Оле-Лукойе

Даже если при сортировке мы окажемся в разных пакетах, День за днем, эфир за эфиром нам будут сниться ракеты. ППВК — Ракеты снятся

      Отъезд Антона прошел совершенно буднично: пространные указания по обращению с кошкой и растениями, небольшая спортивная сумка, корешок железнодорожного билета, вложенный в паспорт в оранжевой обложке. Зрелище затянутой в яркий пластик книжицы заставило осознать забавный факт: Арсений до сих пор не знал, сколько лет исполнилось Антону несколько месяцев назад.       Стыдно признаться, как-то он даже пытался заполучить его личное дело, но не преуспел. Еще в прошлом году заглянул в деканат и попросил секретаря указать ему на ящик с картотекой, чтобы не отвлекать ее от телефонной беседы. Покопавшись в бумагах, обнаружил интригующую подробность: личное дело Шастуна в глубоком выдвижном ящике отсутствовало. И где-то в глубине души он не был удивлен. И даже подозревал, кто ответственен за похищение. С поступлением Антона явно имелась какая-то история, в которой основную роль сыграл их общий друг, он же ехидная задница, он же неврастеник на лечении, он же Циклоп, он же Дима Позов. Арсений тогда не сказал о своем открытии, потому что их общение еще не стало настолько доверительным, чтобы признание в шпионаже такого рода было гарантированно сочтено забавным. А теперь… что-то другое заставляло Арсения молчать.       Пару раз Антон упоминал, что ему больше лет, чем тот думает, и примерный порядок цифр был ясен, но не до конца. Арсений подумал, что сможет расспросить об этом, когда Антон решит поделиться интригой со своей женитьбой… или уже выпустится из вуза, и можно будет узнать, что они намутили с Позовым в год его поступления. Это, разумеется, если они к тому моменту не утратят связь, что было бы, вообще-то, наиболее благоразумным решением.       Антон уехал утренним поездом, пока Арсений был на парах. Отписался, что все в порядке, и затих, не желая отвлекать от работы. И осознание, что этого человека больше нет в одном с ним городе, разом сделало Литцск холодным, неприветливым и бессмысленным.       Он оставался таковым еще четыре дня, заполненных работой, изматывающими тренировками, плохим сном и длинными переписками. Антон, которому, казалось, было невыразимо скучно, говорил с ним обо всем на свете. Рассказывал о будущих проектах, о подтвержденном заказе от парня, который все же собрался сделать предложение своей девушке в конце квеста, скидывал фотки какой-то лохматой собаки и даже селфи с матерью и отчимом. На домашней, не самой качественной фотке Антон выглядел счастливым и почти юным, улыбчивая, коротко стриженная женщина сияла глазами, а добродушный седеющий дядька обнимал ее за плечи. Фотка выглядела очень… личной, и Арсений почувствовал себя неловко.       Они вообще не поднимали тему свадьбы, и он постепенно привык думать, что Антон просто приехал повидаться с родными. Так что, когда в пустой квартире, где он только что сделал укол инсулина Тасе, раздался звонок от Шастуна-старшего, а следом тот начал говорить что-то невразумительное про ЗАГС, Арсений не сразу понял, о чем идет речь.       — Прямо там, после росписи, — говорил усталый бесцветный голос. — Я подумал, нужно вам сообщить, если вы вдруг будете его искать.       Арсений медленно моргнул.       — Он ведь не самый здоровый парень после всего… — продолжал Андрей Батькович, который, очевидно, заимел привычку в любой стрессовой ситуации, связанной с сыном, звонить его куратору. — А тут еще перенервничал. Врачи сказали, дело не в наркотиках, он чист, это именно с сердцем беда. Не знаю даже, что хуже, — голос мужчины прервался, потом он взял себя в руки и продолжил: — В общем, я не думаю, что он скоро вернется на учебу. Когда врачи скажут что-нибудь внятное, я вам сообщу.       И он, не прощаясь, бросил трубку, видимо опасаясь, что голос его подведет. Но Арсений тоже едва ли смог бы ответить что-то вразумительное, слишком растерян был. Он разговаривал с Антоном этим утром, и тот был в полном порядке. Даже не упомянул, что регистрация должна пройти сегодня, и они, как обычно, трепались ни о чем. Общаться вот так оказалось довольно… безопасно. Арсения, который после того их разговора в преподавательской ощущал себя как кастрированный кот, завернутый в толстое одеяло — то есть не мог воспринимать этот мир и свои чувства во всей остроте, — не тянуло сделать или сказать нечто непозволительное. Точнее, тянуло меньше, чем могло бы, находись Антон в непосредственной близости. Теперь их общение стало напоминать диалоги, которые он в самом начале вел с Оле-Лукойе, за исключением того, что тот перестал интриговать и охотнее выдавал подробности своей жизни.       