Оле-Лукойе

Я выйду не в том городе, сяду не в тот троллейбус, приеду на улицу, где меня никто не ждет ночные грузчики — экзистенциальное поражение

      Помоечная реальность промышленного города-миллионника этим утром обрушилась на Арсения во всем своем неприглядном очаровании. Добираясь до института к первой паре, он собрал джекпот из отключенной горячей воды, пьяного с ночи соседа по лестничной площадке, заблеванного тротуара перед домом, бомжа на перекрестке, нетвердым шагом двигавшегося прямо под колеса его ауди, и быдловатого водителя, который матерно не оценил резкого торможения. Все это усугублялось ноябрьской серостью, уже не просто промозглой, а почти морозной.       Пронизывающий холод не бодрил, а, скорее, вгонял в оцепенение. Почему-то его прошлая зима в этом городе не приносила такого ощущения всепоглощающей безнадеги. Нет, она оказалась вполне терпимой, особенно для того, кто большую часть сознательной жизни провел среди питерских болот и никогда не отличался особым оптимизмом. Но за год в здешней обстановке он уловил разницу между привычной, уютной меланхолией и напирающими отовсюду унынием и обреченностью. Они были в типовых застройках, в мусоре на узких улицах, в серых клочках чахлой, бензиновой природы среди совковой урбанистики, в лицах людей.       Это пройдет, напомнил он себе, заезжая на парковку перед проходной института. До сессии осталось меньше двух месяцев, потом праздники, еще немного — и весна. В конце концов, он принял приглашение сюда, чтобы довести до ума диссертацию, а не наслаждаться изысканной архитектурой и приветливыми прохожими. И еще потому, что после случившегося в Питере стоило залечь на дно. А что касается дна…       Арсений оборвал себя, понимая, что перегибает. Это все погода. Мало какой город красят холодная морось и низкие, почти черные тучи. Вечером, в свете фонарей, Литцск будет выглядеть менее удручающе.       Предъявив дедку на проходной пропуск, Арсений толкнул вертушку, нижние слои краски на которой застали, вероятно, еще Сталина. Институт был основан лет за десять до начала войны и наряду с несколькими местными заводами имел стратегическое значение для обороны СССР. Теперь же авиационный институт переименовали в университет, добавили не имеющих отношения к самолетостроению факультетов, два завода из трех закрыли, а оставшийся перепрофилировали… И все равно вуз худо-бедно поддерживал достойный уровень обучения, в основном за счет дедов из старой гвардии и воспитанных ими молодых преподавателей. Последние практически не брали взяток, потому что в провинциальном вузе оставались за идею, а первые если и брали, то прежде выносили мозг и вынимали душу, так что в институте бытовало убеждение, что старым ехидным пердунам проще сдать по-честному. И эта негласная слава стала одной из причин, почему Арсений оказался здесь — с некоторых пор взятки стали для него больной темой.       В том, что слухи достоверны, он убедился, не дожидаясь первой сессии и даже не заходя на территорию универа. Еще в самый первый день, устроившись на съемной квартире, он добрался до нового места работы и остановился лицом к колоннаде главного корпуса, который возвышался за сурового вида проходной, и небольшой парковке для преподавателей. Та была заполнена по большей части потрепанным отечественным автопромом — разительный контраст с сияющими иномарками, рядом с которыми Арсений привык парковать свою трехлетнюю ауди в Питере. Перед альма-матер в будние дни стабильно разворачивался престижный автопарк студенческого и преподавательского транспорта, довольно красноречиво отражавший положение вещей в ее стенах. Разумеется, порядок цен за зачет или экзамен в Питере и должен был на порядок отличаться от того же в регионах, но представить нечистого на руку препода за рулем любовно отполированного белого жигуленка или серебристого ланоса получалось скверно.       В корпусе, второй этаж которого занимала его кафедра, плохое настроение несколько отпустило, потесненное привычным запахом дешевого кофе из автомата, улыбкой гардеробщицы и знакомыми, отчаянно зевающими лицами, недовольными, помятыми и даже не всегда умытыми. Общаги находились в семи минутах ходьбы от института, почти сразу за проходной, и то, что студенты являлись на первую пару не в пижамах, уже следовало считать достижением. Но, главное, на их лицах не наблюдалось отупения и безразличного смирения.       Все тот же сумрак проникал в высокие окна, усилившийся дождь барабанил по козырьку над крыльцом, заставляя курильщиков в несколько затяжек расправляться с сигаретами и прятаться в корпусе, растирая покрасневшие руки. Арсений кивнул на несколько приветствий, глянул в зеркало, пожал руку куда-то спешащему ассистенту завкафедрой и направился вверх по лестнице.       