Оле-Лукойе

      Шастун-старший не замедлил объявиться: набрал спустя пять минут после окончания последней на сегодня пары. Видимо, не поленился зайти на сайт вуза, чтобы выяснить его расписание. Почему-то такая предупредительность показалась крайне раздражающей.       — Добрый, — тон Шастуна-старшего был деловым и несколько торопливым, так что Арсений понадеялся, что разговор не продлится долго. — Это отец Антона. Удобно говорить?       — Более-менее, — слукавил Арсений, который не имел на сегодня никаких особенных планов. — У меня есть несколько минут.       — Этого достаточно. Я знаю, что Клайд Игнатьевич ввел вас в курс дела, но все же хотел поговорить лично и попросить уведомлять меня о любых инцидентах.       — Давайте проясним, — с усталым вздохом проговорил Арсений, потерев переносицу, — вам нужны сведения о посещаемости и оценках?       — В том числе, но не в первую очередь. Лебедев вам не сказал, да? — голос в трубке стал тише. — Он, видимо, довольно деликатный человек, и надеюсь, вы тоже, — Шастун помолчал. — Дело в том, что в прошлом у Антона были проблемы с наркотиками.       Арсений нахмурился и сел ровнее.       — В основном амфетамины и кокаин, — продолжал мужчина почти скучающим, безэмоциональным тоном. — Я буду признателен вам, если вы поверхностно изучите их действие на организм, чтобы распознать перемены в поведении.       Арсений молчал. Он не знал, что следует ответить этому человеку. Разумеется, он понимал, что бывшие наркоманы могут выглядеть как угодно и вовсе не производить впечатления таковых, но в услышанное все равно не получалось поверить. Он медленно провел пальцами по подбородку и ответил:       — Вы ведь понимаете, что куратор — это не нянька и не нарколог. Если вы так переживаете…       — То почему я отослал его в Литцск? — продолжил за него Шастун-старший. — Да потому что он не воспринимает ни меня, ни «нянек», как вы выразились, и плевать хотел на специалистов. А в ЛАИ прижился. Его нужно было оторвать от московской компании, и я до сих пор считаю это лучшей своей идеей. И теперь я не хочу там мелькать, дабы не спровоцировать кризис, но в то же время необходимо, чтоб кто-то был рядом с ним. Значительный процент передозировок приходится именно на пролеченных ребят.       Арсений закрыл глаза. Как он вообще оказался втянут в эту историю?       — Что вы понимаете под «рядом»? — сухо уточнил он.       Клайд ведь не ходил за Антоном следом, правильно? Учитывая степень его нагрузки, возраст и очень полезное умение говорить «нет», над которым Арсению, кажется, не мешало бы поработать.       — Ничего особенного. Просто присмотрите за ним и найдите его, если он пропадет. Если потребуется, вызывайте скорую без колебаний. Что касается репутации вуза, то в Литцске есть частная клиника, там у Антона заведена карта. Мне гарантировали конфиденциальность, никакого скандала.       Арсений снял очки, аккуратно отложил их и с силой потер переносицу. Ему казалось, что это какая-то шутка, глупое недоразумение. Они действительно сейчас обсуждают перспективу передоза у одного из студентов? Того самого, которого Арсений считал самым уравновешенным на факультете?       При этом, хотя его родитель и был вполне серьезен и убедителен, Арсению все равно чудилось, что здесь что-то не так. Шастун-старший казался неуловимо неприятным: да, вежливым, да, рассудительным, но то, что он пытался представить как трогательную заботу о непутевом сыне, для Арсения выглядело попыткой бытового тирана дотянуться до своей жертвы. Если бы еще Антон мог поговорить с Арсением по-человечески…       Ему очень не хотелось принимать сторону Шастуна-старшего. Не хотелось служить этому типу мальчиком на побегушках, не хотелось начинать думать о своем студенте в этом ключе. Ежедневно ждать, что тот что-нибудь упорет, держать в голове его расписание, тщательно пересказывать институтские новости его отцу и подсчитывать, сколько неизменных четверок Антон заработал за неделю. Даже просто думая об этом, Арсений казался себе идиотом.       — Я не могу быть с ним все время.       — Естественно, — с некоторой досадой согласился мужчина. — Я не настолько наивен, чтобы думать, будто вы удержите его, если он решит совершить глупость. Я прошу вас сообщить, если это случится.       — Хорошо, — выдохнул Арсений, больше затем, чтобы закончить неприятный разговор, чем потому, что принял ситуацию.       О нет, с ней он намеревался разобраться, потому что выбесила его эта Санта-Барбара весьма конкретно. Он даже удивился таким ярким эмоциям: последние месяцы проходили в некотором будничном оцепенении, как через мутное стекло, и он отвык настолько откровенно быть чем-то недовольным. А теперь Шастуну придется с ним поговорить и озвучить свою версию событий, потому что предоставленная его отцом Арсения не устраивала.       Потому попрощавшись, он спустился в преподавательскую за папкой, которую передал ему Клайд. Та была совсем тонкой — в основном какие-то справки и анкеты. Взгляд зацепился за ту, что была озаглавлена «Творческий потенциал группы». В самом низу отыскалась фамилия, за сегодняшний день набившая оскомину, а напротив короткая запись неразборчивым, но изящным почерком: «Не обнаружено». Арсений фыркнул, пролистал несколько файлов и нашел наконец таблицу с контактными данными. Если верить ей, Антон проживал в общежитии — странно, учитывая состоятельного родителя. Или тот считал, что так у его чада меньше шансов снова влипнуть в историю с наркотиками?       Переписав в заметки номер корпуса и комнаты, а также сохранив номер телефона, Арсений вернул папку на отведенную под его нужды полку на общем стеллаже, повесил на плечо сумку с ноутбуком и двинулся было к выходу, но наткнулся на внимательный, даже встревоженный взгляд ассистента завкафедрой, который расположился за одним из столов. Позов, стриженный под машинку, в прямоугольных очках и пестром свитере, который мог быть как ультрамодным, так и провалявшимся на антресолях несколько десятилетий, вряд ли отдавая себе в этом отчет, имел крайне напряженный вид.       — Я могу вам помочь? — притормозил Арсений, изумляясь тому, насколько круглыми, оказывается, бывают глаза вечно близоруко сощуренного ассистента.       — А? — едва ли не испуганно переспросил Позов и тут же помотал головой. — Все хорошо, Арсений Сергеевич. Кое-что вспомнил, — он сглотнул и облизнул губы. — Кажется, я кое-где накосячил. Нужно позвонить.       Преподаватель несколько удивленно кивнул, поправил ремень на плече и, коротко попрощавшись с суетящимся Позовым, все еще бросающим на него странные взгляды и безуспешно пытающимся выглядеть как обычно, вышел за дверь. Повинуясь неожиданному порыву, оглядел пустой коридор и чуть задержался у преподавательской, на всякий случай сделав вид, что изучает доску объявлений. В самом ее углу была прикноплена распечатка формата А5 — какая-то психоделическая абстракция в черно-лиловых тонах с надписью крупным шрифтом: «ВНИМАНИЕ! НАЧИНАЕТСЯ НОЯБРЬ!» Покачав головой на странное напоминание о приближающейся сессии, Арсений различил за неплотно прикрытой дверью какой-то невнятный звук, будто кто-то подавился вдохом, а следом бормотание Позова, в котором он спустя мгновение с изумлением различил: «Шаст-Шаст-Шаст!» Дальнейших слов разобрать не удалось, поскольку Позов говорил приглушенно, но наблюдение все равно было крайне любопытным. Начать с того, что Арсений никогда не подумал бы, что тот общается с Антоном. И потом, он ни разу не видел молодого человека настолько взволнованным. Из-за чего? Не потому ли, что тот подсмотрел, как новый куратор интересовался адресом Антона, он кинулся ему звонить? И предупредить о чем? О возможном визите в общагу?       Что вообще происходит вокруг Шастуна? От произнесенной про себя фамилии начинал дергаться глаз. А растревоженное любопытство и нечто сродни азарту требовали разобраться со всем немедленно, забив на сомнительные перспективы этого порыва и очередной раздел диссертации, который следовало закончить. Это было заманчиво, а еще — слишком предсказуемо. И Арсений не стал менять планы.

