8th Grade.

Он ненавидел себя абсолютно за всё. Валяясь в грязном свитере на полу своей комнаты, Фрэнк перебирал в своей голове осколки боли и унижений. Его мысли терялись одна за другой, ведь взамен появлялись более унизительные и отвратительные. Айеро не понимал, почему это всё свалилось на него, на него, мать твою! Сколько бы он не терпел глупые насмешки и пролетающий в его адрес свист, проходя по школьному коридору, было неистово больно и мерзко. Мерзко от самого себя. Глаза наполнились слезами и стремились в пол, а руки сжимали лямку рюкзака сильнее. Фрэнк неистово кричал «отъебитесь!», когда его снова зажимали в туалете и хорошенько отпинывали, но он был бы не он, если бы ему это не нравилось. Кровь стекала по его щеке на уроке литературы, пока он сидел на последней парте и закрывался всем, чем угодно, чтобы в него не кинули пакет молока с обеда или кожуру от фрукта, которая неприятно липла к коже и оставляла ужасный запах после. Никто не пытался ввязаться в драку или неблагоприятный диалог, ведь если пинают не тебя — тебе очень повезло, впрочем, всем тихоням везло подозрительно хорошо и никто не беспокоился за себя, если намечалась драка, ведь они не забитый Айеро, до которого почему-то есть дело абсолютно каждому. Он случайно стал псевдо-участником разбирательств давно знакомой компании парней, которые что-то не поделили. Одного из них вмазали в стену и начали прессовать, а тот, злостно оглянувшись, огрызнулся на испуганного Фрэнка, крикнув: «Придурок, сделай хоть что-нибудь!» Интересно, было ли ему дело до Фрэнка, когда бедняге прижимали горло и тычели головой в унитаз, сливая на голову все пищевые гнилые отходы с заднего двора? Отвратительно знать, что тебя ненавидят за то, что ты чувствуешь. Быть неправильно понятым в глазах родных было чем-то обыденным и настолько привычным, что в этом даже больше не хотелось разбираться. Бабушка постоянно злилась на Фрэнка за его неконтролируемую агрессию по отношению к ней, но сама не давала надежду на что-то хорошее. Он часто бил её и крал деньги, за что получал в ответ, ведь они итак жили вдвоем в однокомнатной квартире, где Фрэнк еле-еле отвоевал единственную комнату, оставив бабушку спать на кухне на ужасно скрипучей раскладушке. Айеро всегда приходил поздно и не думал о том, волнуются ли за него, как за единственного любимого внука. Впрочем, он никогда не был таким. Фрэнк был в полном отчаяние и не понимал, как и куда двигаться дальше. Что ему принесет ещё один ужасный день? Уж точно ничего хорошего. В школе он будет шарахаться от плохих ребят, а дома снова впадет в неконтролируемое состояние апатии и ненависти. По его школе ходила достаточно популярная бинго-анкета «hate yourself», состоящая из ста коротких признаков, например «я часто плачу ночью», «я корю себя за агрессию на близких». Бедные девочки притворно плакали и хвастались друг другу своими результатами, а Фрэнк легко отмечал все сто, тихо завидуя «нормальным» людям. Как только Фрэнку становилось хуже он кидался успокоительными и много курил, из-за чего потом получал вдвое больше. Иронично, не так ли, что у его бабушки аллергия на никотин и она никак не может переносить запах сигарет? Врываясь к нему в комнату, она проклинала его и бросалась на него с любым предметом, а Фрэнк снова был пойман и забит, например, деревянной разделочной доской. Фрэнк начинал кричать и материться, отбиваясь ногами, ведь проблемы никогда не решались словами. Однажды он случайно выбил ногой сгнивший из-за почти полного отсутствия гигиены старый зубной протез бабушки, который, вылетев изо рта, упал на кровать Фрэнка, оставил за собой след из слюны и мелких кусочков оставшейся еды. Его почти сразу стошнило прямо на постельное бельё, которые было выкинуто в тот же день. Надо ли говорить, что такие ситуации иногда повторялись? Самым страшным ночным кошмаром было то, если бабушка напивалась и начинала громить всю квартиру, иногда выкидывая вещи из окна. Однако Фрэнку после этого приходилось убираться во всём доме, пока