моя ума турман

       В баре играет типично «американская» музыка – то, что Хокка отнес бы к классическому пониманию альтернативы – совсем не танцевальные треки вроде Bohnes, Three Days Grace, X Ambassadors с перебивами на Grandson и в таком духе. Это прекрасно синхронизировалось с тем, что сейчас бурлило в нём самом, и ни на децибел не собиралось приглушать уже такой полюбившийся внутренний мотив, отбивающий переходный ритм с «плохо» на «похуй» – лишь больше подпитывало.        Тут темно – горят лишь вывески у стены за барной стойкой и редкие прожекторы, направленные на сцену, – и людно. Настолько, что становится душно, и ему бы выйти покурить для приличия, развеяться, но настроения нет даже думать. Голова кружится? И пусть. Перед глазами плывёт, зато очень хочется смеяться.        Йоэль задумчиво болтает оставшуюся в пинте слабую пену: пиво уже успело нагреться и оставляло на языке лишь неприятную солодовую горечь. Допивать не вариант, равно как и просить бармена заменить или принести что-нибудь другое – повезёт, если денег хватит на такси до дома и прожить до конца месяца на лапше быстрого приготовления, сэндвичах и коле без сахара. Хокка уже давненько не проверял баланс на карте, но что-то внутри подсказывало ему, что ничего обнадеживающего он там и не увидит.        Его толкают прямо в локоть. Теперь хмель разливается где угодно – на поверхности столешницы, деревянном полу, джинсах и руках блондина, – но только не в стеклянном бокале. «Да еб твою мать», – мелькает в поддатом сознании Йоэля, и он оборачивается, чтобы посмотреть в наглые глаза того расторопного умника, который лишил его последнего удовольствия сидеть в этой дыре.        Им оказывается какой-то мальчишка, по виду немногим младше самого Хокка.        Такой светлый, несмотря на чернильно-тёмные спутанные пряди, несколько неуклюжий – явно нечастый гость всяких кабаков и клубов, – чуть-чуть потерянный, однако наигранно уверенно рухнувший на соседний стул, за бар, как и сам Йоэль. И глаза у него вовсе не наглые. Светло-голубые. И грустные.        – Впервые в баре? – сочувствующе спрашивает Хокка, но вместо добродушной улыбки ловит на себе полный немого возмущения взгляд.        Неловкое молчание разбивается о кашель над ухом. Бармен, старательно натиравший стаканы где-то там, в стороне, сейчас стоял прямо перед ними.        – Виски с колой, – на одном дыхании выпалил незнакомец. – Будьте добры, пожалуйста.        – Можешь на «ты», – под писк кнопок на терминале незаурядно произнёс парень по ту сторону стойки. – Лимон добавить?        – Да, добавь. Пожалуйста.        Йоэль оценивающе, с нескрываемой усмешкой перевёл взгляд с мальчишки на бармена. Тот, в свою очередь, сделал то же самое и адресовал Хокка неоднозначное «хм».        Со стороны сцены раздался оглушительный писк, сопровождающийся скрежетом аппаратуры – местная банда сегодня давала концерт, что-то в духе раннего поп-панка. Трое ребят – не особо популярных, – но их энтузиазма хватило бы на весь район, а то и больше.        Посетители поморщились.        – Я, наверное, не с того начал, – блондин не оставлял попытки завести разговор. – Времена тяжелые сейчас, да?        – В каком-то смысле, – согласился парень. – Могло бы быть и лучше.        – Как тебя зовут?        Вновь это молчание. Йоэль искренне не понимал, то ли он спрашивает что-то не то, то ли у его собеседника лимит слов в день ограничен – так или иначе, блондин довольно быстро оказался у той грани, когда лучше забить и не лезть с расспросами, пускай и безобидными.        – Ладно, если не хочешь, можешь не…        – Алекси. Меня зовут Алекси, – вновь на выдохе за раз выдал он.        – Меня Йоэль, – одобрительно кивает Хокка. – Кто же тебя так обидел, Алекси?        – Да он… – мальчишка шмыгнул носом и тяжело задышал в попытках успокоиться. – Никто не обидел, день не задался.        – На тебя даже смотреть грустно, честно говоря.        Раздался тяжелый стук о барную стойку. Теперь здесь стояли два стакана с толстым дном – специально для виски с колой. Один был ещё и с лимоном.        Йоэль опасливо потянулся к напитку, который находился ближе, и покосился на бармена.        – За счёт заведения, – будто бы подтвердил тот, не отрываясь от натирки бокалов.        Раздался звонкий смех блондина: наконец-то ему окупились все те разы, когда он по пьяни оставлял работникам этой забегаловки на чай.        – Ты здесь частый гость, как я понимаю? – поспешил сменить тему Алекси.        – Стабильный, скорее, – пожал плечами Хокка, чувствуя, как жарко небольшой глоток коктейля начал разливаться по венам. – Раз в две недели-то точно загляну, иногда даже почаще.        – Здорово.        Местные панки, возившиеся у сцены минут с пять, быстро проговорили что-то неразборчивое в микрофон – то название группы, либо же просто приветствие, кто его разберёт – никто, равно как и слова исполняемой сейчас песни, которые перебиваются весьма своеобразными мотивами. Что-то среднее между скрипом наждачки по стеклу и шумом бензопилы.        Алекси недовольно щурится, да так, что редкие морщины проступают над переносицей и краснеет лоб – и под первобытные звуки чистого панковского энтузиазма осушает стакан до дна. Только долька лимона одиноко прилипла к стеклянному бортику. Лицо парня в мгновение загорается – особенно явно румянец проступает на носу и щеках. «А че недовольный-то такой?» – думает Хокка.        – Хотя музыка у вас, конечно, та ещё хуйня, – прокашливается Алекси.        Йоэль искренне смеётся.        – А что не хуйня, например?        – Дабстеп тот же.        – Ну ты сравнил, – блондин задумчиво глядел в свой стакан, болтая его в руке на уровне глаз. – Здесь же вся прелесть в живом звуке.        – Где ты тут «прелесть» нашёл? – язвит Алекси после того, как фронтмен прерывается на десяток секунд перевести дыхание. Изможденные выдохи в микрофон раздаются на весь зал.        – Ну не конкретно тут, но, по крайней мере, в самой идее. За дабстепом тебе в клуб.        – Тогда что-то типа Hollywood Undead. Или девочки The 5.6.7.8’s хотя бы, – собеседник Хокка выглядел весьма задумчиво: видимо, помутневший разум заблокировал воспоминания о всех когда-либо прослушанных треках.        – Душевно, но, боюсь, наши ребятки такое не потянут, – хмыкнул Йоэль.        Алекси смеётся в ответ, и, кажется, расслабляется впервые не то что за вечер – за очень долгое время. Он хочет откинуться чуть-чуть назад, но вовремя вспоминает, что барные стулья не предусматривают спинок, и лишь разминается, поворачивая корпус то влево, то вправо. Йоэль улыбается и чувствует себя если не победителем, то кем-то очень близким к этому – разговорить мальчишку было той ещё задачей.        – Справедливости ради, пока эти парни не вышли на сцену, звук тут был вполне себе.        – Видимо, надо будет заглянуть как-нибудь в другой раз, – улыбается Алекси и в конце концов поднимает взгляд на Хокка. Смотрит прямо в глаза.        Улыбка угасает, стоит смартфону на стойке завибрировать: новому знакомому пришло уведомление, которое, судя по реакции, совсем ничего хорошего не содержало.        Алекси открывает мессенджер, пробегается наискось по цифровым строчкам сообщения и шепчет злобное «да блять». Набирает что-то, рычит про себя и тут же стирает, и так по несколько раз – Йоэль молчит, выжидая.        Телефон оказывается агрессивно запихнутым в карман джинсов, а неизвестный для Хокка человек по ту сторону экрана так и остаётся без ответа.        – Что, сложности в отношениях? – блондин по бегающему взгляду собеседника и по немому вопросу в глазах угадал метания разбивающегося сердца. К собственному сожалению, этот взгляд он знал слишком хорошо.        – Да если бы «сложности», – Алекси берёт пустой стакан и только в тот момент вспоминает, что стакан, собственно-то, пустой, и тогда начинает грызть пропитанный виски и колой лимон прямо с цедрой. – Мне кажется, что он меня не любит. Нет, блять, я уверен, что он меня не любит.        – Да и пошёл нахуй тогда, – Хокка протянул младшему остатки в своём стакане. – Не любит – не люби в ответ.        Его взгляд падает на пододвинутый стакан – Алекси мешкается не столько из-за того, что его угощают, сколько из-за простоты сказанных Йоэлем слов.