Впрочем, после звонка Шастуна-старшего мнение об этом, получается, следовало переменить? Арсений медленно положил телефон на кухонный стол, безуспешно пытаясь осмыслить услышанное. Бестолковый звонок не дал почти никакой информации, только поселил в душе тревогу, близкую к панике. Насколько все плохо? Где заканчиваются эмоции отца Антона, который оказался вовсе не таким холодным и бездушным, каким предстал вначале, и где начинаются реальные проблемы, которые нужно решать? Он сказал, что предупреждает на случай, если Арсений станет звонить Антону… Значит ли это, что тот без сознания? Нужно было снова связаться с Шастуном-старшим, но перед этим успокоиться.       Спустя несколько минут затея показала себя как безуспешная, и Арсений снова взял в руки телефон, но набрал не Антона или его отца, а Позова, с которым, возможно, тот был более откровенен. Дима взял трубку спустя пару гудков, весело брякнул что-то в своем духе и совершенно не ко времени, и потребовалось несколько раз повторить вопрос, чтобы тот переключился на серьезный лад. Зато, когда до него дошло, отреагировал он довольно неожиданно.       — Ой. Ой-ой. Плохо. Трындец как плохо, — мрачно, но без капли удивления бормотал он, судя по звукам на заднем плане спешно куда-то собираясь. — Очень плохо. Арсений Сергеевич, я очень вас прошу, не звоните никому, ладно? Просто… подождите буквально десять минут, я все выясню. Я думаю, Антон в порядке, но вы очень поможете, если не станете связываться с его папой.       Какого черта.       — Как же вы оба меня задолбали, — сухо и зло проговорил Арсений, снимая очки и бросая их на стол — все равно ясности зрения они сейчас не добавляли. — Со своими…       — Арсений Сергеевич, пожалуйста! — Позов, кажется, прекратил свои суматошные метания, по крайней мере, в трубке было слышно только его дыхание. — Мы дебилы и уроды, я согласен, и я виноват, но прямо сейчас мне нужно разобраться, что происходит. Десять минут, пожалуйста.       — Я жду, — после паузы бросил тот, убирая трубку от уха.       Последующие десять минут единственной доступной ему мыслью, горячей и беспомощной было «пусть он будет в порядке». Плевать на все, только бы… Он не мог строить предположений, о чем эти двое умалчивали, и что происходит, и что собирается выяснить Позов… Он просто хотел, чтобы с Антоном все было хорошо, и готов был отдать за это все, что имел. Готов был больше никогда не приближаться к нему или, наоборот, до конца жизни следовать тенью, оберегая. О деньгах, репутации или каких-то усилиях речи и вовсе не шло, что угодно, только бы… Только бы.       Он и не подозревал, что способен на такое отчаянное, изматывающее беспокойство.       Вместо обещанного звонка через десять минут Позов появился сам. Открыл дверь третьим существующим комплектом ключей и тут же наткнулся на прямой и мрачный взгляд коллеги, который встречал его в коридоре.       — Он скоро будет, — выдохнул Дима, проходя внутрь и обессиленно опуская руки. — Точнее, скорее всего, уже утром, ехать далеко. Но ближайшие билеты на автобус уже забронил.       — Какие билеты?! — негромко возмутился Арсений. — Мне сказали, что он… — тут телефон в его руках завибрировал, а на экране высветилась фамилия Антона.       Велев Позову закрыть за собой дверь, он ответил на звонок. Желудок судорожно сжался.       — Добрый вечер, — тихо и виновато поздоровался знакомый голос.       — Шастун, ради всего святого, что вы творите? Где вы есть? — приглушенно проговорил Арсений, сделав несколько нервных шагов в сторону кухни.       — В Воронеже.       — В… Воронеже? — повторил он, от растерянности утратив часть запала. — Что вы там делаете?       — Ездил в гости к маме, — Антон шумно вздохнул. — Слушайте, я знаю, что вам звонили и сказали, что я в больнице. Там такая история… Я хотел вам рассказать, но вы… То есть, вы ни при чем, просто не решился.       — Какая история? — переспросил Арсений. — Вы в порядке?       — Конечно в порядке.       — Но мне сказали…       — Случилась небольшая путаница, — нехотя признался Антон. — Вам говорили о другом человеке. Он действительно в больнице. Окси говорит, что-то с сердцем, но я не исключаю, что она его чем-то накачала и подкупила врачей. Она слишком спокойно со мной разговаривала.       — Окси — ваша мачеха? — перестав что-либо понимать, уточнил Арсений. — Антон, бога ради, объясните по-человечески, что происходит? Зачем ей кого-то накачивать?       — Чтобы помирить, — Шастун помедлил. — Я вам сейчас скину ссылку, посмотрите, пожалуйста. Не кладите трубку.       — Антон…       — Простите. Вы просили объяснить, я объясняю, просто это долгая история. Можете, конечно, узнать версию Поза, но лучше сначала мою. Увидели ссылку?       — Антон, только покажитесь мне на глаза, — устало проговорил Арсений, убирая телефон от уха, заходя в мессенджер и открывая ссылку на какой-то новостной ресурс.       Это была статья о художественной выставке в Москве, большая часть работ на которой принадлежала молодому художнику Антону Шастуну. Арсений пролистал страницу ниже и остановился на фото автора. Это был не Антон. Хрупкий тонкокостный парень в простой белой сорочке, открывавшей ключицы, на которые спадали локоны длинных темных волос, абсолютно точно не был Шастуном, но подпись свидетельствовала об обратном.       — Увидели? — осторожный голос в трубке заставил Арсения вздрогнуть. — История такая, — Антон помолчал, собираясь с мыслями. — Жил дядечка в Москве, имел бизнес и сына, художника и наркомана. Парень искал в веществах вдохновение для картин, и отец забил тревогу, как только поймал его с кокаином — вполне возможно, спас ему жизнь, а может, зря поссорился, — его тон был ровным, размеренным, будто он рассказывал сказку. — У них и так были непростые отношения из-за того, что парень не умел в бизнес, а хотел развиваться в творчестве. Разругались в пух и прах, сына закрыли в клинике, пролечили, промыли мозги, — Антон замолчал, и хотя пока что он пересказывал известные Арсению факты, тот не перебивал.        — И отцу промыли тоже, как ни странно, — продолжил Шастун. — Роковая женщина, без которой ничего бы не случилось. Она была девушкой того парня, занималась его картинами и сохранила с ним деловые отношения даже после того, как вышла замуж за его отца. Которому творческий и коммерческий успех сына был как кость в горле. Он считал, что нужно получить нормальное образование, как минимум, и уже потом маяться всякой хренью. Тогда у Окси возникла идея… — он снова затих.       — Антон, история вашей семьи, безусловно, занимательна и даже достойна экранизации, но…       — Прикол в том, что это не моя семья, — просто ответил тот. — Парень, о котором я рассказываю, точно не я. Вы же видели статью. Его зовут Антон Шастун, ему двадцать один год, он вполне талантливый художник, который сейчас находится в частной клинике в кругу семьи и под присмотром врачей. И возникает вопрос: кто тогда я?       Арсений медленно выдохнул.       — Мне интересно услышать историю до конца, но, если честно, главное, что под присмотром врачей находитесь не вы, — признался он, понимая, что позже будет корить себя за эту слабость.       — Как удивительно расставлены ваши приоритеты, — нервно хмыкнул голос в трубке.       — Только попадитесь мне, — повторил Арсений, и против воли насмешливая угроза прозвучала скорее как серьезное обещание расправы. — Продолжайте.       — Окси нашла меня через старую страницу ВКонтакте, — повиновался собеседник. — Она искала человека, который мог бы поступить за ее пасынка в универ, чтобы утихомирить супруга. А я был полным тезкой, старше всего на несколько лет и достаточно умным, чтобы тянуть программу. Изначально речь шла о заочке, то есть нужно было пару раз в год появиться на сессии, но потом Андрей уперся и стал настаивать на очном, а я согласился. На самом деле у меня уже есть вышка. Получил диплом как раз перед аварией. Потом долго лечился, а когда вышел из больницы — несколько месяцев пролежал пластом в засранной квартире, потому что сил жить не было. Потом… — он замялся. — Не важно, что я пытался сделать, но ничего хорошего. И когда от Окси поступило предложение, согласился не из авантюризма, а потому что… либо это, либо все. — На этот раз молчание в трубке повисло почти на минуту. — Я был единственным из тридцати человек, кто согласился попробовать. И вот, собственно, эта афера длится уже второй год. Теперь вы знаете. Я бы рассказал раньше, но Позов очень много сил потратил, заметая следы. Андрей Владимирович ведь мне учебу оплачивает, плюс кафедре помог, и вообще, если это вскроется, будет скандал. Тоха этого не то чтобы боится, ему скорее интересно, как долго мы сможем не проколоться, а Окси верит, что ей удастся добиться мира в семье. Возможно, и правда получится. Не знаю, я туда не лезу. И если бы он вам не позвонил, я бы тоже рассказал, но позже. Простите, что заставил нервничать.       