Оле-Лукойе

Закрыта дверь кабака, мы здесь, но только пока. И под фуражкой рога, партия в дурака, Мы проиграли ее уже наверняка. KDRR — Солнышко

      Рабочий день начался с огромных глаз тихомировского помогатора. Позов, с которым Арсений пересекся в вестибюле перед первой парой, смотрел на него так, будто увидел призрака и рад бы сбежать, но ступни приросли к мозаичному полу.       — Неужели пророчество сбылось? — негромко поинтересовался Арсений, подходя ближе и протягивая ладонь для пожатия.       Позов, не отрывая от него взгляда, неловко обхватил его руку, кивнул, потом, вроде бы придя в себя, помотал головой и смутился.       — Нет, ничего такого, — торопливо заверил он.       — Тогда что у вас произошло? Снова предстоит читать лекцию?       Позов глубоко вдохнул.       — Нет, сегодня все по расписанию. Просто… будет длинный день.       Арсений снял пальто, перекинул его через локоть и задумчиво проговорил:       — Как вам удалось с такой стрессоустойчивостью оказаться в аспирантуре?       — Вы имеете в виду с отсутствием таковой? — хмыкнул Позов, явно не испытывая неловкости от того, что вчера коллега стал свидетелем его бурных переживаний.       И Арсений, который умел сохранять внешнее спокойствие, какой бы раздрай ни творился в душе, почти позавидовал. Он никогда не требовал от других оставаться хладнокровными в критических ситуациях. Напротив, всегда был чуток к чужим переживаниям, но не позволял различать что-то подобное в себе самом. Не повышал голос на студентов или коллег, не ссорился с друзьями. Чтобы не наговорить лишнего, уходил на прогулку, когда у Сатеник, считавшей условное битье посуды рабочим способом сбросить напряжение, случалось настроение поскандалить. Хотя с учетом того, как ее бесила эта его манера, это вполне можно было считать пассивной агрессией.       И все же возможность более-менее внятно коммуницировать с миром и реагировать на стресс, открыто выражая эмоции, казалась ему если не привлекательной и рациональной, то, по крайней мере… здоровой? Явно более здоровой, чем неизбежно, как общий наркоз, сковывающая его сдержанность. Методично воспитанная отцовским ремнем и показавшая себя подходящим ответом на крики и манипуляции матери, а потому усвоенная как универсальная реакция. Дело было не в том, что Арсений боялся показаться чересчур чувствительным. Он просто не умел иначе.       — Я бы не назвал это отсутствием, и все-таки… Вы сами рассказывали, что страшно нервничали перед защитой. Почему по доброй воле снова решили через это пройти?       — На самом деле, я за любой движ, — улыбнулся Позов, и почему-то от невысокого парня в очках это не прозвучало так комично, как могло бы. — А то, что мастерски придумываю варианты, почему все может пойти плохо, а потом не могу выбросить их из головы — так это просто особенность психики, я почти привык. В любом случае, оно того стоит, — Позов выдохнул, как-то странно посмотрел на коллегу и вдруг снова улыбнулся. — Спасибо, вы напомнили, что на самом деле все не так ужасно, как может мне казаться.       — Буду сегодня вместо Шастуна, — кивнул Арсений и едва не расхохотался от того, как резко вытянулось лицо коллеги.       — А что Шастун? — осторожно уточнил Позов.       Его явно нервировал интерес Арсения. Очевидно, он каким-то образом был замешан в интриге, которую тот развернул, и, как очень совестливый и очень тревожный человек, везде усматривал риск быть разоблаченным. До недавнего времени Арсений был почти уверен в том, что Позов является автором некоторых лабораторных Антона и поэтому так дергается, но то, как тот уязвился намеку на покупку тезисов для конференции, делало эту версию несостоятельной.       — Антон предупредил, что будет отсутствовать сегодня, — невозмутимо объяснил он. — А зная его отношение к жизни, могу предположить, что он как раз тот друг, который может убедительно высмеять все тревоги. Ходячий сарказм и спокойствие.       По мере того, как он говорил, брови Позова страдальчески хмурились и в итоге сошлись у переносицы, делая взгляд не то жалостливым, не то обреченным.       — У вас бывало такое, что на ваших глазах разворачивается чудовищная, непоправимая история, а вы не можете никак ей воспрепятствовать, потому что убивать людей незаконно? — проникновенно поинтересовался он.       — Дмитрий, скажите мне, вы художественно преувеличиваете или мне стоит волноваться?       — Преувеличиваю конечно. Не волнуйтесь. Волноваться для сердца вредно. У вас вот, например, здоровое сердце? — внезапно сменил тему Позов, казалось, искренне обеспокоенный этим вопросом.       — Здоровое, — недоуменно ответил Арсений.       — Ну и отлично, — в голосе угадывалось опасливое облегчение, природу которого тот не мог уловить.       Арсений перестал что-либо понимать. Хотел по-доброму поддразнить забавного в своем беспокойстве по любому поводу коллегу, а в итоге получил целую пачку невнятных туманных откровений и полунамеков, которые неспособен был расшифровать.       — Знаете, — добавил вдруг Позов, явно с намерением добить, — мне понравилось получать от вас пророчества. У вас очень убедительно получается. Можно мне еще одно?       Видимо, Арсений уставился слишком уж изумленно, потому что коллега торопливо добавил:       — Простите, Арсений Сергеевич. Дурацкие шутки на нервной почве.       — На какую тему пророчество? — улыбнулся тот, справившись с удивлением.       Почему-то рядом с Позовым тянуло хулиганить.       — Насколько все будет плохо?       Действительно, какого вопроса он ожидал от взвинченного коллеги?       — Все будет хорошо, — негромко и веско проговорил Арсений. — Хорошо не тем образом, который вы можете себе представить и на который надеетесь, а намного… непредсказуемее. Возможно, непросто, но, безусловно, интересно. И ваша задача сейчас не загнать себя, иначе не хватит сил оценить.       Позов на мгновение потерял дар речи. Потом медленно кивнул, казалось, немного завороженный интонациями коллеги, который в этот момент чувствовал себя немножко волшебником из сказки. Все же этот смешной парень, который позволял себе оставаться открытым и доверчивым, имея все возможности — интеллект, должность на кафедре и внешность зазнайки — превратиться в самодовольного зануду, удивительно на него влиял.       Они попрощались и разошлись по предусмотренным расписанием аудиториям: один торопливо, другой — с едва заметной улыбкой, в которой сам не отдавал себе отчета. Возможно, Позова, с его непостижимым внутренним миром и незаурядными способностями возводить обыденные происшествия в ранг драматических событий, можно назначать погрязшим в повседневности обывателям как пример того, что сделать жизнь интересной можно минимальными средствами.       Две первых пары прошли без происшествий, а во время окна на третьей Арсений, разбирая скопившуюся за ночь и утро почту, наткнулся на сообщение о регистрации на каком-то сайте. Чтобы узнать в адресе с доменом «.bit» сообщество Оле-Лукойе, в котором он копался накануне, ему понадобилось несколько секунд и еще минута, чтобы осознать, что он точно там не регистрировался. Впрочем, адрес его почты был известен всем студентам и легко отыскивался на сайте универа. Начиная догадываться, чьих это рук дело, Арсений тем не менее перешел по ссылке в сообщении и завершил регистрацию, придумав пароль.       Не мог же он всерьез рассчитывать, что Климов-Большаков бросит это дело на самотек? Не так уж он верит в судьбу, значит, раз решил взять на себя ее работу. Впрочем, на самодеятельность студента Арсений не досадовал. Но собирался обязательно припомнить, только затем, чтобы что-то для себя выгадать — например, некоторые изменения в его докладе на конференции, которые хотя бы приблизят это кошмарное творчество к принятым научным стандартам. Потому что Арсений, безусловно, признавал важность свободы воли для личностей вроде Мирона и, мало того, был твердо уверен, что его решение поддержать его в этом — педагогический ход, а не слабохарактерность и преподавательская несостоятельность. И все же, временами, представляя себе реакцию Тихомирова на доклад его протеже, чувствовал дурноту. Потому что Ктулху — это все-таки как-то слишком.