Правое крыло пятиэтажного здания, где Арсению предстояло провести практическое занятие, было построено в семидесятые силами студентов. Узкие дверные проемы, не слишком ровно, зато намертво залитые бетонно-мозаичные полы с мраморной крошкой, невысокие потолки и примитивная планировка: длинный узкий коридор с множеством дверей. Арсений не любил пары в радиокорпусе. Точнее, в этом его крыле, потому что лекционные аудитории, пристроенные к безыскусному прямоугольному параллелепипеду сильно позже, были светлыми и просторными. А вот крошечные классы и лаборатории — неуютными, и единственным благоустройством, которому они подвергались со времен постройки, были дешевые пластиковые окна. И еще — новые и новые слои яркой голубой краски на чудовищно неудобных партах: узких длинных лавках, намертво приваренных к узким же столам, наклоненным на студента градусов на тридцать. С относительным комфортом разместиться там могли разве что девушки, и то постоянно раздражаясь съезжающему вниз имуществу.       Войдя в класс за пять минут до начала пары, Арсений привычно бросил взгляд на главную жертву чудовищной мебели. Шастун, как обычно, занял место на последнем ряду, опустив голову на руки, спрятав лицо и натянув капюшон черного худи, и его колени почти упирались в стол. Кроме него в помещении было еще трое — девчонки-подружки на соседнем ряду лениво переговаривались вполголоса. Еще двоих из 635-с он видел в вестибюле, итого шестеро. Не так уж мало для первой пары в понедельник.       Ровно в восемь он поднялся из-за преподавательского стола, неторопливо вышел в коридор, не увидел там опаздывающих, провел большим пальцем вдоль ремня брюк, заправляя рубашку, и вернулся в класс.       — Шастун, снимите капюшон, — беззлобно напомнил он.       С этой фразы начиналась пара по базам данных в течение целого семестра в прошлом году и уже два месяца в этом. Не нарушая традицию, Шастун стянул капюшон черного худи и явил усталое лицо под тошнотворно-голубоватый свет старых ламп. Тускло блеснули кольца на длинных пальцах — студент поправил челку, а потом замер, глядя расфокусированным взглядом сквозь меловую доску.       Шастун никогда не закатывал глаз на реплику преподавателя, не агрессировал и не спорил, хотя тот по первости ожидал именно этого, заметив на задней парте демонстративно натянутый капюшон. Шастун вообще практически никак не реагировал на других людей все то время, что Арсений преподавал здесь, если только это не было вопросом по теме занятия, который влиял на оценку. В остальных случаях он отделывался слабым пожатием плеча, максимум неопределенным мычанием.       Лишний раз не трогать молчаливого студента постепенно вошло в привычку. Тот не был забитым и чаще всего ориентировался в материале, не блестяще, но на стабильную четверку. Арсений неизменно убеждался в этом, задавая ему вопросы на защите лабораторных и получая сухой, сжатый ответ. Любые же попытки развить диалог гасились о непроницаемое выражение лица и взгляд сквозь собеседника. Притом это не было хамством — Шастун был корректен, просто непробиваемо не заинтересован, что в общении, что в учебе. С остальной группой Арсений мог при случае пошутить — все же третий курс, по двадцатке лбам, вполне себе собеседники — или подколоть, когда они тупили. Но когда тупил Шастун, порыва шутить у Арсения не возникало.       С группой 635-с «Системный анализ и управление» они встречались уже второй семестр, и на этот раз курс был достаточно углубленным. Арсений даже сказал бы — неоправданно углубленным для будущих менеджеров. Им ни к чему были технические тонкости и специфические подробности построения баз данных, тем более что те все равно задержатся в их головах в лучшем случае до зимней сессии. Разве что — как говорил один из преподавателей его кафедры — новые нейронные связи, они, родимые. Сомнительное утешение для человека, приехавшего через морось и неприятных соотечественников к восьми утра, чтобы принимать лабораторные работы. В таких обстоятельствах осознать высокую ценность чужих нейронных связей составляет оправданную сложность.       Третьекурсники подтягивались еще в течение десяти минут после начала пары, но Арсений решил не заострять на этом внимания. Поговорить о следующей лабораторной можно и после пятиминутки, а пока — принять отчеты у желающих. Бумажные, ага.       Арсений искренне считал эту практику устаревшей, нерациональной и, в конце концов, неэкологичной, но спорить с завкафедрой, дядькой лет пятидесяти с лицом классического злодея из советских фильмов, не собирался.       — Кто первый? — поинтересовался он, открывая ноутбук и заходя в почтовый клиент.       Обычно студенты соревновались в том, кто скинет файлы позднее. Делать все в последний момент — классика студенческой жизни. Арсений прекрасно это понимал и ставил жесткие сроки, иначе в конце семестра рисковал обеспечить себе круглосуточную проверку сданных оптом работ. Обычно лабораторные присылали на почту в два-три часа ночи понедельника, перед парой, и копаться в сообщениях не приходилось. Но сегодня письмо с темой «л/р 7, гр. 635-с» было всего одно. Неужели снова забыли о его требовании по-человечески подписывать практическую часть работы? У Арсения таких раздолбаев три потока, между прочим, а почта одна.       — Арсений Сергеевич, там с лабой кое-что непонятно, — смущенно проговорила Золотарева. — Вчера было поздно вам писать… Мы взяли ноуты, за пару подправим, а отчеты на перерыве распечатаем.       