Оле-Лукойе

Помни, у тебя есть живое сердце. Знай, у тебя есть электронный свет. ППВК — Город

      Шастун был очень увлекающимся, и было забавно наблюдать за тем, как он, обложившись блокнотными листами с какими-то невообразимыми схемами, чашками из-под чая, устроив ноут на краю этого бардака и поглаживая Тасю, что-то сочинял, периодически устремляя невидящий взгляд на своего преподавателя.       Рядом с ним постоянно что-то происходило. Он генерировал хаос вокруг себя, иногда вычленяя из него забавные идеи, а иногда просто из любви к искусству. К примеру, периодически в его квартире спал грудной ребенок. Впервые Арсений застал эту картину, явившись в гости без особого повода, просто потому, что дома отключили одновременно и воду, и отопление, и не поверил своим глазам — в переносной люльке, среди розовых одеялок, с ухом мягкого зайца на лице, спал ребенок, едва ли полугодовалый. Антон тогда попросил его не шуметь, а на немой вопрос шепотом объяснил:       — Соседкина. У нас взаимовыгодное сотрудничество: она колет Тасе инсулин, когда я не ночую дома, а я иногда разгружаю ее с мелкой, чтобы она спокойно бегала по делам.       — Она оставляет на вас ребенка?       — Я вполне неплохой вариант, — почти обиделся Антон. — Умею оказывать первую помощь и готовлю идеальную смесь. А еще я придумал цеплять на нее пульсометр, потому что поначалу задолбался прислушиваться, дышит ли она. Что такое?       Арсению тогда пришлось постараться, чтобы не разбудить ребенка своим смехом. В этом был весь Шастун, который, по собственному признанию, любил веселый маразм. На взгляд Арсения, чужой спящий младенец являлся апогеем оного. Потом этот титул перешел сначала покрышке, которую Шастун притащил в квартиру и покрывал некими загадочными символами, используя тонкую кисточку и банку серебристой краски, потом топору… Правильнее было бы назвать это алебардой, но Шастун не слишком церемонился с видавшим виды, неизвестно откуда взявшимся оружием, которое было либо музейным экспонатом, либо очень качественной репликой.       — Просто посмотрите, какой охрененный топор. Надо придумать, зачем он нужен.       — То есть вы сначала купили топор…       — Не совсем купил, — туманно поправил Шастун, и Арсений не нашел слов.       Иногда могло показаться, что у Антона нет тормозов, но проявлялось это только в сфере генерации идей и поиска гипотетических возможностей для их реализации. Готовый результат всегда оказывался продуманным, лаконичным и соответствовал технике безопасности.       И Арсений, который еще пару недель назад был начеку, ожидая некой подставы с его стороны, расслабился. И тут же влип, правда, не с одним Шастуном, а со всей 635-с группой. Что-то у них не заладилось с преподшей по философии, результатом чего стал коллективный прогул одной из практик, а следом — докладная Валентины Ивановны и ее личный, очень запоминающийся визит на кафедру. Огреб Тихомиров, потом Арсений, потом Арсений от Тихомирова, правда в очень доброжелательной и понимающей манере. На разборе полетов с 635-с, который пришлось провести после всего шума, наведенного философиней, выяснилось, что версия студентов местами отличается от ее, а Шастун, что характерно, даже наедине не собирается делиться подробностями. Закончилось тем, что Арсений в роли кота Леопольда договаривался о дополнительной консультации для своей группы, чтобы те успели сдать работы и компенсировали свой проступок. При этом, помимо необходимости очаровать эту не слишком сговорчивую особу, чтобы она сменила гнев на милость, Арсению пришлось выслушать продолжительные возмущения студентов ее постоянными опозданиями и непрофессиональной манерой обращения с ними. А потом, чтобы его труды не пропали, пойти на консультацию вместе с ними и целый час сидеть за последней партой рядом с Шастуном.       — Вы благотворно на нее влияете, — резюмировал тот, когда они вышли из корпуса и двинулись в сторону главной проходной. — Заглядывайте почаще, что ли. Может, из-за ваших сверхспособностей у нее наладится личная жизнь, и она станет подобрее.       — Вы же не в младшей школе, чтобы я водил вас на пары за ручку.       — В младшей школе такое отношение переносилось как-то проще, как и невозможность толком ответить, — вздохнул Антон, неизвестно, всерьез или преувеличивая драматизм ситуации. — Но черт с ней. Я вас жду вечером?       С приближением сессии преподавательской работы стало больше, а Позов, напротив, нашел в себе силы ненадолго отрываться от своей возлюбленной и старался компенсировать свой загул, но Арсений все равно периодически бывал у Антона. Без особого повода, просто после того, как он признался, что среди разноцветных лампочек и любовно наведенного творческого беспорядка работается лучше, чем дома, Шастун несколько раз зазывал его к себе. Причем делал это настолько естественно, что Арсений не мог вспомнить повода, по которому он решил заехать. Наверное, именно так тому и удавалось убалтывать сторожей интересных локаций — наверняка те тоже не сознавали, в какой момент дали свое согласие на вторжение.       При этом Шастун не имел ничего общего с гиперактивными, преувеличенно позитивными, раздражающе настойчивыми ребятами, которым проще дать, что просят, чем отвязаться. Он оставался обстоятелен и флегматичен, даже предаваясь самым абсурдным занятиям, а абсолютно дурацкие идеи, озвученные его спокойным, чуть ироничным тоном, начинали казаться реальными и вполне забавными.       — Не важно, что это не совсем логично. В жизни вообще мало что строится согласно законам композиции. Главное ведь эмоции, правильно? И пусть он только попробует не испытать эмоции, когда будет угонять ту Волгу, а потом на блошином рынке договариваться с цыганами, — говорил он, готовя очередной сценарий для главы средних размеров фирмы из Москвы.       Как с упомянутыми цыганами предварительно будет договариваться сам Антон, Арсений решил не спрашивать, не готовый услышать ответ. Он вообще не вполне понимал, как этим двоим удается удаленно подготовить задания в другом городе, чтобы приехать туда всего за несколько часов до начала. Или полностью координировать сценарии из дома, пользуясь только помощью местных ребят из сообщества. Понятно, проверенных и надежных, но все же находящихся иногда на другом конце страны. Антон говорил, что с работой на локациях может справиться кто угодно, способный четко выполнять инструкции, но это все равно казалось труднореализуемой и стрессовой затеей. И все же лично они ездили только на те игры, которые проводились в радиусе пары сотен километров от Литцска. В остальных случаях обкладывались картами и снимками со спутника, активно общались с местными координаторами, подключали обаяние и организаторский талант и не выказывали никакой тревоги.       Во время подготовки накануне очередного заказа Арсений периодически прислушивался к их совещанию, параллельно воюя со своей диссертацией за вторым столом, который не так давно появился у Шастуна дома, и думал, что все же раскрыл тайну, мучившую его в самом начале: как этим двоим удается плодотворно работать, не превращая этот процесс в цирк, учитывая обоюдную тягу к зубоскальству. Практически вывел формулу: не больше двух ехидных реплик с человека, потом перепалка неизменно приобретала конструктивный формат. К тому же, Позов, не будучи поглощенным своими переживаниями, был довольно серьезным и целеустремленным, пожалуй, даже в большей степени, чем Антон, которого иногда заносило в творческом порыве.       