***

      Что что-то не так, Арсений понял после четвертой пары, когда, взяв в руки телефон после практического занятия, изумился количеству уведомлений на почте. Пролистав содержимое ящика и открыв одно из свежих писем, Арсений понял, что говорится в них о новых личных сообщениях в сообществе Оле-Лукойе. Открыв ссылку с намерением отключить функцию дублирования уведомлений на почту — ему и вопросов от студентов хватало с лихвой, чтобы дополнительно засорять ящик — он остановился посреди пустой аудитории, не понимая совершенно ничего.       Личка на сайте была заполнена сообщениями от пользователей с самыми невообразимыми никами, и осмыслить их содержание не получалось ни с первого, ни с последующего разов.       «Как это «Яльмар»?»       «Вы кто?»       «Охренеть, приветствую!»       «Что-то будет».       «А как так получилось?»       И прочее в таком же духе. Арсений, сев прямо на преподавательский стол, пролистал личку до конца, потом все же нашел в настройках сайта и отключил дублирование оповещений, спасая свою рабочую почту от наплыва спама, и наконец открыл свой профиль. Ну Яльмар и Яльмар, мало ли какой ник выбрал для него Мирон? Или здесь всех новых пользователей принято приветствовать с подобным энтузиазмом?       Арсений почесал нос и поправил очки, глядя в экран телефона. Где он слышал это имя? Или читал? Точно, накануне, в сказке. Так звали мальчика, к которому в течение недели приходил, собственно, Оле-Лукойе. Странно, что этот ник до сих пор не был занят. Или Мирон, заняв его, нарушил некое неписаное правило?       Оказалось, не нарушил. Спустя несколько минут озадаченного изучения лички на сайте, Арсений догадался зайти в самую свежую из тем сообщества. Поначалу не понял причины переполоха, заставлявшего появляться новые сообщения каждые несколько секунд, но по мере обсуждения все-таки вник, спасибо одному из пользователей, который был не в теме и не постеснялся задать вопрос.       Выходило так, что неписаных правил не существовало, только абсолютная невозможность занять ник «Яльмар» в каких бы то ни было вариациях — английский, псевдокириллица, с использованием дополнительных символов — вообще никак. Пытались многие, но единственной возможностью было изменить имя до абсолютной неузнаваемости. В связи с этим в сообществе даже сложился ряд забавных легенд о том, кто такой этот Яльмар и что случится, когда он себя проявит.       Арсений потер лоб. Встал, прошелся по аудитории, периодически поглядывая на оставленный около ноутбука телефон. Потом вернулся, отыскал в списке контактов номер, записанный под двойной фамилией, и нажал вызов. Мирон взял трубку не сразу, а когда отозвался, его голос был тихим и бесцветным.       — Да? — прошелестел он так, что Арсений едва разобрал.       — Мирон? — осторожно проговорил он, забыв об изначальной цели звонка и намерении строго потребовать объяснений. — Вы в порядке?       — Арсений Сергеич? — недоверчиво переспросил студент уже бодрее, прочистил горло, издал еще какой-то невнятный звук, будто ворона подавилась, и добавил: — Это вы, что ли?       Арсений понял, что разбудил его, и почти испытал угрызения совести.       — Хотел спросить, почему вы отсутствовали на лекции, но уже понял, — проговорил он, не торопясь задать свой вопрос.       — А уже среда? — глупо переспросил Мирон, заставляя преподавателя возвести глаза к потолку.       — Еще немного, и среда закончится, — мягко заметил тот. — Вы проснулись или мне перезвонить?       — Что? А, да, я в порядке, — студент шумно выдохнул. — Простите, Арсений Сергеич, проспал.       — Обсудим это позже. А сейчас скажите, Мирон, как эта идея пришла вам в голову и как вы ее реализовали?       — Какая идея?       — Использовать мою рабочую почту для регистрации на сайте Оле-Лукойе.       — Кто-то зарегистрировался на «Двух зонтах» от вашего имени? — переспросил Мирон, и удивление в его сонном голосе было вроде бы неподдельным. — А у вас есть доступ к аккаунту?       Адрес сообщества был 2umbrellas.bit, и Арсений только вчера окончательно понял, почему. Персонаж сказки Андерсена как раз был обладателем двух зонтов: тот, что с картинками, он раскрывал над послушными детьми, и тем снились яркие сны; другой же, черный, — оставлял вовсе без снов.       — Есть.       — А. Ага, — послышалась какая-то возня, потом Мирон повторил: — Ага.       — Хотите сказать, не ваших рук дело? — нахмурился Арсений.       — Не-а, — растерянно протянул студент и вдруг оживился: — Но это же круто! Наверняка это приглашение.       — А как же, — несколько раздраженно буркнул мужчина.       Его, безусловно, интересовала эта тема, но абсолютное непонимание мало кому приходится по вкусу.       — Проверьте личку, — посоветовал Мирон, и Арсений почти сказал ему о бедламе, происходящем там, но в последний момент передумал.       Если он здесь действительно ни при чем, то новой волны расспросов и восторгов не избежать.       — Хорошо, Мирон. Напоминаю, что жду тезисы до конца недели.       — Я в процессе, — горячо заверил Климов-Большаков, и Арсений поторопился положить трубку, пока у того не возникло новых вопросов.       И что это, блин, все значило?