Говорила она при этом от лица всей группы. Ну да, извечное коллективное творчество. Сто процентов, сегодня ночью в чате группы царил кипиш, когда они осознали, что с заданием не все так просто. Все, кроме — Арсений открыл единственное письмо с прикрепленными файлами — Шастуна. Традиционно.       Это в нем было, пожалуй, самым удивительным. Своевременно сданные работы, вне зависимости от их сложности, всегда на четыре. Первые несколько месяцев Арсений подозревал, что его работы куплены, и старался на этом подловить, но даже если так и было, готовился к их сдаче Шастун добросовестно.       — Антон, а у вас трудностей не возникло? — Арсений посмотрел на студента поверх экрана ноутбука.       Тот медленно перевел на него взгляд и подтвердил:       — Возникли.       Тон Шастуна как обычно не предполагал развития диалога. И тем не менее, когда Арсений скачал файлы базы данных себе на ноут и запустил их, тот добавил:       — В задании была ошибка, такую структуру нельзя построить заданными средствами.       Арсений нахмурился. Сомнительно, но не невозможно: эти задания он давал первый семестр и не успел опробовать на студентах. Мог и накосячить, особенно учитывая, что составлял лабораторные в спешке.       — И что же вы сделали? — уточнил он, параллельно открывая текст задания.       — Попытался понять, что имелось в виду изначально, — пожал Шастун плечами.       Исчерпывающе. Арсений вчитался в задание, периодически сопоставляя его со структурой, открытой в приложении. Ошибку нашел почти сразу же и досадливо поморщился: где-то по пути от его головы к печатному тексту часть ТЗ перекрутилась, значительно изменив смысл работы. Черт. Нужно было перепроверить, но Арсений тоже временами грешил студенческой привычкой откладывать скучные обязанности на последний день и задания для третьего курса составил за одну ночь.       — Вы правы, — признал он, продолжая проверять лабораторную. — И ваш вариант исправления действительно подходит. Что касается остальных, я загружу обновленный документ в облако в течение дня, а срок сдачи будет продлен до следующей практики.       Группа с облегчением загудела, расслабляясь.       — Либо вы можете закончить все сегодня, как и собирались, — добавил Арсений, вбивая тестовые данные в таблицу и проверяя корректность функциональных зависимостей. — Если вы начинали что-то делать дома, то закончить реально минут за двадцать. Тогда я приму практическую часть, а гонять по отчетам не стану.       Настроившиеся халявить еще целый час студенты синхронно вздохнули, взвесили «за» и «против» и принялись устраивать ноутбуки на неудобных партах. Нужно будет дернуть на этот счет секретарей — неужели все компьютерные классы в это время заняты?       — Шастун, будьте добры, подойдите, — попросил Арсений и, когда тот неловко выбрался из-за парты и приблизился, спросил: — Сами делали?       — Сам.       — Это очень неплохо, — кивнул он, размышляя, за какой вопрос засчитать защиту лабы. — А как бы вы решили задачу в ее первоначальном виде?       Шастун поднял бровь и красноречиво покосился на перешептывающихся студентов.       — Но вы сказали, что ее невозможно решить заданными средствами, а не просто невозможно, — возразил Арсений, правильно расшифровывая мимику студента. — Вы пытались найти решение прежде, чем поняли, что задание сформулировано неверно?       Он не рассчитывал на ответ. Вопрос выходил за рамки темы, а перед ним стоял Шастун, который отличался патологическим отсутствием тяги к познанию.       — Пытался. Но не стал вникать, когда понял, что этого не было на лекции.       И в этом весь он.       — Чего «этого»? — заинтересовался Арсений.       — Не запомнил.       — Арсений Сергеевич, так как звучит задание? — подал голос Анохин.       Преподаватель перевел на него взгляд.       — Шастун, как бы вы его сформулировали? — спросил он и добавил: — Ответьте, и я засчитаю защиту.       Тот мгновение помедлил.       — Да все то же самое, только убрать про набор атрибутов в роли ключа и добавить внешний ключ для связанной таблицы.       Анохин вопросительно глянул на преподавателя.       — Верно, — кивнул тот, покосившись на Шастуна, скучающим двухметровым изваянием замершего рядом. — Запомнили? Актуальный документ сейчас будет. Антон, отчет есть?       Тот молча направился к своему месту, извлек из полупустого рюкзака несколько измятый файл с распечаткой и передал его преподавателю. Арсений пролистал отчет, состоящий в основном из черно-белых скриншотов экрана и передранной методички, в очередной раз подивился этому маразму — коллекционировать эту вот макулатуру на кафедре, да еще и хранить пять лет — и вывел пятерку на титульном листе. С учетом прокола Арсения работа этого вполне заслуживала.       Шастун, на которого тот поднял глаза, скользнул взглядом по оценке и размашистой подписи и, не изобразив даже намека на кивок, двинулся обратно к своему месту. «Социальные навыки на грани фантастики, — подумал преподаватель без раздражения. — В конце концов, все люди разные».