Оле-Лукойе

      После четвертой пары и без того неплохое настроение незаметно поднялось настолько, что домой Арсений ехал, мурлыкая себе под нос «Текилу-любовь». Очевидно, это было профдеформацией родом из тех времен, когда перед сменой в караоке он вынужден был приводить себя в соответствующее расположение духа вне зависимости от того, что творилось на душе и сколько часов он спал. Гости хотели видеть его активным, беспечным и улыбчивым и видели на протяжении почти трех лет. Как ни странно, в должности караоке-менеджера ему нравилось именно это — необходимость быть веселым и обаятельным. В девяноста процентах случаев было достаточно продержаться первые полчаса смены, а потом он начинал верить сам себе и прыгал до утра уже совершенно искренне. Разумеется, давали о себе знать также биоритмы и обилие кофе, чередующегося с Ред Буллом, но факт того, что на работе он огребал порцию эмоций, на которые не был способен в обычной жизни, был налицо.       Разумеется, теперь от него никто ничего не требовал, но в рабочее настроение он пришел автоматически, спасибо твердому намерению Ирины не задерживаться в «Молодости» и позже перетащить компанию в караоке, располагающееся неподалеку, но не отличающееся даже более-менее удобоваримой кухней. Припарковав машину во дворе, Арсений заскочил домой, оставил ноут, сунул в холодильник бутылку воды, открыл окно на микропроветривание и, глянув на часы, вызвал себе такси: он был вполне равнодушен к алкоголю, но понимал, что трезвым домой не вернется — проще потягивать напиток средней крепости в течение вечера, чем ежеминутно объяснять, почему не стоит пытаться его напоить. Национальная забава, ага. За свою местами бурную молодость Арсений в совершенстве научился переводить тему со своего слишком медленно пустеющего стакана и мог провести с ним целый вечер, но даже после единственного «Куба либре» садиться за руль не стоило.