та ловила отходняк, ведь находится в ещё большем свинарнике не хотелось. После этого всегда оставались куски каких-то вещей, будь это ножка стула или комфорта от плиты, которые Айеро чинил самостоятельно, так как денег на новое просто не было. Жизнь не казалась слишком ужасной, Фрэнку удавалось находить спокойствие на улице и в старом офисе его матери, который остался нетронутым и никому не нужным после её смерти — он сбегал туда, если ситуация полностью выходила из под контроля. Там был раскладывающийся диван, пару столов, еле работающий компьютер, который парень спустя какое-то время перетащил к себе, и небольшой туалет. Жить там не хотелось, но как место для досуга вполне подходило. Фрэнку не хотелось думать о том, что будет дальше и как ему быть. Сейчас только конец осени, через месяц каникулы, а ему всего лишь четырнадцать. Заработавший немало психических проблем, он продолжал быть уверенным, что с ним всё в норме, закрывая глаза на всё, что ему не нравилось. Отличная идея справляться с тем, что не доставляет тебе удовольствия или раздражает. Его мать твердила в детстве, что у него определенно есть стержень и непоколебимый характер, от которого, видимо, сейчас ничего не осталось. Было ли тяжело думать над тем, какого разочаровывать себя каждый день? Если честно, то это уже стало привычкой. А потом он узнал о том, что можно причинять себе вред физически. О да, после этого, казалось, станет намного легче. Впервые взяв лезвие в руки, Фрэнк медленно провел один раз, поморщившись от боли. И где же то самое освобождение, а котором все так грезили в пабликах? Чушь. Вырезав что-то непонятное на правой руке, Фрэнк бросил это, ведь ничего не происходило. Вечером на него накричала бабушка за порезы и замахнулась полотенцем, но через несколько секунд отдернула руку, заплакав. Айеро никогда не видел, как она плачет из-за сожаления, как сейчас, однако её сентиментальности никак не изменили его отношение. Больше об увечьях его никто не спрашивал. Пару дней ему было непривычно легко находится дома, ведь бабушка после той ситуации как будто стала мягче. Улыбалась чаще, сама давала немного денег на карманные расходы, перестала бить и злиться. Айеро не верил ей и был слишком осторожным, за обедом глядя в её глаза, наполненные только теплом и заботой. Неужели это конец? Конечно же, в хорошем смысле. Больше не будет побоев и драк, разгрома на кухне и противного запаха из-за завалов мусора на кухне? А потом, поздней ночью, она влетела в его дом с двумя мужиками и бутылкой спиртного в руках, угрожая убить его первым, что попадется в руку. Тогда он всю ночь не могу заснуть, ворочался от страха и безудержно рыдал, боясь, что они выломают его дверь. Страшно было оглядываться назад и думать, проснётся ли он завтра или хотя бы останется живым. Утром, распинывая тех мужиков у своей двери, Фрэнк громко кричал на бабушку и снова плакал, быстро собирая свои вещи и убегая из дома. Было ужасно больно и на душе скребло так, как никогда раньше. Следующие два дня он провёл в том офисе. Денег почти хватало на химозную лапшу за тридцать центов, которую Фрэнк грыз в невозможности заварить её из-за отсутствия кипятка и хоть какой-то бытовой техники. Вернувшись домой, Фрэнк застал бабушку за приготовлением ужина. — Ого, опять помои, — саркастически возразил Айеро, кидая сумку в прихожей. Есть хотелось жутко. — проваливай к соседке, я хочу поесть один. — Ну как же, Фрэнк.. — её голос был не похож на обычны. Кажется, у неё опять какой-то сбой в психике. — прости меня за всё! Я такая глупая, — Фрэнку не были нужны откровения, прожигающие в его сердце ещё бóльшую дыру. Он хлебнул ложку супа. — Да ты не глупая, ты безмозглая тварь! Тебе плевать, что твоего внука не было два дня дома из-за твоих алкашей?! — слёзы снова наворачивались, а к горлу подкатил ком. — Ненавижу тебя, сдохни уже!! — встав из-за стола, он кинул в неё мокрую ложку, уходя в комнату. Снова забвение и неясность. Глупо отрицать, что ты никому не нужен и тобой все пользуются. Даже