***

      В огромном помещении, пропитанном запахом благородной старины, лучше думалось и продуктивнее работалось. Почему-то его нынешнюю квартиру — светлую однушку со свежим безликим ремонтом — не получалось ассоциировать с работой. И с домом в сентиментальном смысле этого слова тоже. Скорее, место, где можно спать и готовить себе еду, а еще смотреть Ютуб и Нетфликс, чтобы тишина не давила на мозг. Который в этих стенах не воспринимал ничего более научного, чем исторические документалки. Приходилось выкручиваться и засиживаться в библиотеке до самого ее закрытия, благо там не было недостатка в розетках и удивительно удобных рабочих местах: резных столах и мягких стульях, походивших на музейные экспонаты. В свое время новосозданное государство немало вложилось в институт. Если бы еще город, выросший вокруг него и смежных предприятий, не оказался настолько типовым и безликим…       Читальный зал был почти пуст, только в противоположном от места Арсения конце расположилась пара не то студентов, не то аспирантов. Подключая ноут, он попытался выбросить из головы все посторонние мысли и настроиться на работу. Никаких студентов, никаких лабораторных, никакого Тихомирова с его воспитательной работой, никаких деспотичных отцов. Но извлекая из сумки блокнот с короткими рукописными заметками, которые предстояло развить до полноценного подраздела работы, наткнулся на брошюрку, с которой сегодня все началось. Методическое пособие, то самое. Он пролистал страницы, не больше двадцати, включая оглавление и место для записей. Зацепился глазами за огромное количество капса и пропал минут на двадцать.       Методичка вместо суровой и сухой должностной инструкции представляла собой эмоциональное, местами патетическое эссе, пропитанное патриотизмом к родному вузу и в целом несколько идеализирующее ситуацию.       На разделе «Заповеди начинающего куратора» Арсений не выдержал и возвел глаза к потолку. Манера письма к шестой странице сменилась с просто неформальной на откровенно ехидную. Автор, точнее, коллектив авторов — Арсений специально глянул на первую страницу, — не скрываясь, подкалывал своих коллег. Очень странное чтиво, но вполне забавное.       Заповеди варьировались от очевидных советов до попыток в юмор уровня «Одноклассников», и, дойдя до «научитесь все видеть, слышать и кое-чего не замечать», Арсений против воли фыркнул. Со сдержанной улыбкой дочитал: «Если вы говорите, что у вас ужасные студенты, вы правы: у вас они не могут быть другими», «Не гонись за любовью студента, она сама тебя догонит» — и отложил методичку, понимая, что больше не выдержит и такое нужно воспринимать дозированно.       Поправил очки, проверил почту и поймал себя на том, что последняя фраза застряла в голове. Тут же понял и причину: единственный раз авторы изменили принятому в ЛАИ обращению на «вы» ко всем, от первокурсника до технички. Услышать в его стенах «вы старый пень, Роман Эдуардович» или «вы дебил, скажите, Симонов?» было в порядке вещей, а вот «она сама тебя догонит»...       Упаси боже, подумал Арсений. Минуй нас пуще всех печалей. Хотя, если бы Шастун начал говорить с ним полными предложениями и не игнорировал половину реплик, было бы неплохо. Вот только Шастун не из тех, кто станет за кем-то гоняться. Или позволит себя догнать.