***

      «Молодости», что характерно, было лет пятьдесят. В смысле, помещению, в котором располагалось заведение. Вход в него находился с торца административного корпуса студгородка, и «Молодость» настолько прочно вошла в жизнь ЛАИ, что определенная часть студентов и преподавательского состава в принципе не рассматривала другого старта для пятничного загула. Дань священной традиции — подняться по узким ступенькам, пройти через широкую, во все здание, летнюю площадку, где зимовали прикованные к колоннам цепями столы и стулья, оказаться во вполне приятном и демократичном интерьере, за которым угадывалась долгая история этого места, и обнаружить себя среди знакомых, почти родных рож. Преподаватели обыкновенно занимали второй этаж, разделенный на несколько зон и выходящий окнами на транспортную развязку, а студенты тусили внизу, пересекаясь с наставниками в курилке у входа. Наверное, в этом был и некий воспитательный момент, обязывающий обе категории гостей вести себя прилично и больше закусывать. Потом же, к одиннадцати, когда закрывались двери общежитий, и те и другие расползались, чтобы продолжить либо на блоке, либо гулять до утра.       Когда Арсений вошел внутрь, Ирина Викторовна уже отрывалась на полутемном танцполе среди студентов. Причем, будучи почти сорокалетней обладательницей весьма пышных форм, танцевала она с удивительным достоинством и изяществом. Не пьяная бабища с потекшим макияжем, которая взгромоздилась на стол, а веселая, жизнерадостная и по-настоящему красивая женщина. Поэтому, собственно, она и могла позволить себе тусить вместе со студентами — ее авторитету подобные эскапады шли только на пользу. К тому же, она четко сознавала рамки и, к примеру, мягко отказывала всем смельчакам, рискнувшим пригласить ее на медляк. Для этого ей, собственно, и понадобился Арсений в прошлом году, потому что танцевать она обожала, но со студентами принципиально не контактировала.       Он обнаружил свое присутствие, осторожно коснувшись ее плеча, и коллега тут же обернулась, взмахнув кудряшками, раскрасневшаяся и улыбающаяся.       — Опаздываете, Арсений Сергеевич, — мягко попеняла она ему, тут же естественным жестом беря под руку и увлекая в сторону лестницы на второй этаж. — Почти все уже здесь.       Все — это примерно половина состава кафедры: аспиранты и преподаватели, секретарь и пара лаборантов, расположившиеся в уютном закутке, отделенном от остального зала. На фоне расслабленных и улыбчивых лиц выделялся Позов: немного зеленый и напряженно кусающий губы. Заметив Арсения, он встрепенулся и даже послал ему тень улыбки, вопросительно кивнув на место рядом с собой.       — Теперь вам легче? — добродушно поддел его Арсений, присаживаясь на мягкий диванчик.       «На счастье», выдумает тоже.       Позов медленно выдохнул.       — Немного, — подтвердил он. — Я тут подумал, никто ведь не умрет, правильно? Нужно просто поговорить, и все в любом случае станет проще. Уже буквально через час. Хотел бы я иметь машину времени, чтобы пропустить самое страшное…       Арсений покачал головой, подозревая, что для коллеги самое страшное — это ожидание, вполголоса переговорил с подошедшей официанткой и уточнил:       — Она еще не здесь?       — Скоро будет, — пробормотал Позов, проверив телефон, кажется, в десятый раз с момента прихода Арсения.       Тот спрятал улыбку, против воли лезущую на лицо, и поймал понимающий взгляд Ирины, которая, видимо, тоже была в курсе метаний коллеги.       — Друзья! — провозгласила та, едва в их закутке появилась официантка с напитками для опоздавших. — За встречу!       Будто бы они не надоедали друг другу весь сегодняшний день, как и многие месяцы до этого. С другой стороны, теми версиями себя, которые предполагала неформальная обстановка, они действительно встречались нечасто. Позов коснулся его стакана своим, в котором плескалось нечто, по цвету напоминавшее яблочный сок, ассистентка Ирины звонко рассмеялась на какую-то шутку лаборанта, и Арсений отключил голову и расслабился. На широком окне в пол перемигивались вездесущие гирлянды, ненавязчивый теплый свет которых смешивался со светом желтоватых ламп. За затемненным стеклом проезжали сотни машин, сменялись сигналы светофора на перекрестке, и в этом движении было что-то гипнотизирующее. С первого этажа доносился грохот музыки, который делался отчетливее, когда официантка в очередной раз открывала витражную дверь в их закуток; голоса коллег постепенно становились громче и эмоциональнее, сливаясь в ровный дружелюбный гул. Позов, в сотый, наверное, раз проверив телефон, вдруг встрепенулся и подался к выходу. Поднимаясь, чтобы его пропустить, Арсений успел за секунду пронаблюдать примечательную метаморфозу: Дима повел плечами, чуть сощурился и вдруг неуловимо изменился, прекратил совершать множество нервных движений и дышать с трудом. Ожидание закончилось, и его тревога тоже. Все же он был удивительно устроен.       А спустя еще минут пять Ирина потащила Арсения танцевать, и, проходя к лестнице, тот заметил, что эти двое — преобразившийся тихомировский «помогатор» и тихомировская же студентка, в простом черном платье и с подкрашенными губами, — заняли маленький круглый столик у окна, подальше от шума и собравшихся группками преподавателей, и негромко, вполне мирно беседовали. И хотя Арсений не прислушивался, почему-то ему казалось, что в его участии в роли счастливого талисмана не было особого смысла. У них и так все будет хорошо.       — Да ладно вам, Арсений Сергеевич. — Дружески толкнула его в плечо Ирина, видимо заметившая его взгляд в сторону этих двоих. — Неужели растрогались?       — Как вы могли в таком меня заподозрить? — изобразил возмущение Арсений, оборачиваясь к своей спутнице.       — Сначала себя, потом вас, — тихо рассмеялась женщина, спускаясь по лестнице, придерживаясь за его локоть. — Все у них впереди, энтузиазма навалом, проблем особых нет…       — Вот про энтузиазм, Ирина Викторовна, кто бы говорил, — улыбнулся Арсений. — Я, конечно, не знал вас в двадцать пять…       — Ваше счастье, — весело фыркнула женщина, повышая голос, чтобы перекричать музыку. — Версия, что вы видите сейчас, — безусловно лучше. И у вас есть уникальный шанс пригласить ее на танец.       — Не смею его упустить, — улыбнулся Арсений, подавая ей руку.