собственная бабка не прилагает никаких усилий для улучшения их жизни. А Фрэнк, а что Фрэнк? Один удар, второй, третий, четвертый.. И вот его рука немеет от боли, а на стене остаётся еле заметный красный след. Захлебываясь в слезах, он сползает по стене и кривится от боли, но забывается в сигарете и пыл немного стихает. Фрэнк не верил, что его уход так повлиял на бабушку. Не хотелось страдать ещё и из-за вреда другому, который относиться к тебе со всей душой. Фрэнку хотелось забыться хотя бы в чем-то. Быть непохожим на себя, чтобы его внешность не была похожа на ту, которая терпит все эти страдания. Разгуливая однажды по улице, его глаза прилипли к магазину косметики. Вот оно.. Фрэнк не знал, как правильно ей пользоваться, но спустил последние карманные деньги на карандаш для глаз, пудру и кисточку для неё. Придя домой, Фрэнк не мог поверить, насколько сильно ему нравится его новый образ: он был белый, как смерть, а глаза густо подведены темным. Айеро трогал лицо и не верил, что это он. Правда он. Такие банальные продукты никак не могли изменить отношение к себе, думал Фрэнк, но всё пошло совершенно по другому. — Ты стал похож на чучело огородное, честное слово! — твердила бабушка, пока мыла посуду и рассуждала на этот счёт. — Ну к чему тебе этот макияж? Ты хочешь, чтобы тебя били на улице? От меня же мало, правильно. Фрэнк промолчал. Она снова задевает за больное или думает, что его тело усыпано синяками только от её руки? До ужаса отвратительно. Но после этого жизнь почему-то не стала сказкой. Всё шло своим чередом, как было раньше, проблемы не решались, а только накапливались ещё больше. Мысли настолько забились грязью и мерзостью, что хотелось сдохнуть уже самому. Ничего не приходило в голову, а лишь самоуничтожение и желание сделать себе хуже. А потом Фрэнк снова взял в руки лезвие после драки с бабушкой и, не задумываясь, резал себя резко и глубоко. Вот оно?? Запястье ужасно жгло и становилось слишком чувствительным, а из головы как будто мигом вылетали все переживания и страшные образы. Это ли не то, чего хотел Фрэнк? Однозначно оно. Он стал злиться на все вокруг ещё сильнее, чем прежде. Каждый день кричал, как ненавидит всех и сам же бросался с кулаками на ребят в школе. Ему надоело терпеть издевательства и заложником своих же чувств. И во вторник перед математикой, когда его снова зажали в конце коридора, наедине остались только обидчик, Фрэнк и его безупречная кастета. А вечером бедолагу увезли в травму с рассечением лица, переломом пары ребер и повреждением внутренних органов. Как же так получилось? Пожалуй, лучше будет утаить это. Теперь Фрэнк стал невидимкой. Его абсолютно никто не замечал, включая учителей или простых прохожих. Если в школе на него косо смотрели и тыкали пальцем, то на улице все как можно скорее стремились пройти мимо него, избежав и зрительного контакта, и случайного прикосновения. Идя по улице, казалось, что все так и кричат о том поступке тебе в лицо, норовив испортить и без того ужасное настроение. Нельзя же быть таким идиотом и побить парня до больницы, так ведь? Бедный, бедный мальчик.. А если после этого этого Фрэнк расскажет абсолютно обо всём, что с ним делали? А это уже никому не интересно. После зимних каникул и полного одиночества Фрэнк вернулся в школу. Идя по коридору, забитым людьми, сквозь них проглядывал самый-самый яркий из всех тех, кого только видел Айеро. И нет, это сейчас не про яркую одежду. Между всеми серыми и размытыми пятнами виднелось белое и четкое, освещая путь перед собой. И перед Фрэнком тоже. Он назвал его солнечным мальчиком, даже несмотря на то, что его одежда была полностью темной так же, как и цвет волос. Первая и самая искренняя (наверное, случайная) улыбка Джерарда запомнилась Фрэнку очень надолго. Странное чувство надежды загорелось где-то под грудами тяжести и переживаний, как сухое сено в жаркую погоду. А Джерард в ответ разглядел среди светлых и надоедливо-одинаковых пятен темное и совершенно не похожее на остальных пятно, Фрэнка.