытание, даже не пикнув ни разу. На самом деле она просто думала о том, как так вышло. Почему он не успел убрать руки? Не отвел ее в сторону? Быть может, просто хотел ее покалечить, тем самым наказав?       — Ну как вы тут? — в комнате появился Юра. Оценив положение, тяжело вздохнул. — М-да, — протянул медленно. — Синяк будет. А вот большой или нет — тут тебе решать. Держи мазь, воняет она отвратительно, но зато предотвращает появление больших гематом.       — Спасибо, — она открутила крышку и вдохнула, скривившись. — Правильно мне бабушка в детстве говорила: все, что лечит, отвратительно на вкус и запах. Что ж, придется терпеть.       — А, по-моему, запах очень даже ничего, — Катя принюхалась, оценив букет.       — А, по-моему, кто-то просто беременный и не оценивает трезво запахи и вкусы, — Юра ласково провел ладонью по пузику жены, улыбнувшись. — Не переживай, малышка, скоро ты оттуда выйдешь и перестанешь есть и нюхать всякую дрянь, которая нравится твоей маме из-за гормонов.       — Вы такие милые, — Лиза обожала их пару. Они идеально подходили друг другу. — Идите спать, не переживайте. Все у меня хорошо. Жива, здорова, просто немного покалечена. Но это ничто в сравнении с тем, что за злость скопилась у меня на Васю и на Диму. Если увижу их сегодня, клянусь, убью обоих. Поэтому лучше предупредите их, когда будете уходить. Спокойной ночи.       Ночью ей так и не удалось нормально уснуть. Мучили мысли и воспоминания, в которых мелькал Богословский, в которых она была счастлива и не боялась, что ее не поймут или отвергнут. Ей не запрещали слушать глупые песни на всю квартиру, не говорили, что она набрала пару лишних килограмм, а любили такой, какая она есть. Василий почему-то делал все с точностью да наоборот.       Еще полчаса повертевшись на кровати, Звягинцева все же поднялась в надежде на то, что Крючков соизволил перед ней нормально извиниться. Однако, как выяснилось, посреди ночи он сорвался и уехал по работе. Это было ужасно: не извинился, еще и уехал, словно его совсем не интересовало, что с ней.       — Юра может тебя отвезти домой, — Катя пыталась сгладить острые углы.       — Я сама доберусь, не маленькая, не переживай, солнце, лучше кушай и отдыхай. — Поцеловала подругу в щеку. — Только… Мне дико стыдно, но я оставила свой кошелек с сумкой в машине Васи, не одолжишь на такси? Я тебе дома перечислю, как баланс карты заполню.       — Конечно, что за вопросы? — Смышляева принялась перечислять деньги подруге, но не успела и приложения открыть, как Дима забрал ее телефон. — Что ты делаешь?       — Я отвезу Лизу, не надо вызывать такси.       — Нет, спасибо, я сама, — даже не повернулась в сторону мужчины.       Ей не хотелось, чтобы он видел ее в таком состоянии, а еще она на него злилась. Он первый начал драку, ей, конечно, приятно, что он пытался таким образом за нее заступиться и защитить ее достоинство и честь, но как-то не такой результат она получила в конечном счете.       — Считай это моим извинением, точнее, маленькой его частью, — не собирался отступать он. — Если ты позавтракала, то жду тебя через полчаса у себя в машине.       — Не жди, я не приду, — мужчина не сдвинулся с места, — Дим, что ты не понял в моих словах? Что ты вообще от меня хочешь? Господи, пока ты не появился в моей жизни, все не было таким ужасным. А теперь… Ты все испортил! Отвали от меня! Отстань! Исчезни, черт возьми!       Все же повернулась к нему и даже приблизилась, заглянув прямо в глаза, в которых мелькало полное непонимание вперемешку с болью. Ему были неприятны ее слова. Не этого эффекта он ожидал после их вчерашнего поцелуя.       — Ты не видишь, нет? Мне плохо, когда ты рядом! Я искренне хотела ненавидеть тебя всю жизнь, но когда вижу, не выходит… Пожалуйста, оставь меня в покое. Перестань придумывать пути подхода к моему сердцу. Для тебя двери закрылись десять лет назад. Я больше не открою их, Дим, пойми ты это уже. — В уголках глаз Звягинцевой скопились слезинки, она быстро стерла их, не позволив ни одной скатиться по щекам. — Поэтому уезжай без меня и забудь обо мне.       — Я жду тебя в машине, Лиз, — только и ответил он, выдержав стоически ее взгляд. — Будешь упрямиться, я тебя сам посажу. В твоих интересах прийти самой, иначе знаешь, каким я бываю, когда ты упрямишься.       Богословский вышел на улицу, так и оставив Звягинцеву стоять с раскрытым от удивления ртом. Это был тот Дима, которого она помнила, но повзрослевший и еще более привлекательный. И это жутко ей нравилось.       — Лизка, а он ведь классный, зря ты с ним так, — отметила Катя, встав и прикрыв подруге рот легким нажатием на подбородок. — Любит тебя, смотрит как на сокровище.       — Знаю… А-а-а-а, — негромко прокричала она, — и вот что мне делать? Я боюсь, что наплюю на все и поддамся внутреннему желанию быть с Димой.       — Тогда будь, в чем проблема?       — В прошлом…       — Лизка, ты не должна думать о прошлом в настоящем. Ты его уже не изменишь, что было, то было. Но у тебя есть шанс получить будущее с тем, кто готов терпеть твои закидоны из-за большой любви, а не ради того, чтобы хвастаться тобой перед друзьями. Подумай, иначе останешься одна у разбитого корыта: Вася точно рано или поздно сбежит, ибо не выдержит твоих намеков на семью, а Дима просто устанет предпринимать попытки, не ведущие ни к чему.       Лизе казалось, что это слишком просто: вот так взять и забыть о том, что было до. Забыть, перестать думать, перекрыть новыми воспоминаниями и быть счастливой с тем, кого требовало ее сердце, а не губить жизнь с тем, кто не ценил ее. Разве бывает так просто?       — Я подумаю над твоими словами, Кать, — она выдавила из себя улыбку, — ну а теперь пора прощаться, увидимся, как обычно, в пятницу в обед?       — Угу, приходи, я буду тебя ждать в офисе, — они обнялись на прощание.       Переодевшись и приведя себя в порядок как это было возможно с ее припухшими с правой стороны губами, на одной из которых красовалась красноречивая ранка, она вышла на улицу, остановившись у машины Димы. Мужчина уже сидел внутри, что-то делая в смартфоне, и Лиза хотела уйти, пока он ее не заметил. Но не успела.       — Садись давай, чего ты там стоишь? Не кусаюсь, — открыл ей дверцу с другой стороны от себя, пришлось повиноваться. — Ты как?       Критически осмотрел ее лицо, выругавшись про себя. Он чуть не убил Крючкова вчера, если бы не Юра, то от него не осталось бы и мокрого места. Но ему повезло.       — Жить буду, — усмехнулась Звягинцева, прикрыв глаза. — Пожалуйста, поехали уже. Я хочу домой.       — К нему? — Лиза кивнула. — Даже сейчас? После всего, что он тебе сделал и сказал? Зачем? Нарочно? Чтобы сделать мне больно? Или ты любишь его так сильно, что не видишь ничего, кроме своих чувств?       — Рубинштейна тридцать один, — вытащила из кармана кожанки наушники, поблагодарив всех богов за то, что всегда носила их с собой, не оставляя в сумке. Их и ключи от квартиры.       Богословский сжал руль со всей силы, глубоко вдохнул и медленно выпустил воздух сквозь ноздри, успокоившись. Невыносимая, упрямая, так и хотелось ему ее приструнить, показать, кому принадлежит власть, но это могло ее напугать и лишить его любой возможности с ней видеться, поэтому он терпел. Разрывался от желания уничтожить Василия и от желания впиться в ее губы страстным поцелуем, чтобы она сама кинулась ему на шею.       — Мы можем тут остановиться? — в середине пути подала голос Лиза.       — Зачем?       — Пожалуйста, всего пара минут, — сложила руки в знаке мольбы, и Дима остановил машину.       