***

      Когда они возвращались, Позова и Кати за столиком уже не было. Как и среди преподавателей, но те объяснили, что Дима заглядывал к ним за своей курткой и быстро куда-то ушел. На осторожный вопрос о его настроении никто ответить не смог, и Арсений, поколебавшись, нашел его номер в кафедральном чате и написал:       «Простите, если лезу не в свое дело, но вас не нужно спасать?»       Вот настолько проникся ролью не то крестной феи, не то жилетки для слез. Позов ответил спустя минуту.       «Все ок. Провожаю Катю, вернусь через полчаса».       На самом деле, вернулся он через все полтора, молчаливый и совершенно ошалевший. Сел на прежнее место, залпом допил содержимое дожидавшегося его стакана и откинулся на спинку дивана, уставив невидящий взгляд на веселящихся коллег. Не то так проявлялся откат после стресса, не то Позову было о чем подумать. В любом случае, Арсений решил его не трогать и еще около часа почти не смотрел в его сторону, а потому упустил момент, когда рядом с Димой оказался почти пустой стакан, в котором, судя по подаче, был не просто апельсиновый сок, а отвертка. По неуверенным движениям и затуманенному взгляду можно было предположить, что не первая. Или первая, просто ему много было не надо?       — Дима, вы ведь с нами в караоке? — требовательно поинтересовалась Ирина, и ее тон не предполагал отказа.       — С вами, — вполне внятно подтвердил Позов и сел ровнее. — Только петь не предлагайте, а то могу согласиться.       Присутствующие за столом понимающе зафыркали, вспоминая прошлогодний перформанс Димы, который очень любил старые песни Глюкозы. И дело было не в его музыкальном вкусе — тот у всех присутствующих был довольно специфичным, — а в том, какой убийственный эффект производил низкий, лишенный интонаций и мелодичности голос, поверх которого был наложен соответствующий эффект, в сочетании с «Ненавижу». Тянуло то ли вздернуться, то ли кардинально пересмотреть жизненные приоритеты…       — Договорились, — пообещала Ирина Викторовна не столько Позову, сколько потенциальным жертвам его манеры исполнения. — Тогда я прошу счет.       Помимо обаяния и невероятной энергичности у этой женщины было еще одно, едва ли не более завидное качество: та могла разделить счет на сколь угодно большое количество людей, которые могли и сами не помнить, что заказывали в течение вечера, и сумма сходилась всегда. Ведьма, не иначе.       Однако, невзирая на ее сверхспособности, в караоке они переместились только спустя полчаса, хотя то находилось метрах в пятистах от «Молодости». К сожалению, не все их коллеги могли похвастаться организованностью Ирины, к тому же успели ощутимо набраться, а потому поиски телефонов, шарфов и продолжительные визиты в уборную с целью поправить макияж заняли еще некоторое время.       — Будто детсадовская группа на прогулку собирается, — вздохнула Ирина Викторовна, когда они наконец вышли на улицу и распрощались с двумя дезертирами, спешащими домой. — Проблемы те же.       Едва она поделилась этим соображением, в затылок Арсению врезался снежок, брошенный кем-то из идущих позади лаборантов, которые затеяли возню.       — Простите, Арсений Сергеич, погрешность при расчете траектории, — повинился тот и тут же оказался опрокинут в сугроб своим приятелем.       — Детсадовцы и есть, — согласился Арсений, отряхиваясь под заливистый смех коллеги.       А когда он справился, в него прилетел следующий снежок. На этот раз со стороны Ирины Викторовны.