Дима перестал паниковать относительно участия Арсения в их затее примерно на третий день после памятного Дня студента. Это не имело отношения к начатой им терапии, скорее было изначальным свойством психики, которая реагировала бурно, но адаптировалась быстро. К тому же, он явно осознал преимущества такого положения дел, когда Арсений взял на себя часть его работы, позволяя проводить несколько вечеров в неделю с Катей, а потому больше не упоминал связанные с появлением Яльмара пророчества и гипотетический пиздец, который наступит для них всех. Он даже практически не отреагировал на то, что Шастун переименовал контакт своего куратора на «муж». Точнее, отреагировал не так, как они оба ожидали: не причитаниями и обреченными вздохами, а появившейся привычкой стучать и интересоваться, все ли одеты, прежде чем зайти в помещение, где находились они с Антоном. Переиграл.       Это самую малость напрягало Арсения, потому что в его понимании балансировало на очень тонкой грани, за которой шутка становится некомфортной, но в конце концов упрямство сыграло свою роль, и вместо того, чтобы дать заднюю, он продолжил таскать подаренное Шастуном кольцо на брелоке от ключей и на вопросы Позова отвечать абсолютно невозмутимо.       К тому же, тот не слишком увлекался, больше сосредоточенный на работе, которой свалилось немало, а Антон вообще пропускал его замечания мимо ушей.       — Как ты объяснишь Кате свое отсутствие? — между делом поинтересовался тот, когда все было готово к завтрашнему сценарию — то есть уже поздним вечером.       — Свалил все на тебя, — отмахнулся Позов, безуспешно пытаясь рассортировать бумаги, под которыми был погребен ноут Шастуна. — Сказал, что тебе нужна помощь, но ты не хотел бы, чтобы я распространялся.       — Сойдет, — одобрил Антон, устало потер глаза и откинулся на стуле, принесенном с кухни.       Из-за обилия мебели выйти из комнаты, не прибегая к акробатическим упражнениям, было невозможно, но никто, в том числе Позов, не жаловался. Точнее, Арсений попытался возразить, когда Антон с неделю назад откуда-то припер еще один стол, чтобы одному из них не приходилось устраиваться на диване, но тот очень убедительно заверил его, что давно собирался это сделать. Очевидно, чтобы эвакуироваться на дополнительное рабочее место, когда основное уже не получится откопать из-под груды очень нужных и важных вещей вроде перепутанных проводов, разномастной канцелярии, банок акрила, мелких инструментов, чашек, стаканов и одного хрустального бокала, половинки кокоса со скрепками внутри, конвертов, кодовых замков, блокнотов, бутылок растворителя, мотков веревки, почему-то утюга, обрезков ткани, устройств неизвестного назначения с торчащими проводами, картонных втулок разного диаметра, пачек бумаги, пакетов с сухим гипсом, антикварными безделушками и масками из папье-маше.       — Я заеду за тобой к шести утра. — Шастун подавил зевок. — Выспись хоть немного.       Совет этот казался бы менее издевательским, если бы время не близилось к одиннадцати вечера, но Позов только кивнул.       — Договорился с ветом? — вспомнил тот, вставая из-за стола и потягиваясь.       — Завтра наберу, — Шастун закрыл крышку ноута, для чего пришлось основательно потеснить окружающий его хаос. — Арсений Сергеевич, вы ведь сможете подъехать? Если не в напряг. Я могу Катю попросить, но не факт, что Тася к ней выйдет. Да и вообще…       Отдельной эпопеей в жизни Антона была его кошка. То, что Арсений изначально принял за безобидный мурчащий комок, оказалось существом с кучей особых потребностей и характером инквизитора, так что то, что она ему благоволила, было почти поводом для гордости. В связи с чем завтра ему доверили встретить ветеринара, который в отсутствие и Антона, и его соседки должен был сделать кошке очередной укол инсулина.       — Я уже сказал, что приеду, — улыбнулся Арсений, глядя на студента поверх экрана своего ноута с открытой диссертацией.       — У них есть ее карта, доза там указана. Инсулин в холодильнике, шприцы на полке в кухне. Тася обычно прячется под кроватью или диваном, еще может на подоконнике, на шкафу… Если получится, приходите чуть заранее, чтобы она сама вышла к вам, и закройте двери в комнаты. Я договорюсь на вечер и передам ваш номер вету. Оплату за выезд переведу на счет клиники. Звоните мне в любое время, если будут вопросы. — Они синхронно кивнули Позову, который, уже надевая куртку, заглянул в комнату попрощаться. — Корм стоит на подоконнике, внутри мерная ложка, нужно насыпать две без горки, можно сразу, как уйдет вет, но не перед уколом. Больше ее кормить не надо, мы должны вернуться часам к пяти-шести утра, я потом сам насыплю, — он снова зевнул. — И человеческую еду ей нельзя, вообще нисколько. Если станет вялой — наберите меня. Я вам потом на всякий случай пропишу все это сообщением.       — Антон, — мягко проговорил Арсений, выключая ноут и тоже начиная собираться, — все будет в порядке. Я справлюсь.       Шастун, который раздумывал, чем еще дополнить и без того обстоятельный инструктаж, оборвал сам себя и улыбнулся.       — Разумеется.       — Давно это с ней?       Он опасно откинулся на стуле, подтянув к себе босую ногу.       — Я ее уже взял такой. В смысле, в приюте. Не знаю почему. — Шастун помолчал, наблюдая, как куратор сматывает зарядку от ноута и укладывает ее в карман сумки. — У нее это после травмы поджелудочной. Терапия теперь на всю жизнь, а ей всего года два. И я добровольно в это ввязался. Студентом, на съемной квартире, с туманными перспективами… — вопреки смыслу его слов, сожаления в голосе не было. — Это очень дисциплинирует, когда за кого-то отвечаешь.       — Вы как-то говорили об этом, — вспомнил Арсений.       — Когда вы решили, что мир вокруг сходит с ума, — подтвердил Антон. — Но это правда работает. Иногда такая дурость в голову лезет… А потом подумаешь, что никому не уперлось с ней возиться, и как-то сразу силы есть. — Он чуть сощурился, всматриваясь в лицо Арсения, застал на нем скорбное выражение и закатил глаза. — Это абсолютно точно не единственный мой смысл, не смотрите так. Просто… железный.       Арсений, не до конца понимая зачем, оставил сумку на диване и подошел к своему студенту, переступив через мягкую гофрированную трубу сантиметров двадцати диаметром, которая валялась на полу.       — Антон, — позвал он, и когда тот с недовольным видом отвел взгляд, качая головой, протянул руку и положил ее на вихрастую макушку.       Как ни странно, Шастун не стал возмущаться или гундеть активнее, как он поступал, когда тот же Позов чересчур донимал его своей тактильностью. Он чуть наклонил голову, будто кот, который не против почесываний за ухом, и добродушно проворчал.       — Да не принимайте вы так близко к сердцу все, что я болтаю. Я же с ума сойду, если еще и с вами придется фильтровать базар.       — Перестаньте уже беспокоиться о моем сердце, — фыркнул Арсений, задумчиво проведя кончиками пальцев по отросшим прядям. — И не заставляйте сходить с ума в попытке контролировать выражение своего лица.       Антон рассмеялся, коротко глянул на куратора снизу вверх, но тут же опустил голову, подставляясь под едва ощутимые почесывания. Выглядел он в этот момент точь-в-точь как Тася, когда та с независимым видом запрыгивала к Арсению на колени и спустя несколько секунд растекалась по ним пушистой лужицей. Подтвердив таким образом теорию о схожести хозяев и котов, он тихо хмыкнул, провел ладонью по непослушным кудрям, сжал чужое плечо и резюмировал:       — Ложитесь спать и не переживайте за Тасю. Я присмотрю.       — Я не переживаю, — вздохнул Шастун, нехотя поднимаясь на ноги. — Переживалка атрофировалась. Мы с Позовым идеальный дуэт в этом плане. Хотя он поспокойнее в последнее время стал, так что даже не знаю. — Он вышел из комнаты в коридор, порылся в одном из маленьких выдвижных ящиков обувной тумбы и звякнул запасными ключами. — Держите. — Передал он их Арсению, который, захватив сумку, последовал за ним. — Разберетесь. Главное… так, все. Разберетесь.       Застегивая пальто, Арсений с теплотой подумал, что врет он все. На месте переживалка. И работает как надо, если даже не чересчур.