***

      Домой Арсений добирался в довольно странном расположении духа. Безусловно, происходящее было захватывающим, но местами чересчур причудливым. Невольно вспоминался совет Шастуна о том, что, если тебя настолько легко убедить в собственном сумасшествии, пора заводить кошку. Сумасшедшим Арсений себя пока не чувствовал, и все же мир казался… Неустойчивым, что ли? Неясно было, чего стоит ожидать, и это было освежающе и несколько тревожно.       К примеру, Арсений никак не ожидал, что за одним из перекрестков желтая машина коммунальщиков, которая уже пару минут маячила впереди, вдруг затормозит, а серый дым, который за секунду до этого начал угадываться рядом с дверцами кузова, повалит из открывшейся створки. И это было бы вполне приемлемым происшествием, но следом, разгоняя дым рукой в толстой варежке, из кузова вылез — или скорее выпал — горящий человек. Только отчасти горящий: огнем была объята правая нога от огромного грязного сапога до колена.       Оказавшись на асфальте, мужчина неловко стянул фуфайку и принялся не вполне успешно сбивать огонь, а водитель аварийного ЗИЛа, вместо того, чтобы вылезти и помочь коллеге, тронулся вперед, заставляя створку кузовной дверцы качнуться, а потом с треском захлопнуться.       Последнее Арсений фиксировал уже краем глаза, потому что, выхватив из-под переднего пассажирского сиденья огнетушитель, спешил к горящему коммунальщику, на бегу выдергивая чеку. Тот, продолжая делать нетвердые приставные шаги в сторону ближайшего жилого дома, приглушенно матерился, а когда Арсений нагнал его и обдал ниже пояса сжатым газом из углекислотного огнетушителя, пошатнулся и разразился невнятными возмущенными возгласами.       За пару секунд мутное облако рассеялось, и Арсений с облегчением увидел, что черная от копоти спецовка больше не горит. Опустив огнетушитель на обледенелую землю, он поднял голову, коротко выдохнул и со второго раза смог достать телефон из кармана.       — Я вызову скорую, — проговорил он, тыльной стороной ладони убирая челку со лба. — Как вы себя…       Коммунальщик, нестарый дядька непримечательной наружности, замотал головой, ощупал пострадавшую ногу и даже не скривился. Потом, разогнувшись, вдруг с силой хлопнул Арсения по плечу, развернулся и удивительно легким шагом поспешил в ту же сторону, куда уехали его коллеги.       — Вашу ж мать… — беззлобно пробормотал тот, глядя в спину стремительно удаляющейся фигуре в замызганной спецовке.       Из изумленного ступора его вывел короткий сигнал проезжающей машины, который напомнил, что Арсений бросил свою ауди посреди дороги, даже не включив аварийку. Подхватив огнетушитель и едва не поскользнувшись, он вернулся в салон, бросил тот в ноги пассажирского сиденья и, откинувшись на спинку, потер переносицу. Что не так с этим городом?       Прежде чем продолжить путь домой, пришлось нагуглить ближайшую контору, которая занималась перезарядкой огнетушителей.