***

      Кажется, караоке-менеджер их вспомнил. Сложная эмоция, отразившаяся на его лице, сочетала в себе любопытство и осознание того, что уйти пораньше не получится. С другой стороны, не мог же он рассчитывать на это в День студента? Разве только на то, что сегодня обойдется без полной дискографии группы «Звери», но шансы на это стремительно испарились в тот момент, когда Ирина Викторовна переступила порог заведения. А следом за ней — Арсений Сергеевич Попов, который хоть и не был поклонником их творчества, но по роду прежней деятельности знал большую часть их песен наизусть.       Возможно, он так плохо помнит собственное прошлое не потому, что там было не так много стоящих событий, а просто все ресурсы памяти ушли на караоке-хиты? Впрочем, одно другому не мешает. И теперь у него на месте детских воспоминаний — «Сектор Газа» и Ирина Аллегрова, тексты группы «Ленинград» всплывают в голове быстрее, чем имена студенческих друзей, а песни Меладзе и Лепса — чем внешность девушки, с которой он прожил почти три года. Может, и к лучшему, потому что попса и шансон расстраивают сильно меньше.       Лучи лазерного проектора проходили через клубы кальянного дыма в полутемном зале, где кроме них отдыхали еще три компании, которым они по очереди передавали микрофоны. Впрочем, одна из них ретировалась после «Седой ночи» в исполнении трио преподов-аналитиков, один из которых как будто читал лекцию, а двое других безбожно фальшивили. Остальные же обладали более крепкими нервами либо были достаточно пьяны, чтобы проникнуться их успехами, а также с энтузиазмом попытаться превзойти. Классическая, одним словом, ситуация.       Позов, за которым Арсений наблюдал краем глаза, безотчетно фиксируя количество выпитого им алкоголя, все же уговорил присутствующих на Глюкозу, ассистентка Ирины танцевала с парнем из-за соседнего стола, пока Арсений в дуэте с ее руководительницей исполнял «Девушки как звезды», и происходящее несло в себе отпечаток легкой идиотии и полного отсутствия осуждения, когда вроде «так плохо, что даже хорошо». Кажется, проникся даже парнишка за пультом.       Примерно к часу ночи, когда пьющая часть их компании немного утихла, а Ирина взяла перерыв, Арсений поинтересовался у Позова, который полулежал на кожаном диване:       — Вы нормально попадете в общагу?       — Я останусь у Шаста. — Тот повернул голову, лениво рассматривая коллегу. — Не беспокойтесь, Арсений Сергеевич.       Тот удовлетворенно кивнул и глянул поверх его головы на один из экранов, где появился текст очередной песни. Уши резанул голос девушки из-за соседнего стола.       — Похоже, мы теперь вместе, — добавил Позов, потянувшись за своим стаканом. — Представляете? Вы все-таки оказались правы.       Значит, все же откат после стресса, а не печаль от полученного отказа. Арсений против воли улыбнулся.       — Это прекрасно.       — Да, — Позов отпил какой-то безумный коктейль пронзительно-зеленого цвета, поморщился и признался: — Завтра я буду думать точно так же. Но пока… — Он пожал плечами. — Кажется, еще не осознал.       Арсений его понимал. Удивительно еще, как он держался на ногах.       — Вы уверены, что ваши успокоительные можно сочетать с алкоголем?       — Нельзя, — спокойно и несколько невнятно проговорил Позов, делая еще один глоток. — Это называется потенцирующее действие, когда в сумме эффект сильнее, чем по отдельности.       — И вас это не останавливает, — без осуждения заключил Арсений.       — Я сам себя задолбал, — искренне признался Дима. — Психовать задолбал. Даже когда никаких событий не предстоит, я психую потому, что слишком спокойно, а значит, случится что-то ужасное. И ноги облазят чуть что, а дерматолог говорит, нужно голову сначала лечить, — он помолчал, кончиком пальца стирая конденсат с холодного бокала. — Раньше было лучше, а теперь какой-то полный трындец.       Арсений слушал его молча, не зная, что ответить на эти откровения.       — Я понимаю, что так нельзя, но… Вдруг, если я перестану постоянно быть на нервах, я стану тупить? А у меня помимо преподавания и диссертации еще куча задач, — продолжил он, очевидно, подразумевая работу с Оле-Лукойе. — Поэтому откладываю, хотя даже специалиста нашел. Но теперь, наверное, действительно пора что-то делать? — Позов посмотрел в глаза Арсению так, будто всерьез ждал ответа. — В смысле, я, конечно, мудацки поступаю, когда вываливаю все на вас или Шаста, но грузить этим еще и любимую девушку… — Он мрачно покачал головой.       — Думаю, я вас недооценивал, — задумчиво проговорил Арсений.       — Если вы скажете мне то же самое, когда я каким-нибудь образом решу свои проблемы, тогда я, может быть, соглашусь и порадуюсь. А пока…       — Считайте, что это очередное пророчество, — предложил Арсений, и Позов неожиданно улыбнулся.       — Я, наверное, понимаю, почему вас так… — он осекся и невозмутимо продолжил: — Почему вас считают крутым преподом.       А ведь Оле признался, что они поспорили из-за участия Арсения в той авантюре, — неожиданно вспомнил тот. Интересно, из-за вопросов конспирации или было что-то еще? Хотя Позов, конечно, едва ли посвятит его в подробности, все же не настолько пьян.       — Да ладно? Расскажете? — тем не менее поддел его Арсений.       — Думаю, я и так наговорил достаточно за последние дни, — тот отпил химической зелени. — Мне попросить прощения или вам нормально?       — Мне абсолютно нормально, — заверил его мужчина.       — Вот поэтому и считают. Вы на моей стороне, но при этом вам в достаточной степени пофиг, чтобы я не чувствовал себя придурком, — резюмировал Позов, подумал и вдруг с искренним интересом спросил: — А что нужно сделать, чтобы вызвать у вас, ну… протест?       Арсений удивился вопросу, а потом попытался понять, когда в последний раз испытывал значительный негатив.       — Наверное, — спустя минуту проговорил он, вспомнив, как выбесил его Шастун-старший, — посягнуть на чужую свободу. Вот этого не люблю.       — Да, похоже на вас, — согласился Позов. — Это крутая позиция. Хотя нам, конечно, все равно пиздец.       Арсений проигнорировал это замечание, потому что все еще не был готов терроризировать коллегу с его смешной верой в катастрофы, которые знаменует появление Яльмара. Тем более что в этот момент вернулась Ирина, возмутилась тому, что все расслабились, и утащила его из-за стола.