Подобно маленькой девочке, Лиза выскочила из салона и побежала на поле, где росли подсолнухи. Желтые, оранжевые, они выглядели невероятно издалека, а вблизи — еще лучше. Лиза остановилась рядом с цветами, наслаждаясь ароматами природы и ее звуками. Насекомые жужжали, ветер колыхал лепестки, а солнце припекало голову и лицо.       На миг все проблемы ушли куда-то далеко — за пределы поля. Она осторожно коснулась кончиками пальцев ярко-желтого лепестка цветка, ощутив его гладкую и нежную текстуру, и улыбнулась. Приблизилась к сердцевине, вдохнув аромат семечек, и прикрыла глаза, растворяясь в атмосфере. Ей всегда нравились цветы, в детстве она могла часами изучать книги с картинками о цветах, а потом ходить по улицам и называть вслух всем прохожим их названия.       Дима встал чуть поодаль от Лизы, наблюдая за ней. Улыбка счастья, озарившая ее лицо в момент соприкосновения с лепестком, привела его в восторг и заставила улыбнуться и самого. То, с каким детским восхищением она рассматривала цветы и радовалась им, ускоряло его сердцебиение.       — На другой стороне тюльпаны, хочешь и на них посмотрим ближе? — прокричал ей.       — О боже!       Еще более счастливо прозвучал голос девушки, и она, сломя голову, побежала на другую сторону поля, оказавшись в тюльпановом раю. Дима еле поспел за ней. Красные, розовые, желтые цветы и Лиза, сидевшая на земле рядом с ними — счастливая и красивая — та, какой ему хотелось бы видеть ее всегда.       — Иди сюда, — похлопала на место рядом с собой, желая разделить этот миг спокойствия с ним. Он сел, слегка приобняв ее за талию. — Это так… волшебно. Природа, цветы, сладкие ароматы, исходящие от них, и тишина. Спасибо, что остановил машину.       — Ты бы видела себя со стороны, — улыбнулся он, — я бы еще сто раз остановил машину, чтобы увидеть тебя такой счастливой.       — Я так люблю цветы, — опустила голову на плечо Богословского, — они как люди: все разные. Одни дарят положительные эмоции, завораживая своей красотой, другие только кажутся безобидными, но когда дотронешься до них, то можешь обжечься или уколоться об шипы. С людьми так же: не всегда красивая обертка означает такое же содержание. Но с цветами проще: выбросил и все, ты к ним не привязываешься. Жаль, что с людьми так нельзя. Человека не выбросишь, а уж чувства к нему — тем более.       — Да-а-а, — протянул Дима, согласившись с Лизой. — Чувства сложно искоренить из сердца, особенно если они слишком глубоко въелись. Я пытался, не вышло.       — У меня тоже… не вышло.       Они замерли, посмотрев друг другу в глаза. Слова были лишними. Оба все понимали и без них, их тянуло, невыносимо тянуло к друг другу, и они не были в силах сопротивляться этому желанию. Лиза поддалась первой: легким движением руки надавила на грудь Димы, заставив его опуститься на траву, и нависла над ним, рассматривая красивое лицо, освещенное лучами солнца. Пальцы неловко пробежались по щеке, и сердце забилось чаще от приятного ощущения теплой кожи под кончиками.       Закусив нижнюю губу, Дима нервно сглотнул, сдерживаясь, чтобы не наброситься на нее прямо тут. Ладони крепко обхватили талию, машинально переместив девушку на себя, отчего кровь по венам мужчины забурлила еще сильнее. Сжал пальцы на ее бедрах, уловив взглядом безмолвное «ах», сорвавшееся с ее губ. Перехватил инициативу в свои руки, протянувшись и осторожно поцеловав шею. Пробуя на вкус, боясь, что она отшатнется, но Лиза не делала этого. Напротив — подалась вперед, предоставляя большее пространство для поцелуев.       И он продолжил. Нежно покрывал каждый миллиметр чуть загоревшей кожи малюсенькими поцелуями, пока она пыталась расправиться со злосчастными пуговицами на его летней рубашке, мечтая разорвать ее в клочья. Хотела поцеловать его в ответ, но ничего не вышло из-за тупой боли от раны, и это ее расстроило. Сознание мгновенно вынырнуло из омута его глаз, совесть стала корить за совершаемые действия, и Звягинцева остановилась.       — Черт! — хотела было скинуть руки Богословского, но он крепко держал. Однако когда Лиза ощутила в полной мере его возбуждение, вскочила самостоятельно, продолжив ругаться. — Черт-черт-черт! Что мы творим? Дима, что ты…мы… Блять!       — Почему твоя совесть просыпается всегда так не вовремя? — намекнул на свое возбуждение. Лиза завелась еще больше, начав ходить из стороны в сторону и корить себя вслух. — Лиза, что ты делаешь?       — Ругаю себя, не видно? — чуть ли не плача, ответила ему.       — Зачем ты сопротивляешься тому, что чувствуешь?       Искреннее непонимание к девушке рвалось наружу. Он ведь видел в ее глазах огонь, слышал учащенное сердцебиение. Она охотно отзывалась на его ласки, сама отвечала, но почему-то все равно отталкивала его. В чем было дело? Этого ему понять не удавалось.       — Потому что ты меня обидел, — призналась Звягинцева. — Да, это глупо и похоже на поведение маленькой девочки, но ведь ее ты и обидел. Я так мечтала, так готовилась к нашей свадьбе, столько платьев перемерила, мы даже кольца выбрали, друзья, родители, родственники, а ты… Ты… Ты испортил мою мечту, ты лишил меня счастья, разбил мне сердце своим «нет». Знаешь, как мне было обидно в тот момент? Я хотела разрыдаться прямо там, в ЗАГСе, на глазах у всех. Хотела, чтобы ты видел мои слезы и корил себя всю оставшуюся жизнь за то, что довел меня до такого состояния. Но я была дурой, я так сильно тебя любила, что хранила надежду в нереальность событий и глупую шутку. Однако это была моя реальность, а потом еще два худших года, в которые я пыталась восстановить нервную систему после многочисленных срывов на фоне расставания с тобой. И знаешь, что самое смешное?       Лиза усмехнулась, стерев слезы. Дима вопросительно посмотрел на нее, только сейчас наконец-то поняв, насколько сильную боль ей причинил. Он ее уничтожил. И ему стало нестерпимо больно от того, что он заставил ее пережить. До этого ему казалось, что все куда проще, что она справилась гораздо быстрее, совсем не мучавшись. Однако он ошибался.       — Я пыталась тебя ненавидеть, даже переехала из Москвы, желая исключить возможность случайной встречи, но, видимо, судьба меня прокляла. Наши пути пересеклись вновь, и я бы должна была тебя недолюбливать и избегать, слать проклятия в твою сторону, но не могу, — подняла лицо к небу, лишь бы не смотреть на него. — Потому что, как оказалось, все еще люблю. Нет, Дим, не надо думать, что я даю тебе надежду этим признанием. Не даю. Я просто хочу, чтобы в следующий раз, когда решишь снова явиться ко мне и предложить сойтись, ты знал, каково мне было, и подумал лишний раз. А теперь отвези меня домой, пожалуйста.       Открывшаяся ему правда доставляла слишком много боли, и сейчас он был не в силах ей сопротивляться. Сел в машину, дождавшись Лизу, подал ей салфетки, чтобы вытерла слезы, и тронулся с места, всю дорогу размышляя о ее словах. Лишь тогда, когда автомобиль остановился у нужного дома, подал голос.       — Я тебя уничтожил, прости меня за это, — Лиза широко раскрыла глаза, он впервые просил прощения так искреннее за тот поступок. Она видела раскаяние в его глазах и боль, видимо, от осознания собственной ошибки. — Мне стыдно, честно, однако я не могу изменить прошлого. Но обещаю, я сделаю все, чтобы ты больше никогда не возвращалась к воспоминаниям того дня. Я сделаю тебя счастливой, как бы сложно мне не пришлось.       Звягинцева ему не ответила. Мысленно улыбнулась его упертости и покинула салон, готовясь к другому серьезному разговору. Дома ей предстояло расставить все знаки препинания в их с Васей отношениях раз и навсегда.