Арсений молчал. «Значит, все-таки Владимирович», — отстраненно подумал он, еще несколько месяцев назад забывший отчество отца Антона. Точнее, не отца. В смысле, отца, но не этого Антона. Осознав, что с минуты на минуту у него взорвется мозг, он отложил осмысление этой дебильной интриги и сосредоточился на главном.       — Я рад, что вы в порядке, — сдержанно проговорил он, надеясь звучать именно так, как полагается преподавателю и хорошему другу, который обнаружил факт подобной путаницы.       Спустя несколько секунд он подумал, что вообще-то ему скорее полагалось оценить нахальство и удачливость всех вовлеченных в заговор, но такого он сейчас точно не смог бы изобразить. Вообще-то победой было то, что ему удалось избежать причитаний, лихорадочного шепота и словосочетания «мальчик мой хороший», которое так и просилось на язык. Арсений выдохнул и заставил себя собраться, подозревая, что пропустил ответную реплику. Но тишина в трубке была не выжидающей, а скорее… виноватой.       — Все в порядке, Антон. Просто Андрей звонил в такой панике, что я решил, будто все плохо.       Шастун еще немного помолчал. На фоне был различим шум машин.       — Я постараюсь добиться от Окси подробностей. Пытался набрать Тоху, но он вне зоны, походу, разрядилась трубка.       Было неясно, эти планы были продиктованы переживаниями за своего доппельгангера или являлись попыткой успокоить Арсения. Как будто душевных сил у того и в самом деле могло хватить на тревогу более чем об одном человеке. Одном конкретном.       — Позов сказал, вы сорвались домой, — усилием воли подавив нервную дрожь, в которой проявлялся откат после стресса, проговорил Арсений. — Зачем? Если тот парень сейчас в больнице, то, чтобы поддержать вашу легенду, лучше не показываться здесь. В ЛАИ так точно.       — Что? — растерянно переспросил Антон, как будто подобное вовсе не приходило ему в голову. — А, ну да. Я просто…       У Арсения появилось одно нехорошее подозрение.       — Что вам наговорил Позов? — прямо спросил он; ответное молчание было весьма красноречивым, и он почувствовал, как теплеют уши. — Делите все на десять.       — Сказал, что вы в бешенстве, и завещал передать его останки Кате. А потом поехал к вам.       От возмущения Арсений не нашел что сказать.       — Не думайте, он не совсем отбитый, просто очень не хочет скандала, — добавил Антон.       Становилось совсем непонятно.       — Почему вы решили, что я стану разоблачать вашу… операцию? — спросил Арсений, осознавая, что Антон сорвался вовсе не затем, чтобы лично продемонстрировать, что в порядке, оказаться в объятиях, горячность и продолжительность которых извинит экстремальная ситуация…       Он просто собирался решать проблемы, которые мог устроить Арсений, на месте. С другой стороны, это и к лучшему, что его бурную реакцию они приняли за праведное возмущение, а не за панический страх потерять идиота, в которого он безответно влюблен. И все равно, какие же эти двое придурки!       Навалившаяся вдруг усталость сделала эту мысль немного раздраженной и почти безразличной, хотя в других обстоятельствах он бы посмеялся над ситуацией вместе с Антоном.       Который снова молчал, не то растерянно, не то пристыженно. Арсений поднялся со своего места у кухонного стола.       — Я покормил кошку, укол тоже сделал, — негромко сообщил он, выходя в коридор и не наблюдая Позова в зоне видимости. — Поеду домой, много работы. Хорошей дороги, — и, дождавшись утвердительного мычания, он сбросил звонок.       Позов не вышел с ним попрощаться, хотя ботинки, под которыми образовалась лужа талого снега, выдавали его присутствие где-то в глубине квартиры. Не то действительно опасался попадаться на глаза, не то просто паясничал. Арсений захлопнул за собой дверь.       Медленно спустился вниз по ступенькам — девять штук в каждом из шести пролетов и еще один, короткий, чтобы выйти на улицу из подъезда. Морозный ветер дернул в стороны полы пальто, забрался под тонкий свитер, но Арсений не сделал попытки застегнуться. Он был измучен и зол — к сожалению, на себя, а не на Антона. Возможно, злость на объект своих воздыханий немного помогла бы… но увы, он был готов простить ему что угодно, а не только безобидный заговор.       Все еще не чувствуя холода, он добрался до машины и устроился внутри, исключительно из тех соображений, что Позов вполне мог наблюдать за ним из окна и был бы крайне озадачен его поведением. Прогревая мотор, старался собрать воедино события сегодняшнего вечера и проанализировать впечатление, которое мог произвести. Он ведь не сделал ничего… странного?