«Просто… Не люби?»

       – Что?        – Забей, говорю. Не любит – значит, не твой человек. Мудак просто.        – Ты понимаешь, что говоришь?        – Понимаю. Прекрасно понимаю, что ты встречаешься с дебилом, – Хокка смотрит в глаза в ответ; выдерживает паузу. – Я-то тебя любил, отвечаю, любил бы.        Алекси вновь заливается в смехе, но не так, как раньше – грустно-иронично – теперь уже чужой стакан вмиг пустеет, как и прежний, и Йоэль понимает, что ему не поверили. Он смеется в ответ и отворачивается буквально на мгновение, чтобы позвать бармена и повторить этот опостылевший виски.        Поворачивается – соседнее место уже опустело, и высокий барный стул лишь немного прокручивается. Хокка кажется, что он слышит, как скрипит ножка.        Мальчишка пропадает из поля зрения насовсем.        Йоэль продолжает смеяться. Он поднимается, понимая, что голова закружилась сильнее некуда из-за полного отсутствия свежего воздуха, отзывает только-только отвлёкшегося от своих дел бармена и нащупывает в кармане помятую пачку сигарет. Стоит, уже очень давно стоит проветриться.        По пути Хокка заворачивает к сцене: там стоит уже в стёклышко пьяный фронтмен, готовый вот-вот выдать свой последний хит. Блондин подзывает его к себе, тот не замечает – и тогда он одним широким шагом забирается прямо на сцену.        – Дружище, сможешь оформить 5.6.7.8’s?