***

      Работа шла туго, но к половине седьмого намеченный раздел был кое-как закончен. Ему требовалась редактура, много редактуры, но перед этим документу стоило отлежаться хотя бы несколько дней. Эта мысль подарила недостойное кандидата наук облегчение. Арсений любил свою работу, был доволен специальностью, безусловно, но его докторская диссертация, как и труды его коллег, не несла ничего особенно нового, а потому была муторной повинностью. Он даже к воспитательной работе был готов относиться с бóльшим энтузиазмом, потому что улавливал в ней хоть какой-то смысл, в отличие от нескончаемой писанины, действительно важную и интересную информацию в которой можно было уместить на десяти-пятнадцати листах.       Арсений отключил и закрыл ноут, потянулся до хруста в спине и издал негромкий протяжный стон — в читальном зале все равно никого не осталось. Собрал в сумку расползшиеся по столу вещи: блокнот, наушники, пачку влажных салфеток, ручку, еще в начале года позаимствованную у кого-то из студентов, и... злосчастную методичку.       А ведь он не думал о Шастуне целых четыре часа, зачем начинать снова? Зачем думать о том, что раз ассистент Тихомирова так всполошился и начал звонить Антону, то что-то было не так? Тем более что раз тот предупрежден, Арсений зря потратит час своей жизни, если, как и собирался, навестит общагу. И возможно, зная о его интересе, Шастун будет вести себя смирно…       Арсений остановил сам себя. Это было бы справедливо для большинства студентов, но Шастун… будет вести себя смирно, опасаясь куратора? Этот парень был независим, как кот, с чего ему дергаться?       Однако неплохо бы понимать, с чем предстоит иметь дело. Не для того, чтобы запретить, наябедничать отцу или попытаться принять еще какие-нибудь меры. Арсений не хотел быть застигнутым врасплох, когда что-то произойдет.       Поэтому ноут отправился в сумку следом за остальным имуществом, старенькая настольная лампа была выключена, пальто подхвачено со стула — и Арсений решительным и неслышным шагом двинулся прочь из библиотеки, а потом из главного корпуса. Чтобы оказаться в подсвеченной розовато-оранжевыми фонарями мороси, вдохнуть холодный влажный воздух и, подняв воротник пальто, направиться на почти пустую парковку у центральной проходной. Разумеется, до общаг, которые располагались с противоположной стороны немаленькой территории, можно было добраться напрямик, через южную проходную, но потом все равно пришлось бы возвращаться за машиной.       Укрывшись от начинающегося дождя в салоне и бросив сумку на заднее сиденье, он еще немного поколебался, потом с досадой вскинул подбородок и завел мотор. В это время ему полагалось двигаться в направлении дома по полупустым темным улицам, заехать в ближайший супермаркет, а потом окопаться на крошечной кухне, разогревая очередные полуфабрикаты и одним глазом наблюдая за очередным сериалом. А когда ужин будет съеден, а тарелка отправится в мойку, остаться за столом, потому что двадцать три квадратных метра единственной комнаты все равно казались ему перебором.       Вместо этого он готовился выслеживать студента в общаге. Точнее, насмешливо поправил он себя, выруливая на улицу, чтобы объехать институт вдоль монументального белого забора, собирался проинспектировать жилищные условия вверенной его заботам группы. А поскольку Шастун к ним относится и поскольку беседа с его отцом оставила некоторые вопросы…